В этом случае государственное финансирование обеспечивает развитие научных направлений, связанных с естествознанием: теоретическими и экспериментальными исследованиями основ мироздания, строения материи, изучения Космоса, развития Земли, возникновения и развития жизни, медицины и экологии, развития государства и общества, обороны страны. Сюда я добавил бы и развитие технического прогресса, информатики, машиностроения и энергетики, а также создания глобальных информационных и транспортных систем как основы для перехода цивилизации на новый уровень развития.
Государство финансирует также объявленные правительством «неподъемные проекты», к которым, на мой взгляд, прежде всего нужно отнести опережающие технологии, то есть проекты, которые обеспечивают разрешение одного или нескольких цивилизационных кризисов (см. Часть 2). Частная составляющая выступает здесь в виде интеллектуальной собственности указанных технологий и, учитывая потенциальный объем выпускаемой на ее основе промышленной продукции, существенно превосходит начальные государственные вложения. Однако государство, осуществляя такое венчурное (рисковое) финансирование без материального обеспечения его второй стороной, имеет право на получение по крайней мере половины будущей прибыли. Такая, принципиально новая форма финансирования наиболее подходит для развития научно-технологических направлений, связанных с экологически чистыми авиационно-космическими системами, скоростным наземным транспортом, альтернативной энергетикой, автомобилестроением, производством продовольствия и питьевой воды, другими проектами, имеющими глобальный и антикризисный характер.
Наконец, частное финансирование на коммерческой основе осуществляют приватизированные предприятия для проведения исследований, связанных с производством и улучшением конкретных промышленных изделий, технологий и материалов. Кроме того, частное финансирование может осуществляться посредством грантов специализированными частными фондами для проведения гуманитарных, социологических, экономических и других исследований, не требующих проведения экспериментальных работ со сложным и дорогостоящим оборудованием.
Особенность отечественной науки, выросшей на полной дотации государства в том, что, несмотря на все недостатки, она обладает большой научной базой, которая должна быть сохранена. Сохранена даже не столько физически, сколько под контролем государства. Это возможно, если последнее будет и дальше финансировать прикладные институты, однако не полностью, как всегда, а только административный «костяк» и ученые должности «генераторов идей», то есть ведущих ученых в данной области науки, плюс минимальное число технических специалистов и необходимую для их размещения площадь. Вся остальная научная деятельность прикладного института по его профилю должна проводиться на коммерческой основе путем обеспечения финансирования соответствующими частными лицами, организациями и предприятиями.
Такой порядок начального финансирования прикладных институтов, сохраняя жесткую государственную вертикаль управления, вместе с тем обеспечивает хорошую предпосылку для гибкой организации научной работы на частной основе. С этой целью институт формирует по конкурсу из оставшихся научных работников специализированные бригады, лаборатории, отделения, комплексы или иные необходимыми по роду проводимых работ подразделения, которые, выполняя по заказу частного сектора вполне конкретную научную работу по разработке новой технологии, оплачивают из предоставленных им средств амортизацию институтского оборудования, аренду помещений, специалистов и технический персонал, , дополнительную оплату постоянных работников, а также прибыль института, которая идет на финансирование его собственных научных работ и перспективное
Таким образом, конечным продуктом деятельности научных подразделений прикладного института являются вполне конкретные новые технологии, разработанные в определенное договором время. К их созданию по мере необходимости могут привлекаться другие подразделения или другие институты, вплоть до фундаментальной науки. Целесообразно, чтобы эта новые технологии подтверждались опытными образцами (механизмами, приборами, установками и пр.), доказывающими их работоспособность, и эффективность. Поскольку формирование научных подразделений производится на конкурсной основе, возможно создание двух или нескольких параллельно работающих структур, в том числе и приглашённых «со стороны» с последующей конкурсной оценкой полученных результатов. Частное финансирование этих специализированных научных комплексов может осуществляться различными путями, что и рассматривается ниже.
3. Как прикладывать прикладную?
В самом начале нового века состоялось интервью научного обозревателя «Независимой газеты» А. Ваганова с бывшим тогда министром науки и технологий РФ, академиком М. Кирпичниковым. («НГ», 08.02.2000). Интервью имело знаменательный заголовок «Сейчас мы создаем технологическую культуру» и было, как легко доказывается, одним из тех положительных результатов моих выступлений, о которых я говорил выше:
«Впервые в 1999 году в отношении науки были полностью исполнены бюджетные обязательства. ... Оплата труда в научной сфере ... впервые за все годы реформ превысила среднюю зарплату в целом по отраслям экономики в стране. Конечно, гордиться здесь особенно нечем. ... Скорее нужно говорить не о высокой зарплате ученых, а о низкой зарплате других категорий работников, прежде всего в бюджетной сфере».
