Ученым присуще стремление к истине, желание утвердить познанное, как совершенно объективное знание, хотя хорошо известно, что такового не бывает. Это стремление вполне понятно, когда исследуются закономерности физической, химической, биологической природы. Мы познаем мир, все лучше постигая независимые от нас законы. И стараемся по возможности подтвердить достигнутое доказательствами, экспериментами, практикой. Но одно дело, когда изучаются закономерности внешнего мира. Мы как бы со стороны пытаемся разобраться во взаимосвязях, существующих в нем, и намереваемся представить явления в как можно более объективном свете. Такое стремление полезно и плодотворно.
Однако совершенно иное дело, когда тот же подход распространяется на процесс, сущность которого заключена в самом взаимодействии человека и внешнего мира, или, обобщенно, субъекта и объекта. Неустранимое желание объективации этих явлений часто приводит к попыткам онтологизировать соответствующие понятия. А такой подход изначально обусловливает ошибочность представления, поскольку исключает одну из сторон взаимодействия – субъекта. Таким было, в частности, понятие «отражение». Еще более тесно привязанной к объективному миру оказалась «информация».
Два прямо противоположных подхода к изучению информации вывели ее из отношения субъект-объект и представили только лишь как объект. В одном случае исследованию подвергался процесс передачи информации, который осуществлялся физическим путем, посредством разнообразных электрических колебаний, осложненных обычными помехами, искажениями и т.п., что навевало мысль о столь же объектной природе информации. Во втором, напротив, философское абстрагирование и неуемное воображение придали информации онтологический характер. В крайней форме информация представлялась объективно существующей вне субъектов (людей) и независимо от них. Будто она сама определенным образом действует на объекты (окружающие тела) и отражается в их структуре.
Отмечу также несколько забавное различение отражения, как философского понятия, и информации, как общенаучного. Существуют философы, которые возводят себя в ранг элиты, а свои доктрины полагают будто бы обладающими наднаучной значимостью.
Информация как объектная сторона отражения.
Обратимся к ранее рассмотренному понятию «отражение». В отражении осуществляется единство внешнего, объектного, и внутреннего, субъектного. Именно объектную сторону отражения я предпочитаю определять как информация.
Близким по содержанию является «концепция информации как стороны отражения, допускающая передачу и объективирование (в частности, передача информации в ЭВМ в виде нулей и единиц)» (19, с.23). «На наш взгляд, информация выступает как некоторый инвариант отражения, именно то, что может объективироваться при трансформации и передаче преобразований отражения» (19, с.20). Определенность, но и ограничение, вводится признаком объективирования и передачи. Внесенное ограничение отстраняет суть информации как постигнутой объективности, обеспечившей развитие и приспособление самого субъекта к внешней среде, независимо от возможности последующего объективирования и передачи. Одно лишь указание на объектную сторону отражения в моем варианте выделяет ее значимость для возвышения качества субъекта, не обусловливая информацию возвратной материализацией отраженного. В таком представлении не ущемляется понятие информации, как содержания, полученного от внешнего мира в процессе приспособления к нему, что отмечено и у Норберта Винера.
Рассмотрим теперь информацию, учитывая, что проявление всех форм отражения осуществляются в процессе воспроизводства истории своего возникновения. У организмов активируются системы, подсистемы, происходит выработанная форма взаимодействия с объектом, повторяется восхождение интегративных процессов от первичных элементарных актов рецепции до конечной высшей формы. Ощущения, восприятия объекта возможны только в результате действия с внешними телами, или с их следами, по закрепленному в организме паттерну. Исходя из этого, можно утверждать, что активация информации так или иначе связана с субъектом.
Передача информации от одних субъектов другим, как и деятельность последних благодаря воспринятой информации, корректирует отражение, и все более четко выделяет его объектную сторону. Происходит дифференциация отражения, в результате чего информация все более освобождается и от ошибочных случайностей и от влияния субъектности.
Этот момент так или иначе сказывается почти во всех определениях информации, не учитывая, конечно, необузданное «философствование», когда абсолютизация выводит ее на онтологический объект. Даже в определениях, где идет количественная оценка в, казалось бы, «объективном» процессе физической передачи информации, с необходимостью должно быть выделено множество событий, относительно которого вычисляется вероятность передаваемых сигналов. Конечно, наибольшая нагрузка субъективности приходится на передаваемое сообщение, которое кем-то, как-то воспринято. Но, даже ограничившись самой организацией передачи, можно отметить, что здесь субъективность довлеет прежде всего над базовым конечным множеством событий. Оно принимается таковым искусственно в системе общения субъектов, представляя собой удобную форму первичного объективирования отражения для последующего восхождения интеграций исходных элементов. К примеру, ими могут быть буквы алфавита, известного для передающих и принимающих, или иные типы признанных в общении исходных кодов.
