...в роду у него было намешано слишком много всего, порой до жуткого много – прежде всего, в его жилах текла кровь скрипок, вернее, одной-единственной скрипки, на которой когда-то женился его прадед по какой-то там линии. И ладно бы только это – но его прадедом по другой линии был шахматный офицер, устроивший удачный брак с человеческой женщиной, когда шахматные фигуры были не в почете.
Я знал о странной родословной своего друга, но даже я удивился, когда увидел на стене в гостиной его особняка огромный семейный портрет – его бабушка в свадебном платье и напольные часы в костюме жениха. Мне стало не по себе, мне еще не доводилось общаться с людьми, в жилах которых текла часовая кровь.
Впрочем, это было еще не все. Среди его предков я видел старинный рыцарский доспех, а однажды мой друг в изрядном подпитии поведал мне о нешуточном скандале, когда его дедушка по отцовской линии обвенчался с какой-то сонатой – при том, что браки с сонатами были строжайше запрещены. Это было тем более странно, что ничего не мешало обвенчаться с симфонией или с сюитой – но почему-то именно сонаты были не в чести.
Я никогда не спрашивал у своего друга, были ли у него в роду летучие мыши или что-то в этом роде – хотя его перепончатые крылья приводили меня в некоторое замешательство. И мне окончательно захотелось порвать с приятелем, когда он однажды (разумеется, в изрядном подпитии) поведал мне старинную легенду о ком-то из его далеких предков, кто тайно обвенчался с луной...
Надо ли говорить, что от моего друга ожидали чего-то по-настоящему особенного – того, что перевернет науку и искусство с ног на голову. Я так и ждал, что он сложит из нот какую-нибудь немыслимую шахматную комбинацию или придумает игру, где на клетчатой доске будут сражаться ноты, складываясь в причудливые полутона. Я ждал от него не менее безумных игр со временем – что ему стоило расставить на шахматной доске часы и минуты, секунды и ничтожные мгновения, - идущие по часовой стрелке и напротив, идущие вспять, и посмотреть, какое время победит, - я также ждал от него сонаты, сложенной из секунд, как из нот, я ждал, что он откроет какие-то тончайшие колебания времени, подобные колебанию звуков, сложит из веков и тысячелетий нотный стан.
Им восхищались – и в то же время сторонились, его приглашали на ужин в богатые дома – и в то же время никогда не просили остаться на вист, дружбой с ним гордились – и в то же время когда он заинтересовался дочерью одного из именитых горожан, ему тут же отказали от дома.
Мне было бы не так обидно, если бы мой приятель не создал ровным счетом ничего – такое разочарование казалось... закономерным, что ли, ожидаемым – но все получилось еще более досадно. Он создал что-то действительно немыслимое – но настолько немыслимое, что лунная соната, сотворенная из настоящего лунного грунта, разрозненная во времени, ведущая сложнейшее сражение с самой собой – слишком опередила свое время и не получила признания современников. Мы ждали каких-нибудь пятитысячных веков, где соната, сотканная из луны, получит величайшее признание, - но пятитысячные века так и не наступили, потому что мой приятель использовал для своей сонаты как раз пятитысячный век...