Перед нами - наглядный образчик чиновного подхода к оплате творческого труда. Я уже говорил, что в Миннауки ученые, “как и все трудящиеся нашей страны”, втиснуты в тарифную сетку на уровне “бюджетной сферы”, то есть государственных служащих, в частности, тех же чиновников. Прилагательное “творческий” подразумевает более высокую отдачу для общества, чем просто “бюджетный”, не так ли? Однако, если даже ученый “наработал” на миллион или миллиард, он все равно не “поклюет” больше, чем насыплет ему Миннауки в его тарифную клетку.
Пример из личной практики. Работая “перспективщиком” в Аэрофлоте, я, изучая “работу авиационной техники в реальных условиях эксплуатации”, залетел аж за Полярный круг. Здесь при помощи тяжелых вертолетов тянули по вечной мерзлоте нитку газопровода Мессояха - Норильск. Не утомляя техническими деталями, скажу, что анализируя в полете работу вертолета-крана, я нашел, что его весовую отдачу можно увеличить на 10-12%. Груз, поднимаемый вертолетом, составляет примерно 20% его взлетного веса, то есть, появлялась возможность практически вдвое повысить грузоподъемность вертолета-крана. Стоимость же его летного часа такова, что отлилась в аэрофлотскую шутку: “Если трактор один час повозить на вертолете, его цена удваивается”. В общем, найденные возможности обеспечивали дополнительную прибыль для отрасли в несколько миллионов рублей в год. С благословения начальства, я составил докладную записку в министерство, втайне подсчитывая, что даже 10% премиальных автору - это по минимуму полмиллиона. Министерство оценило мой тяжелый северный труд и нестандартную мозговую работу в 3 тысячи рублей на все отделение перспектив. Поскольку большую часть штатного расписания занимали девицы-экономисты, далекие от любой авиационной техники, а также списываемые сюда “на отстой” бывшие министерские чиновники, из оставшейся суммы, поделенной на всех “технарей” поровну, я получил 38 советских рублей, на которых, если их определенным образом сложить, можно было прочесть, что этот “го...венный казначейский билет обеспечивается всем достоянием государства”.
Спрашивается, напрягал ли я в дальнейшем свои мозговые извилины для получения таких “говенных” сумм? А между тем, поскольку в любой технике есть «узкие места», аналогичным образом государству можно было дать если не “золотые горы”, то приличные «горушки», обеспечив попутно творчески работающим «прикладникам» достойную жизнь. Я же тогда решил, что за казенные гроши достаточно, “как все”, пописывать и перекладывать со стола на стол служебные бумажки, чем стоять на скользком от размазанной глины вертолетном полу, стуча зубами от пронизывающего холода, вибрации и страха разверзшейся под ногами бездны ничем не огражденного люка, под которым далеко внизу зловеще “играет” на гудящем от напряжения тросе многотонная трубная плеть. Просто стоять и размышлять - “ничего не делая”, - как исправить явную несуразицу, которую только и может заметить вооруженный многознанием специалист.
Но ведь и сейчас абсолютно ничего не изменилось. Откуда же взяться прорывным технологиям, наукоемкой продукции и прочим заманчивым вещам, облекаемым бывшим начальником Миннауки в словесную белиберду, если на уме у него только одно - как бы не превысить среднюю “зарплату других категорий работников “бюджетной сферы”. Несмотря на то, что (из того же интервью с академиком М. Кирпичниковым) “за эти полгода сделано очень много по формированию венчурного (рискового) инвестирования. ... До недавнего времени даже понятия такого - венчурное инвестирование - в стране не было. … У нас просто не было нормативной базы для организации венчурных фондов. Представленные документы предусматривают не только льготы для таких фондов, но, самое главное, государственное участие в формировании системы венчурных фондов. … Механизм венчурного инвестирования построен на одном простом принципе: инвестор не только вкладывает деньги, но и участвует в управлении тем проектом или предприятием, которое он финансирует. … Система венчурного финансирования за последние несколько лет просто преобразила, например, экономику Финляндии. … Там рисковое финансирование очень развито. Страна переживает благодаря этому экономический бум (все подчеркнуто мной, И.К.)”.
Все очень здорово, но бюрократ (хоть и академик) не был бы бюрократом, чтобы не кинуть в такую «сладкую жизнь» свою ложку дегтя: «Я не питаю подобных иллюзий относительно России», - сказал в завершение он. И действительно: за прошедшие четыре года на «технологическом фронте» без перемен. Тем не менее, я считаю, что принципиальное заявление премьер-министра М. Фрадкова о возможности финансирования государством «неподъемных проектов» путем создания государственно-частных предприятий, если в приведенной выдержке из интервью заменить эфемерное частное финансирование на твердое государственное – прямое продолжение этой политики.
Могу сказать больше. Поскольку, видимо, это наиболее правильный и разумный “ход вещей”, такая идея возникла в России гораздо раньше даже “финского технологического бума”. Я говорю о предложенной в 80-е годы Ю.В. Андроповым логически безукоризненной триединной формуле “Научно-технический прогресс, ускорение, перестройка”, столь неудачно озвученной М. Горбачевым, которая, тем не менее стала основой всех последующих демократических преобразований в России.