В частности, шенноновская информация приобретает количественную оценку, базируясь на ограниченном резервуаре сигналов. Этот момент повторяется почти во всех формализациях информации. Расчеты идут относительно некоторого множества событий. Благодаря как-то избранной исходной конечности множества сигналов становится возможным расчет уменьшения неопределенности у получателя информации. Обратной стороной такой объективации становится потеря смысла информации.
Передача знания и прием «известного».
Процесс формирования согласованных отображений одних акций в другие, то, что в искусственной сфере называют кодированием, имеет собственную историю. Две основные предпосылки материализации отраженного: своеобразная мотивация общения и выделение характерных признаков отраженного, лежат в основе последующего все более абстрактного отображения представлений и формирования специфических актов передачи отображений. Базовая физическая основа этого лежит в электромагнитных взаимодействиях. К ним сводится любая форма воспроизводства отраженного, будь то звуковые колебания, ритуальные танцы, создание рисунков и т.п. Возможное разнообразие элементарных актов, в частности, частот и амплитуд звука, неисчислимо. Их дифференциация и при этом фиксация определенной дискретной формы, поставленной в соответствие той или иной части поведенческой интеграции в представлении, происходила в течение тысячелетий. В каждом коммуникативном объединении он мог получить своеобразное (субъективное) исходное множество сигналов – звуков, букв, слов и т.п. Они-то и составляют первичное разнообразие элементов при передаче информации.
Процесс формирования системы сигналов, отображающих постигнутую форму деятельности с объектами, осуществлялся в процессе соответственных действий внутри общества, при котором выделялись общезначимые сигналы. Синкретическая форма представления, где звуковые выражения сочетаются с жестикуляцией и мимикой, при многообразном применении обобщается, абстрагируется и принимает более удобную форму словесной передачи мысли. В той же последовательности фразы, первоначально описывающие всю хронологию действий, определяющих конкретное событие, отстраняются от деталей индивидуального поведения, выделяя основные действия. (В языке эве предложение «Я приношу моему отцу суп, а потом хлеб» в буквальном переводе выглядит примерно так: «Я беру суп — беру, иду, прихожу — отец мой — перед лицом — даю ему — прихожу, беру хлеб — беру, иду, рядом суп — отец мой — перед лицом — даю ему».) (13, с. 108). Позже возникают обобщенные, родовые понятия, вместо обозначений конкретных видов и действий.
Генерализация и дифференциация, обобщение и абстрагирование затрагивает и индивидуальное отражение, и общественное, формируя соответственные типы внутрисистемных связей. Если в индивиде действует взаимосвязанная система нервной передачи, то общественная система формирует собственные средства организации отражения. Близкая к конкретным рисункам пиктографическая форма письма, сменяется на все более условные (абстрагированные) линии, лишь отдаленно напоминающие исходное обозначение, что впоследствии сводится к иконическо - иероглифическим знакам. Ограничение базового разнообразия находит оптимальное решение при дифференциации звуковых комплексов на отдельные фонемы и переходу к алфавитной письменности. Финикийский алфавит (650 г. днэ) содержал 22 буквы, обозначавшие согласные звуки.
Процесс дифференциации, абстрагирования и усиления объектной стороны отражения осуществляется в обществе. Множество индивидов, воспринимая и передавая отраженное, ослабляют субъектную сторону познания, создавая тем самым и иллюзию онтологической информации. Сама же общественная коммуникативная сеть минимизирует основные элементы передачи – приема сообщений. Индивид должен разложить на установленные элементы свое представление, иначе говоря, должен интегративную форму отражения преобразовать в согласованный с ее структурой последовательный ряд общепринятых форм сигналов элементарных действий. Осуществится ли обратное восхождение этого разложения в такую же, как оригинал, интеграцию или нет зависит не только от передающего и от потока электрических колебаний, как бы он не был очищен от шума, но и от принимающей стороны. И дело тут не только в технической возможности надежной передачи разнообразия, кодирования и декодирования на этом уровне сообщений, а более всего в осуществлении интегративных процессов, возводящих распределенное разнообразие до того уровня отражения, который был ранее образован у автора. Вся формальная мощь изучения информации Шенноном была направлена на оценку ее передачи и приема, оставаясь в плоскости первичных однотипных элементов некоторого множества разнообразий. При этом отстранялся основной процесс познания и узнавания, который заключается в развитии, в переходе от элементарных актов взаимодействий к их интеграции в отражении.
