Дождь уже вторые сутки идёт с небольшими перерывами. С одной стороны, это хорошо – снег быстрей растает. А с другой – залито всё, ливнёвки не справляются. Если ещё и, не дай бог, подморозит, то получится смертоубийство форменное. Но брюзжать нечего, весна есть весна, снег и лёд в мгновение ока растаять не могут.
На «скорой» во дворе всё та же лужа, ставшая нашим неотъемлемым атрибутом. У крыльца стояли и дымили коллеги, к которым я с удовольствием присоединился.
– Вчера прям какая-то эпидемия пьяни была, – сказал фельдшер Кузнецов. – До самой ночи к ним катались. То уличные, то дома пьяные. Не знаю, что такое, ведь и праздника-то никакого не было.
– А у нас эпидемия бабушек с давлением и головной болью, – ответила фельдшер Мягкова. – Вчера с утра началось и сегодня под утро закончилось. Да ладно бы давление высокое было, а то ж в основном сто пятьдесят-сто шестьдесят. У них же есть чем снизить, но всё равно вызывают, какого-то волшебного укола хотят. А то они ещё своё давление в тетрадях записывают по часам и сразу в лицо нам суют. Видать думают, что мы от радости плясать начнём.
– А вот я уже несколько смен работаю с Аней Васильевой, – сказал фельдшер Прохоров. – Она новенькая, третий месяц у нас. Но девушка она с тараканами в голове. Когтищи во какие, как у хищника! А как внутривенные делать, так ковыряться начинает, то попадёт, то нет. Сказал я ей, да куда там, нет, говорит, нормальные у меня ногти и вообще никак не мешают. Сегодня ночью к деду ездили на задержку мочи. Она катетер подготовила, а писюн найти не может, в мошонку он спрятался. Долго ковырялась, а потом как закричит: «Ура, нашла!». Ладно хоть больной и родственники спокойно отреагировали. И невнимательная очень. Как-то велел я ей магнезию больному сделать пять кубов. Ладно, сделала, а я смотрю мужик что-то сильно бледный. Ты, спрашиваю, сколько ему сделала? Десять, да ладно, говорит, какая разница! А ещё она в последнее время мне то и дело повторяет: «Валерий Евгенич, мне так хочется вместе с вами кого-нибудь реанимировать, ну или хотя бы роды принять!». Аня, говорю, вот когда будешь самостоятельно работать, тогда твори всё, что хочешь: реанимируй, роды принимай. Но при мне даже таких слов не произноси!
– Ну так и откажись от неё, Валерий Евгенич, зачем такая работница нужна? – сказал я.
– Да понимаете, Юрий Иваныч, как-то не хочется по-плохому расставаться. Но уж если совсем допечёт, то конечно откажусь.
Бригада, которую мы меняем, ещё не вернулась, а значит и за наркотиками нечего идти.
Объявили конференцию. После доклада старшего врача слово взяла начмед Надежда Юрьевна:
– Коллеги, вчера было заседание комиссии по стимулирующим и хотелось бы кратко огласить его итоги. Не получается у нас без нарушений обходиться. Опять, как всегда, долгие сидения на вызовах. Не собираюсь вновь читать мораль, скажу только одно, что кроме всего прочего, это ещё и неуважение к своим коллегам. Получается, что кто-то пашет в поте лица, а кто-то просто время тянет до окончания смены. Но безнаказанным это оставаться не будет. Далее, есть такие работники, которые гонятся за количеством вызовов в ущерб качеству. Не буду называть поименно, скажу только, что таких у нас четверо. Они как делают? Приезжают на давление за двести, суют таблетку в зубы и уезжают. А потом, естественно, повторный вызов, потому что давление не снижается. Потом необоснованно отказывают в госпитализации. Например, была телефонная жалоба, что мужчине с кровью в моче отказали. Ещё вопиющий случай: женщине с опухолью в животе тоже отказали. И это при том, что опухоль была ясно видимая и диагноз не был верифицирован. Ещё стали часто пропускать пневмонии, потому что либо вообще не слушают, либо ничего не слышат. Кстати сказать, в интернете есть звукозаписи аускультации при разных заболеваниях, найдите, послушайте. В общем, коллеги, имейте в виду, что все случаи повторных вызовов всегда проверяются. А это значит, что если повторный вызов родился от недобросовестности работника, то он будет наказан.
