В преддверии католической пасхи, которая в этом году отмечается 9 апреля, на неделю раньше православной, газета «Эль Паис» поместила статью профессора кафедры истории древнего мира Национального университета дистанционного обучения Фернандо Бермехо Рубио, в которой тот разбирает фигуры двух людей, казненных одновременно с Христом на Голгофе.
По прочтении статьи у меня сложилось впечатление, что ее автор атеист. Тем не менее, я уверен, что данная публикация не оскорбит чувства верующих. В своих публикациях я всегда стараюсь следить за тем, чтобы у меня самого ненароком не проскользнуло что-нибудь этакое обидное. Не только из-за существующего закона, смысл которого (как и многих других выданных на гора за последние годы) я не понимаю. Среди моих родных и друзей достаточно верующих, и некоторые из них читают мой канал. Если честно, обычно я свои мысли и суждения на этот счет даже не предаю публичной огласке. Всё из-за того, что не ощущаю действительных границ того, о чем и как можно разговаривать на эти темы с близкими мне людьми. Поэтому предпочитаю об этом не говорить. Хорошо, что и они не навязывают мне своего – грех, который чаще всего совершают неофиты.
Как отмечает автор статьи, Страстная неделя может обрести свой смысл также и для атеистов, если воздать должное всем жертвам римских властителей, включая людей, распятых вместе с Христом, а не одному Иисусу, подвергнутому два тысячелетия назад лютой казни.
Кто же эти двое, пострадавшие вместе с Иисусом от римлян, возглавляемых в Иудее префектом Понтием Пилатом? Ведь, действительно, у канонических евангелистов присутствует упоминание о двух несчастных, лишившихся жизни в коллективной казни, произошедшей на Голгофе.
Нет никаких причин предполагать, что до того, как попасть на место казни, они не были подвергнуты столь же жестокому обращению, как и Иисус. Тем не менее, их воспринимают как второстепенные, сопровождающие фигуры, как вульгарных «разбойников» в картине агонии Сына Божьего. И плюс к этому в религиозной традиции, возвышающей любовь к ближнему как одну из своих высших ценностей, не отводится должного места памяти о их страданиях.
Судьба эти распятых по сути никого не интересует. Никого кроме некоторых дотошных историков, которые не устают задаваться вопросом, кем же они были. Но разве возможно разузнать что-либо о людях, в отношении которых тексты столь скупы на сведения? Поиск показался бы бессмысленным, если бы зачастую истина не крылась в деталях. Марк, предположительно старший из евангелистов, называет их lestai. Матфей повторяет это же существительное, которое, вопреки сложившемуся представлению, не означает «разбойники». Этот термин применялся в значении «бандиты» или «головорезы». Но именно его использовал в разных книгах еврейский историк Иосиф Флавий и писавшие на греческом римские авторы, с презрением отзываясь о повстанцах, противившихся имперскому господству. Кроме того, согласно имеющимся источникам, в подчиненной Риму Палестине казнь через распятие на кресте применялась почти исключительно к политическим повстанцам и к их приверженцам. Это позволяет прийти к заключению, что распятые вместе с Иисусом не были простыми «разбойниками», а были патриотами, повстанцами, борцами за свободу своего народа.
В таком свете картина Голгофы перестает казаться абсурдной (почему два простых вора и безвредный проповедник оказались распятыми и почему вместе?), приобретая свое полное значение. Вспомним надпись «Царь Иудейский» на кресте Иисуса. То, что такое величание не было простой язвительной издевкой, доказывается немалым числом евангельских эпизодов, в которых герой предъявляет права на царствование. Надо иметь в виду, что подобные расчеты в Римской империи однозначно воспринимались как государственное преступление, поскольку подразумевали под собой призыв к мятежу и к независимости. Тогда становится понятной связь, которая должна была существовать между всеми тремя распятыми, а также причина, по которой Пилат приказал казнить их одним и тем же способом и в одном и том же месте. Все они в той или иной мере показали себя врагами Рима.
Вышеизложенное является всего одним из многочисленных признаков, которые не позже чем с XVI века привели ученых с совершенно разными идеологическими установками к заключению, что Иисус должен был иметь связь с каким-то видом антиримского сопротивления. К таковым относятся стереотипы его поведения и его отношение к неевреям (которых он в некоем случае называет «собаками»), его выбор двенадцати учеников как символ всех двенадцати племен и его мечты о возрождении могущества еврейского народа, его обещание этим двенадцати, что они будут управлять Израилем, признаки глубокой вражды между Иисусом и стоявшим за римлян Иродом Анипой, его претензия быть мессианским царем, (правдоподобное) обвинение в отказе платить империи дань, приказ ученикам приобрести мечи и присутствие этого оружия в их руках… - все это лишь часть изобилующих в текстах деталей, представленных в новозаветных документах. Все они заставляют прийти к представлению, сильно отличающемуся от облика того кроткого существа, которого теологи и их сторонники стремились внедрить в сознание.
В отличие от взгляда обожателя, который изолирует и выделяет объект своего поклонения, провозглашая его уникальным и несравненным вплоть до признания за ним статуса загадочности, взгляд историка совершенно противоположен этому. Он возвращает персонаж внутрь его контекста, связывает его с другими лицами – в силу элементарной истины, что ни одно человеческое существо не живет изолированно – и применяет к нему скальпель анализа и аналогий, вновь делая его понятным. Именно такой подход был применен по отношению к Иисусу/Иешуа, казненному в Палестине во времена римского ига в I веке нашей эры.
ДО НАСТУПЛЕНИЯ 2030 ГОДА ОСТАЕТСЯ 2464 ДНЯ (ПОЧЕМУ Я ВЕДУ ЭТОТ ОТСЧЕТ, СМ. В "ЧЕГО НАМ НЕ ХВАТАЛО ДЛЯ РЫВКА")