Проблема здесь не только в форме соответствия разложенных в ряд элементов разнообразия структуре целого, но и будет ли осуществлен обратный процесс у воспринимающего. В обоих процессах не обойтись без «смысла» информации.
«Смысл» информации.
Разнообразие, поставленное в основу информации, создало проблемы, которые невозможно было решить без обращения к субъекту. Пришлось «отметить, что разнообразие множества не является его внутренним свойством: бывает, что для точного определения разнообразия нужно указать наблюдателя и его способность различения» (25, с.178). В определении множества разнообразий следовало задействовать трех субъектов: передающего, с учетом его способности и намерения использовать определенное множество; принимающего, с учетом его возможности различения, восприятия множества; но и того субъекта, который задает элементы и максимальную величину этого множества. Субъектом, определяющим множество, не может быть исследователь информации - ему самому приходится разбираться (отражать) в тех событиях, которые возможны (разнообразие) в данном обществе в данных условиях. Таким субъектом может предстать общественная система, внутри которой происходит передача – прием между ее элементами (индивидами). В ней формируется множество элементов исходного разнообразия, которое, однако, по мере развития постоянно изменяется.
Некоторая аналогия с процессами в нервной системе позволит акцентировать значение этой надсистемы. Передача между отдельными нейронами ничего не говорит об информации. Информация проявляется в сформировавшейся взаимосвязи внутри нейронной сети вместе с двигательными и сенсорными системами. Это и следствие и причина деятельности организма в целом, осуществленная в образовании отражения на высшем уровне и его действенности при активации. В случае сообщества, также надо иметь в виду его целенаправленную деятельность, которая в условиях внешнего мира обусловливает отражение и информацию, как сторону отражения. В ней же минимизируется форма первичных элементов передачи – приема: алфавит, письменный и звуковой; средства коммуникации, типа точка – тире в азбуке Морзе, или двоичной системы в цифровой связи - по существу то же, что и «все или ничего», потенциал действия, у нейронов.
Однако имеется и существенное различие между познанием индивида и общества. Единицы общества объединены во всеобщей массе чаще всего искусственно: надстроенным органом организации и управления. Отсутствие всеохватывающей внутренней взаимосвязи людей делает все основные моменты отражения относительно самостоятельными и разделенными. Во-первых, – это отдельные познавательные акты индивидов, хотя на них оказывает влияние и потребности общества, и возникшие в ней проблемы, и выработанные в обществе методы познания, как и исходная база знаний. Во-вторых, - это материализация познанного, которая реализуется в тех формах и теми средствами, которые выработались в обществе. Это методы и средства распространения знания, форма передачи с помощью минимизированного разнообразия. В-третьих, - это восприятие индивидами структурированной последовательности сигналов и отражение передаваемого знания. У них должен быть схожий вид мотивации, установки, задачи, должна быть присуща выработанная в обществе форма деятельности с сигнальными элементами, буквами, звуками. То есть каждый отдельный индивид общества должен достичь способности произвести соответствующие этапы восхождения интеграций исходного разнообразия. Иначе он попросту не воспримет информацию. Будет ли конечная интеграция соответствовать познанной, воспримет ли принимающий передаваемое знание, зависит и от передающего и от познающего. От первого требуется, чтобы была правильно структурирована последовательность сигналов, от второго - чтобы было задействовано все, что необходимо для интегративных процессов.
В раздробленной цепочке общественного познания «смысл» значим в начальных и конечных этапах, а не в передачи и приеме промежуточных элементов разнообразия, хотя именно приемо- передаточные стадии лучше всего поддаются формализации и в них проще всего найти онтологическую «информацию». Но «смысл» обнаруживается во взаимодействии с внешним миром, познании его и деятельности на основе познанного. Формализация вносит определенность, но отстраняется от смысла и тем искажает суть информации.