После конференции пообщались с главным фельдшером:
– Ну что, Андрей Ильич, как там Вера Ивановна поживает?
– Написала она заявление по собственному. Специально для этого в свой выходной пришла. Нет, что ни говори, Юрий Иваныч, а с головой у неё не всё в порядке. Представляешь, начала заявление писать и ошибку сделала. Скомкала она его и в ведро выбросила. А после того, как новое написала и отдала, залезла в ведро, вытащила оттуда это испорченное заявление и с собой забрала!
– Ну и ладно, главное, что ушла, можно сказать, по-хорошему.
– Так-то оно так, вот только взамен никого нет. Дали объявление в центр занятости. Сейчас пока Никитина из первой смены за неё работает. Да, найти работника будет проблематично. Не больно много желающих. В прошлом году, когда искали, люди приходили, но они как услышат, что нужно будет кровь и мочу в машинах убирать, так сразу и отказываются. Еле нашли тогда.
– Не переживай, Андрей Ильич, всё равно кто-то да найдётся.
Пять минут десятого приехала бригада, которую мы меняем. Как всегда, врач Анцыферов был разозлён до белого каления:
– Ну что, опять вызвали без десяти восемь! Всех на Центр запускали, а нам вызов впендюрили: плохо мужику в подъезде. Приехали, а там тр-п голимый. Законстатировал и полицию ждали чёрт знает сколько. Хотел я на эту <самку собаки> Любу докладную написать, а потом подумал, ведь формально-то она права, вызов дала до окончания смены.
– Так ты просто поговори с ней по душам, без ругани.
– Да не могу я, Иваныч, не могу себя пересилить! Я как только увижу её рожу, меня с души воротит! У меня только одно желание – пинища ей дать!
– Ну ладно уж, Александр Сергеич, ты к ней подойди по этому вопросу не в конце смены, когда ты на взводе, а перед сменой. Всё раздражение выкини из себя и поговори.
– Ладно, Юрий Иваныч, как-нибудь попробую.
Около десяти получили мы первый вызов: психоз у женщины двадцати восьми лет.
Открыла нам мама больной:
– Здравствуйте. Не хотелось вас вызывать, но пришлось, другого выхода просто нет. У меня с дочерью что-то непонятное творится. Она всегда нормальной была, к психиатрам сроду не обращалась. Но после смерти сестры вообще изменилась, ненормальная стала. Уже целую неделю почти не встаёт, не ест ничего. Даже попить уговаривать приходится. Мы думали, что пройдёт, но только хуже становится. Теперь уже и меня узнавать перестала, говорит, что я не настоящая. Она в аптеке работает, ей к психиатрам нельзя попадать. Но тут уж деваться некуда, будь что будет.
– А давно ли сестра–то умерла?
– Вот сегодня неделя, седьмой день.
Больная с застывшей скорбью на лице, в ночной рубашке, лежала на кровати поверх одеяла и бессмысленно смотрела вверх.
– Здравствуйте, Елена Алексеевна! Давайте-ка мы с вами пообщаемся. Скажите, что вас беспокоит?
– Ничего не знаю, сейчас всё переменилось. Всё другое стало, никого у меня больше нет, ни матери, ни сестры, ни мужа.
– Ну как же так, Елена Алексеевна, вот же ваша мама рядом стоит.
– Перестаньте, не издевайтесь! Какая это мама? Сделали какую-то куклу и ко мне привели!
– Лена, да что с тобой такое? – со слезами в голосе ответила мама. – Господи, я сама-то никак в себя не приду, всё через силу делаю! Лена, ну ради бога перестань! Сама представь, тебя сейчас в больницу заберут и на учёт поставят! Подумай о будущем, ведь ты же молодая!
– Наплевать мне на всё, ничего не хочу. Я жду, когда меня Юля с собой позовёт. Обязательно позовёт.
– Елена Алексеевна, но ведь жизнь вокруг продолжается, конца света не предвидится.
– Нет, всё, отстаньте от меня.
