«Фильм Стенли Крамера «Принцип домино» внешне непритязателен. Его главные герои немолоды. В активное действие картины вовлечен какой-нибудь десяток персонажей. Но в том-то, наверное, и состоит искусство большого мастера, что вроде бы частная история Роя Такера перерастает в нечто глобально типическое для общества «равных возможностей», для страны, по словам самого постановщика, обладающей 200-летней конституцией, подкрепленной «якобы действующими законами».
Многозначительное «якобы» крупного художника не голословно. Он с ужасающей точностью, шаг за шагом, с большим числом достоверных деталей талантливо воспроизводит атмосферу, в которой рождаются и действуют служители и жертвы пресловутого принципа домино.
Судьба Роя Такера во многом перекликается с жизненными вехами Джеймса Эрла Рэя, приговоренного к девяноста девяти годам тюремного заключения за убийство Мартина Лютера Кинга. Джеймс Эрл Рэй, отсидевший в тюрьме уже изрядное число лет, в последнее время настойчиво утверждает, что он непричастен к этому злодеянию.
Роман Адама Кеннеди, положенный автором в основу сценария фильма «Принцип домино», также обращается и к документальным материалам различных расследований убийства президента США — однофамильца писателя.
Обилие политических аналогий позволило вполне определенной части американской журналистики упрекнуть Крамера в некоем старомодном (?!) следовании фактам.
Однако обратимся к самому добротному, увлекательному кинопроизведению. Вопреки новомодным изыскам в области либо демонологии, либо эротики фильм «Принцип домино» средствами художественного кино вдумчиво исследует серьезные проблемы В сферу их действия вместе с миллионами других американцев оказывается вовлеченным и Рой Такер.
Джин Хекман рисует его отнюдь не идиллическим героем. Рой Такер, по собственному признанию, старая тюремная птаха, и ему не впервой щеголять в синей робе обитателей Сан-Квентина. Только вот на этот раз с его лица не сходит тревога, смутное ожидание беды. Рой знает, что нынешний многолетний срок в печально знаменитой тюрьме отсиживает он за убийство, которое не совершал. Такер подспудно ощущает, что на сей раз сила, лишившая его свободы, сколь безжалостна, столь и могуча. В этом убеждают Роя детали безупречно сфабрикованного дела, собственные наблюдения за ходом следствия, непривычно мягкое обращение тюремного начальства. Его словно готовят к чему-то. Но к чему?
Вскоре неторопливые беседы с несколькими подтянутыми господами подтвердят кое-какие из его подозрений. Требуется «вьетнамский опыт» Роя, его снайперское искусство. Но до последней минуты, уже после хорошо организованного побега из Сан-Квентина, Такеру отказываются сообщить, почему на его счет положены двести тысяч долларов.
Такер—сильная личность. Он не хочет быть слепым орудием, «парой рук», закупленных на корню безвестными владельцами. Впрочем, не такими уж безвестными...
О них с ужасом говорит знаменитый адвокат Шнейбл, испуганно озираясь по сторонам. Рой встретился с ним в вагоне электрички, не вняв мягким, но настойчивым предостережениям своих новых могущественных хозяев.
— Убей они сейчас вас или меня прямо здесь, в этом вагоне, никаких арестов не последует. И в газетах ни слова не напечатают! Рой! С подлостью и грязью я, как адвокат, сталкиваюсь все время. Именно так это обычно и происходит. Поэтому подчинитесь и помалкивайте. Тогда, может быть, но только, может быть, вы спасетесь.
Есть, правда, и другой выход. Он проще: пустить себе пулю в лоб. Такие «оптимистические» советы дает своему бывшему подзащитному служитель якобы действующих законов.
А несколько часов спустя Такер получит телефонограмму. В ней — настойчивая просьба послушать ближайший выпуск теленовостей. Бесстрастный голос диктора сообщит о гибели Шнейбла в собственном гараже от руки неизвестного убийцы.
Все теснее сжимается смертельное кольцо вокруг Такера, Его путь попросту усеян трупами. Убит шофер грузовика, на котором вместе с сокамерником Оскаром Стивентой совершил он «побег» из Сан-Квентина. Падает под градом пуль и сам Оскар. Он не нужен людям, вызволившим Такера из тюрьмы.
Рой видит, что и во время главной акции, ради которой ему вручили армейский карабин и посадили в военный вертолет, они подлы и жестоки не только к посторонним, но и друг к другу. Паучья логика заставляет заговорщиков бросить в пылающем вертолете пилота — соучастника очередного «преступления века». Взрываются автомашины не с простыми исполнителями, а с командирами и плановиками крупного политического убийства. Впрочем, на языке владельцев Такера это не паучья логика, а «принцип домино». Уходят из жизни те, кто слишком много знал.
Но и каждый из них мог только догадываться, что его роль в соответствии с пресловутым «принципом» дважды, а то и трижды дублировали какие-то неизвестные люди—винтики разветвленной, бездушной и тщательно отлаженной машины насилия. Ее существование, увы, не художественный вымысел. Она живет и действует, подавляя элементарные человеческие права сограждан Стенли Крамера.
— Мы объект манипулирования, программирования, промывания мозгов. Мы чувствуем себя бессильными, неспособными справиться с тем. что с нами происходит,—утверждает прогрессивный художник, рассказывая нам с экрана, казалось бы. частную историю Роя Такера.
Художественные обобщения помогли создать авторам новой американской ленты собирательные образы большой взрывной силы, подняться до весьма тревожных реалистических обобщений» (Андреев Ф. Жертвы принципа домино // Советский экран. 1979. 14: 14).