Интересно то, что в принципе невозможно численно выразить информацию, понимаемую как «содержание, полученное от внешнего мира в процессе приспособления к нему»? Каким образом определить разнообразие внешнего мира, чтобы рассчитать уменьшение неопределенности при познании? Оно бесконечно. Если же выделить в качестве разнообразий те элементы, которые присущи знанию субъекта, значит оставаться сугубо в сфере уже познанного.
Имеется немало теорий, посвященных различным аспектам информационного процесса. Чтобы как-то учесть смысл информации наряду с синтаксической оценкой были выдвинуты семантический и прагматический подходы. Синтактика, разбираясь со знаками приемо-передачи, оставалась на уровне шенноновской вероятностной теории. Прагматика вынуждена была обратиться к цели субъекта, а в общем плане к мотиву, под влиянием которого воспринимается сообщение. В первом направлении акцентировались объектные явления, во втором - субъектные. Что же касается семантики, то в ней в зависимости от уровня исследования эти противоположные стороны смешивались в разной степени. Ей пришлось иметь дело со смыслом восходящих интеграций первичных знаковых элементов до устоявшихся в данной коммуникации более крупных единиц, в частности, слов, далее их взаимосвязанных систем, предложений, и т.д. На высших этажах уже невозможно было отстраниться от цели, мотива, т.е. от прагматических факторов. Но самую большую проблему семантике должен был бы задать этап постижения знаний, не сводимых к комбинациям известных единиц, т.е. выявление новых закономерностей природы. Этот конечный акт восхождения является актом развития, который ни количественные, ни логические методы формализации не способны охватить.
В этом аспекте интересно представление информации, высказанное Хакеном. Сознавая, что шенноновская информация не связана со смыслом передаваемого сигнала, что она относится к замкнутым системам с ограниченным резервуаром сигналов, он предлагает иной подход к концепции информации, включающей семантику. “Смысл сигналу можно приписать только в том случае, если мы примем во внимание отклик того, кто принял сигнал. В этом относительная значимость сигнала.”(21, с.35).
Мое представление о передачи информации в определенном аспекте созвучно с этим. Действительно, передача информации без передающего и воспринимающего субъектов бессмысленна. Поддерживает эту мысль также интерпретация результатов синергетики как возникновение смысла, если не видеть в нем самозарождение смысла, как это принято в «самоорганизации». Небольшой нюанс касается отношения к новому качеству: Хакен полагает, что можно рассматривать возникновение смысла информации как возникновение нового качества системы. (21, с.45). Я же предпочитаю считать, что смысл возникает при возникновении нового качества. Отражение, тем более новое качество, - понятия значительно шире, чем информация и его смысл. При этом надо прежде всего иметь в виду познание передающего, а не «отклик того, кто принял сигнал», который может и не понять смысла переданной информации.
К сожалению, по ходу изложения Хакен, видимо отдавая дань распространенному онтологическому представлению, несколько изменяет свое исходное определение. Он, в частности, находит, что когда возбужденный атом лазера испускает цуг световой волны, то тем самым он создает информацию, переносимую световым полем (21, с.46). «Смысл» информации оказывается отстраненным от самой информации. В данном понимании «смысл» должен быть обусловлен воспринимающим информацию ученым, а сама информация предстанет как нечто, неотличимое от всевозможных физических явлений. Любое проявление активности атома есть энергетическое воздействие, неважно, в виде какой частицы – волны. Придется все взаимодействия принять за обмен информацией, которая становится в таком случае попросту синонимом взаимодействия. Предложенная Хакеном аналогия с процессами в целостном организме животного лишь углубляет двойственность такого представления. Он считает, что скоординированные внутренние процессы возможны только путем обмена информации между различными частями системы.
Обратимся вновь к нейрону. В нем при сверхпороговом воздействии нарушается равновесие входящих и выходящих потоков ионов, нейрон частично разрушается и подобно атому, испускающему фотон, разряжается потенциалом действия. Следует ли полагать, что он выдал информацию? Экспериментатор, зарегистрировавший потенциал, действительно получил информацию, поскольку он отобразил данное событие. Но для нейрона, как и для атома, – это всего лишь нарушение целостности, активация, выброс связанной энергии.