– Нет, мы от вас не отстанем и повезём в больницу. Вы сейчас находитесь в сильнейшей депрессии и вам нужна помощь. А после лечения вы сами удивитесь тому, что жизнь никуда не пропадала, она разноцветная и яркая!
– Ой, не надо, не надо мне ничего! Оставьте меня в покое!
– Так, Елена, давайте я разъясню по-простому, можно сказать, на пальцах. В больницу вы поедете по любому. Но, если согласитесь на лечение добровольно, то пробудете там сравнительно недолго. Вас выпишут сразу, как только нормализуется состояние. А вот если будет госпитализация против воли, то больница обратится в суд за разрешением. И вот тогда вам придётся задержаться там минимум на полгода. Так что давайте выбирайте, что для вас лучше.
– Да я же не дойду до машины, у меня всё тело как ватное.
– А мы на что? Доведём и довезём, на полпути не бросим.
Как и обещали, довезли её без приключений. Что касается Елениного диагноза, то в документах я выставил острую реакцию на стресс и депрессивный эпизод с психотическими симптомами. В данном случае, несмотря на тяжесть психического состояния, прогноз вполне благоприятный. Так что можно надеяться на полное восстановление Елены.
Следующий вызов был на психоз к мужчине сорока лет.
Открыла нам женщина с испуганным лицом:
– Дайте я за вас спрячусь, ага, вот так, – вполголоса сказала она, опасливо оглядываясь. – Я вас к мужу вызвала. Он на учёте состоит, шизофрения у него…
И тут неожиданно, будто прыжком, появился худощавый мужчина с очень злым лицом.
– Ты чё, <самка собаки>, мне «скорую», что ли вызвала? – угрожающе спросил он. <Фиг ли> ты за ними прячешься-то, м*азь? Иди сюда! Не, ну чё подойди ко мне!
Мои парни подошли к нему и с обеих сторон крепко взяли под руки.
– Вы чё, санитары, меня <бить>, что ли, будете? Ну давайте, начинайте!
– Так, Михаил, бить тебя никто не собирается. Но и беспределить ты тут не будешь, – ответил я, передавая парням вязки.
– Ладно, всё, не надо меня вязать! Не трону я эту тварь!
– Ладно, тогда пойдём побеседуем.
Болезного усадили на диван, а Виталий с Германом встали у него по бокам.
– Ну что, Михаил, рассказывай, с чего ты такой злой?
– Ха, злым вы меня ещё не видели! Просто она со своей мамашей решила поиздеваться надо мной. Не, точней им надо избавиться от меня. Э, ты где там, прячешься, что ли? Иди расскажи им, чего вы творите!
– Миш, так ты сам расскажи, в чём проблема-то?
– Да они из меня энергию тянут постоянно! Я чувствую, что изнутри сохнуть начинаю! Мне всего месяц жизни остался! Мне уже всё сказали, предупредили.
– Они же и сказали. Постоянно меня обсуждают, говорят, что я уже не жилец.
– А как обсуждают-то? Прямо при вас?
– Так я же башкой их слышу, ну точней мозгами. Я даже думать не могу как следует. Как только подумаю, сразу громкость включается и все мои мысли слышат! Это что за беспредел? Да ещё и издеваются! А ещё они мои мысли тут же повторяют и дразнят меня! Вы сами поймите, тут вопрос стоит конкретный: или они меня, или я их. Вот и всё.
– Всё понятно. Давай-ка, Михаил, собирайся и в больницу поедем.
– Ну вот, блин! Не хочу я опять туда!
– Миш, поверь, это самый лучший вариант. Там они тебя не достанут, а лечение все голоса блокирует. Ты же и сам это должен знать.
– Ладно, поехали. Э, слышь ты, кобыла, давай мне сумку собери по-быстрому! – крикнул он жене.
По всей видимости у Михаила параноидная шизофрения. В беседе он очень чётко продемонстрировал слуховые псевдогаллюцинации, а также специфические симптомы открытости мыслей и эхо-мыслей. Если помните он сказал, что жена и тёща знают его мысли и повторяют их в слух. Выставление умственной деятельности напоказ для него было трагедией и причиной для, мягко сказать, нехорошего отношения к жене. Кстати сказать, нечасто встречаются больные, страдающие серьёзным психическим недугом и состоящие при этом в браке.