Я могу говорить об этом совершенно определенно, поскольку был непосредственным участником, так сказать, “подпольной” поддержки первой - и основной! - части этой формулы.
В 80-х годах, когда я уже был отторгнут официальной наукой и зарабатывал на жизнь ремонтом машин и частным извозом, а Ю.В. Андропов стал генеральным секретарем КПСС, один из его “бойцов невидимого фронта” предложил мне съездить в недалекий от Москвы город на “машиностроительный завод” для получения более достойной работы. Дальше я снова процитирую себя из еще неизданной книги “Россия – вертикальный взлет”.
“Машиностроительный завод” - это гигантский комбинат, производящий оборудование для атомных станций. Самые маленькие изделия, которые я успел заметить - цельнотянутые кислородные баллоны. Нашелся и “технолог” - маленький, неприметный, серый - его не видно, но он знает все. “Человек без лица”. Из таких получаются хорошие парикмахеры, фотографы, официанты... и разведчики. Когда насмотришься фильмов “про шпионов”, точно знаешь - этот из “органов” …
- У нас тут такая работа, - показал он на ряд черных полых шаров, размером с легковой автомобиль и стенками, толщиной в добрую ладонь. Из них с трех сторон торчали полые же “рукава”. - Изделие называется “задвижка”. Мы их здесь штампуем на этих прессах, - повернулся он к девятиэтажным громадам, вершины которых терялись в сизых сумерках цеха космических размеров. - Пресса на 8 и 13 тысяч тонн, английские, недавно купили. Под ними камера, в которой с раскаленной болванки должна сбиваться окалина. Водой под давлением 200 атмосфер. Только как всегда у нас, камера не работает, заготовки делаем с припуском, потом механически обдираем. В общем, технология не отработана, как надавим, пресс-форма расползается по швам. А пресс-форма, сами знаете, дело тонкое, миллионы стоит. У нас весь инструментальный цех только на эти пресса и работает. - А в чем проблема с технологией? - Знаете, как обычно: пресса в Англии купили, а технологии они не дали. Ноу хау, - говорят. – Так разработайте её. – Что Вы, увидите сами наш технический отдел – один ветеран с орденами, да девочка с мальчиком для перекладывания бумажек. - Тогда докупите и её. - Что Вы, это раз в двадцать дороже прессов стоит. На это “железо” едва валюты наскребли. Потом знаете, как, сейчас эти задвижки делаем, через полгода другое. Они же для разработки своих пресс-форм чертежи изделия требуют. А у нас изделия сплошь секретные. – Что от меня требуется? - Можете разработать пресс-форму, чтобы мы нашу инструменталку не мучили? - А сколько это будет стоить? – прорезался мой гаражный опыт. - Нам сказали: один процент. - Один процент от чего? - От стоимости программы. - А программа сколько стоит? - Нам сказали: 180 миллионов. Долларов. - Один процент - это почти два миллиона. - Да. - Как я их получу? - Нам сказали: в банке. Мы заключим с вами договор, откроете личный счет. Нам так сказали. – А Вы понимаете, что Вы говорите? Вы - государственное предприятие, хотите заключить договор со мной, частным лицом? - Нам так сказали... (На дворе был 1982 год).
В соседнем цехе нашлась еще одна “работа”: котел - метра три в диаметре и с десяток в длину. “В него входят трубы-двухдюймовки, всего 800 штук, - разъяснил “технолог”. - Для них нужно сверлить отверстия, строго по чертежу. Сейчас мы как делаем? Сначала размечаем мелом - по диаметру и в длину. Затем, как обычно, керним. Потом засверливаем по керновке. Дальше рабочий влезает наверх и станком - вон тем, с длинным “хоботом”, за несколько проходов рассверливает до нужного диаметра. Проблема в том, что те, кто работают наверху, должны работать “по струнке” - шаг влево, шаг вправо - нога срывается и трудяга хлопается на вот этот железный пол. Ну, а у нас непрерывное производство, работают ночью - вообще без всякого контроля. Выпивают, конечно, а наутро - несчастный случай на производстве, опять вызывай прокурора. У нас уже троих через Дворец культуры так проводили. - Что от меня требуется? - Нужно построить технологию так, чтобы можно было сверлить сразу, без разметки. И лучше сбоку. - Купите станок с ЧПУ (числовым программным управлением), - наивно посоветовал я, - и сверлите с точностью до микрона. - Этого как раз нам не нужно. Вон он такой, неразобранный, пылится в углу. Миллион отдали, а без толку: образование у рабочих знаете какое? Нам нужно по-старшински, как вот этот английский “хобот” - с девятьсот шестнадцатого здесь пашет.