Иначе выглядит этот акт в отношении целостного организма. Взаимосвязь нейронных импульсаций под влиянием мотива активирует и сенсорные, и двигательные подсистемы. Роль потенциала действия в нейронной системе напоминает элементарный физический акт в передающей – приемной коммуникационной сети. Информацию можно определить, лишь обратившись к общей системе, где осуществляются эти процессы, в данном случае к организму. Действительно, в векторе его целостной деятельности значима ранее воспринятая информация. Вопрос только в том, следует ли проявление структурной активности, сформировавшейся благодаря информации, считать также информацией. Причем, проблема лишь частично состоит в том, что в действии имеют значимость прежде всего собственно субъектные качества, а объектная сторона вносит лишь некоторый вклад в общее явление. Более важен иной аспект.
Его можно представить даже при формальном подходе. Каждый отдельный акт действия, обусловленный структурой системы, предстает как ее единичное проявление. По отношению к целостности (общему) он неинформативен. Математика вычислила бы ноль для такой информации. Относительно логических выводов это очевидно: частное вытекает из общего с вероятностью 1, информация равна 0. Такими бывают выводы, положим, в системе исчисления высказываний. Но и для естественных систем действие, обусловленное структурой, ничего нового может и не вносить. Излучение атома или потенциал действия нейрона по отношению к своей структуре есть лишь частное ее проявление. Информацией эти выбросы могут стать лишь для другого субъекта, который «интернализует» параметры воздействия, сформировав новую целостную систему на их основе.
Важнейшим условием, при котором возможно обретение информации, является неравновесное состояние системы и благодаря отражению благополучное его разрешение. В нейронной сети потенциал действия одного нейрона, воздействуя на следующий нейрон, оказывает либо уравненное подпороговое действие, либо опять-таки частичное его разрушение. Информация, если и возникнет, то при системном изменении, когда внешнее событие окажется благоприятным для решения проблем организма.
Рассмотрим эксперимент, когда животному, обученному двум паттернам действий при двух различных сигналах, подается один из них. Этот вариант поведения часто используется при описаниях информации. Имеется неопределенность поведения, которая разрешается при поступлении сигнала. Вычислить такую информацию, если отстраниться от состояния животного, не представляет труда. Но для поведенческого акта очень важна степень мотивации, что никак не рассчитывается. Хотя именно степень и модальность активности животного определяет то, что принято называть смыслом информации. Возможно, что при иной мотивации ни один из данных сигналов не будет инициировать поведенческий акт.
При этом не упустим из виду, что инструментальные рефлексы надстраиваются над биологической потребностью и могут выступать в качестве относительно самостоятельных конкретных мотиваций. Активация двух мотивов предстает как активация соответствующих направленностей в конкретной среде, каждая из которых представима как поиск тех внешних факторов, которые могут запустить конкретный паттерн поведения, ранее приведший к успеху и оттого закрепленный в соответствующей взаимосвязи. Только сведущий экспериментатор может определить двойственную неопределенность и информацию, выделившую итоговое поведение.
Хакен постарался учесть возможные конечные эффекты, прибегнув к понятию аттракторов, т.е. стабильных состояний, в которые в конечном итоге переходит система под влиянием сигнала. Если ограничиться отношением сигнал – аттрактор, то мы будем иметь дело лишь с аналогом машины. При этом однозначность вход - выхода не даст простора для информации. В лучшем случае придется прибегнуть к возможным флуктуациям и нескольким аттракторам, которые добавят неопределенность переходу. В случае строго упрочненного рефлекса, подача сигнала привела бы к однозначному эффекту с нулевой информацией, если, конечно, придерживаться данного представления. Поэтому удобно было иметь дело как минимум с двумя возможными рефлексами, чтобы рассчитать неопределенность.
Поскольку доминантный мотив, согласованность сигнала и мотива и т.п. оказываются решающими в деятельности, связанной с внешними воздействиями, то этот субъектный фактор несколько неопределенно учтен «ансамблем задач, выполнение которых имеет заданную относительную значимость» (14, с. 40). Оценка такого фактора скорее всего отнесена к заданию экспериментатора, чем к состоянию живого существа.