Вот и ещё дали вызов: носовое кровотечение у женщины семидесяти девяти лет.
Открывший нам мужчина встревоженно сказал:
– Идите быстрей, у неё течёт очень сильно!
Больная в перепачканной кровью голубой кофте сидела на диване, запрокинув голову и приложив к носу тряпку.
– Тааак, нельзя голову запрокидывать! – вместо «здрасьте» прикрикнул я.
– Дык потечёт же сейчас, – ответила больная.
– Оно и так течёт, но только не из носа, а по задней стенке глотки в желудок!
Посмотрел и точно, стекает по задней стенке.
Не откладывая в долгий ящик, Виталий выполнил переднюю тампонаду бинтом. Ещё раз посмотрел, всё-таки подтекает, но уже не так активно. Давление сто двадцать на семьдесят при привычном сто сорок на девяносто. Ладно, ничего страшного нет. Привезли в ЛОР отделение с диагнозом «Риновазопатия». Хорошо, что высокого давления не было, иначе пришлось бы после оказания помощи в ЛОР везти в терапию с гипертоническим кризом. Хотя наверняка кровотечение началось на высоком давлении и это естественное кровопускание его снизило.
Разрешили обед. На Центре бригад было много, но пока мы обедали, большинство разогнали по вызовам. И вновь ни про какое горизонтальное положение после еды, даже и речи не шло. Ровно через час дали вызов: плохо онкобольному семидесяти лет. Вызов повторный, были сегодня в пять тридцать пять.
Подъехали к большому кирпичному частному дому, где у калитки нас встретила немолодая женщина:
– Здравствуйте, я его жена. Дайте я вам сначала всё расскажу. У него рак мозга последней стадии и головные боли очень сильные. В ноябре его в Москве прооперировали, но всё бесполезно. Они мне по секрету сказали, что там сплошные метастазы и жить ему месяцев пять. Вот так всё и получается, сейчас как раз срок подошёл. На прошлой неделе слёг окончательно и всё хуже и хуже с каждым днём. Но только вы ему ничего не говорите, он думает, что его прооперировали успешно и это всё временно!
Больной, худой и небритый, с выражением страдания на лице, лежал в постели.
– Здравствуйте, Анатолий Петрович, что вас беспокоит?
– Голова… Голова сильно болит, не могу, хоть на стену лезь… Сегодня утром мы уже вызывали…
Обезболили мы его наркотическим препаратом, ввели внутривенно глюкокортикоид. Эффект наступил достаточно быстро, и больной несколько оживился:
– Мне сказали, что это мигрень. У меня была опухоль мозга, раковая, но в ноябре её удалили полностью, сказали, что всё чисто, никаких остатков нет. Я вообще не понимаю, с чего эта мигрень чёртова ко мне привязалась. Ведь раньше у меня никогда головных болей не было. А теперь валяюсь как тряпка. Интересно, когда же всё это пройдёт?
– Анатолий Петрович, нужно немного потерпеть и надеяться на лучшее, – сдержанно ответил я.
Провожая нас, его словоохотливая супруга сказала:
– Да, вот и отжил Толик… А все говорили: «Ну, Ольга Григорьевна, с молодым-то мужем ты теперь как за каменной стеной. Хорошая у тебя будет старость!». Он ведь моложе меня на восемнадцать лет. Мне сейчас восемьдесят восемь…
– Вам столько лет? – в изумлении переспросил я. – Вот если честно, как на духу, больше шестидесяти пяти я бы никогда вам не дал!
– Да вид-то что, изнутри я вся насквозь больная. Ну вот, два года назад мы с ним взяли и расписались. Он сюда переехал. И тут же давай меня обрабатывать, мол, давай мне и дом и всё остальное завещай. А у меня сын умер, остались только внучка и два правнука. Конечно, по-человечески надо бы всё им оставить. Ну а я как под гипнозом, согласилась, пошла на поводу. Ой, как я себя проклинала потом. Стыдно было в глаза им смотреть, хотя они даже и не догадывались ни о чём. Но вот, можно сказать бог меня спас. Теперь завещание на них перепишу и умирать буду со спокойной душой. Ой, простите меня, пожалуйста, я вас задержала своими разговорами! И спасибо, что выслушали! Выговорилась и теперь легче стало.
Да, действительно, задержала она нас. Затянулось наше пребывание на вызове. Но ничего, за один-то разок не накажут.
О, не нашлось для нас вызова, велено в сторону Центра следовать. Нет, доехать конечно же не дадут, даже и нечего думать. И точно, вызов прислали: боль в груди у женщины тридцати четырёх лет. Ладно, нормальный вызов, вряд ли там что-то серьёзное.
Открыл нам весьма встревоженный молодой мужчина:
– Здравствуйте, у неё сердце прямо по серьёзному прихватило! Мы даже и не знаем, что делать!
Больная с испуганным лицом лежала на кровати.
– Что случилось, что беспокоит?
– У меня вот здесь болит и давит, – показала она на центр груди. – То пройдёт, то опять начинает.
В первую очередь сделали ЭКГ, на которой не оказалось ничего криминального. Давление классическое – сто двадцать на восемьдесят.
– Скажите, а изжога и отрыжка вас беспокоят?
– Ой, да, постоянно! Нужно бы к врачу сходить, а всё некогда. Я чувствую, что у меня с желудком какие-то проблемы.
– Ваша боль за грудиной идёт не от сердца, а от пищевода. Происходит спазм, он сжимается и поэтому становится больно. Это называется дискинезия пищевода.
– А с сердцем-то у меня всё нормально?
– Да, совершенно нормально. Так что вам нужно обратиться к терапевту и всё, что нужно вам назначат. А пока при такой боли нужно попить какой-нибудь жидкости, только нехолодной и глубоко подышать.
Следующим вызовом был психоз у мужчины сорока четырёх лет в отделе полиции.
Оперативный дежурный рассказал:
– Его по подозрению в грабеже задержали. Сначала нормальный был, а потом начал чертей гонять. Тут, по-моему, косилово идёт конкретное. Посмотрите его как следует.
Задержанный спокойно сидел в клетке, но увидев нас, сразу стал смахивать с себя кого-то невидимого и «посылать» во все известные места.
– Здравствуйте, уважаемый! Что случилось? С кем воюем?
– Да, блин, чёртики тут скачут! Вон, на меня цепляются! Откуда они тут взялись-то?
– Ты сегодня выпивал?
– Да, честно говорю, выпил!
– И много ли?
– Ну поллитра точно.
– Ладно, уважаемый, бывай! Счастливо оставаться!
– Не, это чё? Вы уходите, что ли?
– Да, уходим.
– Так у меня же «белка», вон, черти кругом!
– Ни чертей, ни «белок» у тебя нет.
Вслед нам раздался бронебойный мат, явившийся выражением рухнувших надежд.
Да, этот господин был симулянтом, причём совершенно неумелым. Прежде всего, алкогольный делирий никогда не развивается в состоянии опьянения. Ну а кроме того, он совершенно не был похож на галлюцинирующего больного. И кстати сказать, черти в галлюцинациях теперь встречаются редко.
А теперь поедем к избитой женщине сорока семи лет.
Открыла нам невысокая дама непонятного возраста с короткими сальными волосами и обдавая нас волнами перегара, сказала:
– Вон, идите, полюбуйтесь, как он её избил, падаль, <распутная женщина>! Это чё за дела, вообще?
Пострадавшая сидела на кровати, уставившись куда-то перед собой. Нос и губы распухли, под обоими глазами назревали кровоподтёки.
– Что с вами случилось?
– Избили.
– Кто избил?
– Сожитель.
Тут открывшая нам дама не утерпела и высказалась:
– Ритка, я тебе сказала, выгоняй его на х*р! Сколько можно от него терпеть-то? Он же тебя убьёт и всё! Иди в ментовку и пиши заяву! Вы представляете, он же ей уже руку ломал, рёбра ломал, нос ломал! А эта дура заяву напишет, а потом забирает! Ведь он как напьётся, так дураком становится! Мы сейчас сидели, выпивали, всё было нормально. И вдруг он ни с того ни с сего завёлся и налетел на неё! Ритка, всё, хватит терпеть, я тебе серьёзно говорю!