При определении аттрактора следует оценить объектную сторону, т.е. появление сигнала и его связь с желаемым для субъекта результатом. Но при этом возникает упомянутая проблема расчета информации. Перед нами стоит бесконечная природа с ее закономерностями, связями, случайностями, оконечить которую в множестве разнообразий не удастся, как не удастся получить числа, характеризующие вероятность и информацию. В то же время образовавшийся аттрактор обусловлен именно отражением какого-либо признака этого невычисляемого внешнего мира. Также невозможно предварительно составить множество того, что будет познано и того, что остается непознанным. Применение формалистики и численных определений информации при познании попросту бессмысленно. Хакен вынужден и для этого процесса раздваивать понятие, придавая важнейшему синергетическому переходу определенность смысла информации, но не самой информации. Ценность оказывается лишь в появлении нового аттрактора, как если бы он не был обусловлен постигнутой информацией о внешнем мире, а лишь создавал бы новое состояние, в которое может переходить система. Но как в таком варианте оценить информацию, если сигнал приводит к совершенно новому аттрактору, а до того никакое их множество не способно было стать конечным состоянием системы? В прежнем бесполезном множестве новый аттрактор отсутствует.
Традиционный подход концентрирует свое внимание на втором звене цепочки информационной связи, на коммуникации. Оно удобнее всего подходит для количественных упражнений. Но при этом, как и в любом множестве, нивелируется содержание составляющих элементов. Разнообразие сводится только лишь к количественной характеристике передаваемых элементов, учитывающей их устоявшуюся в данном обществе значимость. Потери в содержании столь наглядны, что Хакен предпочитает обратиться к третьему звену цепочки – воспринимающей системе.
Эта сторона кажется удобной в определении множества аттракторов, с которыми можно связать смысл полученной информации, вычислить относительную значимость этих аттракторов и соответственных сигналов. Особенно, если рассматривается система в стационарном состоянии. Но акт развития системы непременно происходит и при приеме информации. Фактически он по конечному содержанию подобен исходному процессу познания. Обретение передаваемого знания опять-таки заключается в формировании новой целостной взаимосвязи подсистем предшествующего уровня. Таким образом каждый раз при приеме информации (постижении ее) формируется новый аттрактор, который ранее не существовал и который не мог быть элементом исходного множества.
Определение информации как «объектной стороны отражения» при всей своей неопределенности, особенно количественной, хорошо характеризует постижение реальности со стороны и познающего лица, и того, кто воспринимает «известное». Содержание и смысл информации полноценно определены в «интернализации» внешнего фактора, обеспечивающего устойчивое существование субъекта. Менее всего это понятие причастно к физическим процессам передачи и приема сообщений, поскольку в том нет развития, структурного усложнения, следовательно, нет и отражения. Для формализации привлекательно разложение на элементы, которые можно втиснуть во множество, пересчитать и обуздать в количественных уравнениях. Для интеграций и постижения мира «в процессе приспособления к нему» важно совершенно иное.
В привычном для нашего времени информационном обмене представление об информации, непременно обусловленном интегративными процессами кажется излишне усложненным. Обычные сообщения о том, что есть или произошло, мы слышим сплошь и рядом, и не считаем их восприятие чем-то сравнимым с развитием. Наш сегодняшний уровень мышления таков, что мы не придаем особого значения восприятию поступающих отовсюду конкретных сведений.
Рассмотрим еще раз выработку рефлекса у животных. Если сигнал однозначно вызывает определенную реакцию, как такое бывает при безусловных рефлексах, то нет смысла говорить о восприятии чего-то нового. Этот случай соответствует отношению единичного к своему общему, при котором информация равна нулю. Но процесс формирования условного рефлекса не завершается моментом первого исполнения. В последующей консолидации рефлекса, каждый повторный акт вносит свой вклад в формирование взаимосвязи, а значит в продолжающееся упрочнение нового качества. Поскольку процесс протекает во взаимодействии с конкретными явлениями окружающей среды, вариативность которых многообразна, то каждый акт обусловлен множеством случайных признаков, среди которых усиливается значимость благоприятных внешних факторов. Их информативность, однако, ослабевает вследствие упрочнения рефлекса, т.е. по мере того, как сигнал все более становится «интернализованным» в структуру взаимосвязи и обретает значение «общего».
Как познание проходит этапы единичного, особенного, всеобщего, так и формирование новой структуры проходит аналогичные стадии. При этом каждое успешное взаимодействие с объектом вносит некоторый информационный вклад в отражательный процесс. Даже для упрочненного знания конкретное явление в меру его своеобразия является информативным, сколь бы не был он причастен познанному общему. Разнообразные признаки отражаются как конкретная совокупность, каждый элемент которой имеет также конкретную причастность к ранее образованному отражению. Выработанная у человека способность формировать взаимосвязи приводит к интеграциям, как своего рода частным структурам.
В повседневной жизни наше восприятие окружающих предметов опирается на выработанную у нас форму деятельности с ним, что подразумевает ранее сформированное отражение подобных объектов. В меру тождественности со структурированным общим отношение к данному предмету неинформативно, как неинформативен (и не воспринимаем) красный цвет по отношению к всеохватывающему красному. Но в меру его конкретного явления со своеобразными признаками реально существующего предмета он может привнести информацию, тем большую, чем значимее для субъекта его частные признаки.
Как и при отражении, информация обусловлена качествами объекта и их значимостью для субъекта. Выделить только одну сторону означает разрушить саму суть информации - явления, порождаемого во взаимодействии субъекта с внешней средой.
Информация и энтропия.
Уравнения, описывающие то и другое настолько идентичны, что естественно возникает мысль об их однозначной взаимосвязи. Информация – это не что иное, как энтропия с обратным знаком, или негэнтропия (Бриллюэн), количество информации, будучи отрицательным логарифмом вероятности, по существу есть некоторая отрицательная энтропия (Винер). Схожий вывод можно сделать, исходя из общих рассуждений. Отражение и информация являются необходимым фактором любого акта развития. Следовательно, уменьшение энтропии при повышении структурного уровня системы происходит в согласии с увеличением информации.
Общей платформой для обоих понятий признается упорядоченность и неопределенность. Первоначальное термодинамическое содержание энтропии с трагической тенденцией стало подстраиваться под качественные изменения и сочетание с благотворной информацией. Пригожин разделил ее на две составляющие. Одна была подвержена неотвратимому росту энтропии внутри самой системы, а вторая могла в зависимости от обмена с внешней средой обрести отрицательный знак, что свидетельствовало бы об увеличении упорядоченности системы. Именно эта внешняя слагаемая во многих теориях увязывалась с информацией.
Если обратиться к стадиям качественного перехода, то этап сильной неравновесности, а лучше метастабильности, следует отнести к состоянию системы с критически повысившейся энтропией. В суммативной системе постоянная подверженность элементов внешним воздействиям приводит к нарушению их стабильного целостного состояния. Аналогичные явления происходили и при подогреве жидкости (ячейки Бенара), и при подкачке лазеров и во всех примерах «самоорганизации». Как следствие всеобщей тенденции, которая отражена во втором законе термодинамики, идет непрерывный процесс распада, разрушения объектов. Образуется система активированных элементов, которая достигает того критического состояния, когда может произойти окончательное разрушение. В этом случае энтропийный рост одержит победу в полном соответствии со вторым законом термодинамики.
Но природа может запустить процесс интеграции системы. В благоприятном варианте своеобразие внешнего воздействия окажется центральным для формирования взаимосвязи элементов. В этом акте внедренные в систему полезные признаки внешнего объекта обусловливают новую структуру целого. В них то и представлена информация. Однако упорядочение обусловлено не только ею. Значительную роль играют сами активные элементы системы. Следовательно, уменьшение энтропии обязано не только информации, но не менее влиятельным внутренним силам. Их отстраненность в теории стала возможной, поскольку рассматривалась не информация, обретенная самой системой, субъектом развития, а информация, получаемая сторонним наблюдателем, вычисляющим состояния элементов.
Этот момент заостряется в некоторых случаях. Рассмотрим пример из истории. Племенное устройство характеризовалось строго упорядоченными внутренними отношениями. Так же довольно строгая организация, действовала в рабовладельческом и феодальном государствах. Период же капиталистических отношений описывается в более либеральных тонах. Отсюда следует, что, если с уменьшением энтропии и увеличением информации увязывать тенденцию развития систем, то можно придти к парадоксу: со временем происходит увеличение энтропии, но и одновременное увеличение информативного содержания общественных систем.
Принципиальные проблемы возникают при попытке придать количественное значение информации и энтропии. Наиболее удачные решения относятся к соотносительным величинам энтропии, когда она рассчитывается по отношению к предшествующим состояниям системы. На основании третьего закона термодинамики или принципа Нернста предельное состояние при абсолютном нуле температуры может быть взято за начало отсчета значений энтропии. С информацией дело обстоит сложнее. Постижение внешнего мира не втиснуть в рамки рассчитываемого множества, поскольку исходный объем бесконечен. Его нельзя оценить относительно имеющегося знания или цели субъекта, поскольку ни то, ни другое по отношению к несуществующей прежде новизне до плодотворного акта познания количественно не значимы. Вычислительные методы подходят лишь к искусственно сформированной среде.