Ну что, под вопросами тут закрытая черепно-мозговая травма – сотрясение головного мозга и перелом костей носа. Свезли мы её в стационар, предварительно взяв данные сожителя, чтоб в полицию передать.
Да, есть такой тип женщин – хронических потерпевших. Причём совершенно необязательно асоциальных. Возникает такое чувство, будто физическое насилие для них является совершенно естественным и даже необходимым жизненным явлением. Если и появится реальная возможность расстаться с тираном, женщина ею не пользуется, находя всяческие отговорки и продолжит безропотно терпеть.
Так, а теперь поедем на психоз к женщине сорока девяти лет. Вызвала сама. Хм, ну раз сама, то вряд ли там что-то из ряда вон.
Открыла нам пожилая женщина:
– Что-то сегодня она сама не своя. Всё злится на что-то, психует. Всё ей не так и не этак. Но вас она сама вызвала, видать понимает, что чего-то не то происходит.
– А она у психиатра наблюдается?
– Конечно, уж давно. Она инвалид второй группы, шизофрения у неё.
Больная, слегка полноватая, с завязанными в хвост волосами, сидела на стуле, скромно положив руки на колени.
– Здравствуйте, Елена Игоревна, что случилось?
– Да я сильно нервничаю, меня всё бесит сегодня. Хотела телевизор разбить, но удержалась.
– А чем он вам не угодил?
– Опять сломался. Надо новый покупать, а денег нет.
– Елена Игоревна, вам что-то видится, слышится?
– Нет-нет, ничего.
– А эта злость от вас исходит или же её кто-то на вас навёл?
– От меня, конечно, никто ничего не наводил. Просто я побоялась, как бы чего не натворить, вот и вызвала вас. Может вы мне дадите что-нибудь или укол какой сделаете? В больницу вообще не хочется.
– Нет, никуда мы вас не повезём. Сейчас дадим <Название нейролептика>, а завтра обязательно идите в диспансер, пусть вам что-то назначают. Вы там последний раз когда были?
– В конце февраля. Мне выписали <Названия препаратов>, я их все выпила, ничего не осталось.
– Так почему не ходили-то?
– Да вроде всё нормально было.
– Ну нет, диспансер вы должны посещать регулярно, независимо от самочувствия. И лечение надо получать постоянно, а иначе так можно и в психоз скатиться.
В данном случае психоза не было, а потому в экстренной госпитализации Елена Игоревна не нуждалась.
Следующим вызовом был больной живот у женщины сорока восьми лет.
Больная с серо-бледным лицом лежала на кровати, держась обеими руками за живот.
– Здравствуйте, что случилось?
– Я третий день не могу в туалет сходить по большому. Не знаю с чего это, у меня сроду запоров не было. Болит как будто схватками, очень сильно, я уж сдерживаюсь чтоб не кричать.
– Тошнота, рвота есть?
– Два раза сегодня вырвало, но легче не стало. Тошнит постоянно, есть вообще ничего не хочу, только воду пью понемножку.
– Газы отходят?
– Нет.
– Так зачем же вы столько времени терпели?
– Думала, что простой запор. Ждала, что сам по себе пройдёт. Я и свёклу ела, и чернослив, но ничего не помогло. Надо было слабительное купить…
Живот вздут. При ректальном исследовании выявил симптом Обуховской больницы, то есть пустую, не заполненную калом прямую кишку. Диагноз «Острая кишечная непроходимость» был ясен, как белый день. Можно с уверенностью предположить, что непроходимость была вызвана обтурацией, проще говоря, закупоркой кишечника. А что может обтурировать? Если исключить инородное тело, то конечно же опухоль! Свезли мы больную в хирургию, где её благополучно приняли.
Вот и закончилась моя смена. В этот раз переработка была небольшой, а потому не стал я её оформлять. Ни к чему лишнее время попусту тратить. Хорошей и спокойной эта смена получилась, без стрессов и ужастиков. Всегда бы так!
Все фамилии, имена, отчества изменены