Поход в Японию
Начало смотри здесь
В конце июля на борт "Надежды" прибыла рота курсантов первого курса для прохождения общесудовой матросской практики. Старший учебный помощник, командир роты и пара руководителей практики проводили занятия с молодыми будущими матросами каждый по своей теме. Назначение, устройство парусного вооружения судна, правила работы с ним, такелажные работы. Общесудовые работы по уходу за корпусом, рубками… Но прежде всего правила техники безопасности, особенно при работе на высоте.
Судно чистили, мыли, отбивали ржавчину, грунтовали, красили – все по морской науке, готовясь к визитному заходу. Практика у курсантов получалась правильная, под руководством опытных боцманов и матросов они осваивали эту науку под названием «хорошая морская практика»! не забывалась и парусная подготовка. После теоретических занятий по устройству парусного вооружения, в маловетреную погоду проводились рангоутные учения, в безветрие поднимали/спускали косые паруса, ставили/убирали прямые. Занятия проводились по специальной программе подготовки к парусному плаванию.
И вот наступил долгожданный для любого судна, особенно для учебного, момент отхода в рейс. Все как обычно: «Вира якорь!», «Отдать швартовы», «Малый вперед!», «Средний вперед!» … в точке № 1 – «Отдать правый якорь!» «Команде приготовиться к оформлению отхода властями!» Власти прибыли, все проверили, закрыли границу - «таможня дает добро!» И «Вира якорь!» Пошли.
В рейсовом задании было два японских порта: Тояма и Ниигата, оба на острове Хонсю на побережье Японского моря. Как потом стало известно, на этот праздник моря нас пригласила японская торговая компания, производящая питьевую воду в жестяных банках под названием «Pocari swit»!
Заход в Тояму Российского парусника японские власти организовали торжественно, со всей присущей им помпезностью. На причале толпы японского народа с детьми и российскими флажками для приветствия. Торжественные речи мэра и префекта провинции, ответные речи капитана, построение команды на палубе, курсантов на реях в белой форме… а температура в это время года в Японии достигает +33° - +35° в тени. Меня поразило состояние Капитана Антонова: белый парадный капитанский костюм из тонкой шерсти и… ни капельки пота на лице!? Потом я спросил Мастера, как так, все мы обливались потом? На что он мне ответил, что у него очень хорошая система терморегуляции организма! На всю жизнь запомнил и сделал себе так же.
Наши обвесы на трапах поменяли на японские с надписями «Pocari swеаt» на английском и японском языках, леера со стороны причала также были завешены такими же баннерами, у входного трапа стояла большая надувная кукла, приветствовавшая входящих фразами: «Пейте все Pocari swit» … и тут мы вдруг увидели, что наше судно называется уже не «Надежда», а … «Pocari swеаt»! На каждую мачту и в кают-компанию выдавали каждый день по нескольку коробок этого самого сладкого компота в жестяных банках, чтобы мы все, находясь на палубе, демонстративно расхаживали с этими банками и радостными лицами от употребления этого напитка. Из холодильника еще можно пить в жару, а еае потеплеет - гадость несусветная.
На наши робкие возражения было сказано представителем руководства Академии, что принимающая сторона оплатила судовладельцу огромные по тем временам деньги за проведение этой рекламной компании на территории Японии. Одни называли сумму в 40 000 USD, другие 80 000! Поскольку нам морякам-парусникам от этого было ни жарко, ни холодно, ни прибыльно, ни тем более убыльно, мы эти цифры особо и не запоминали. Мы работали за жалованье, которое по условиям нашего труда, конечно же было неимоверно мизерным. Для примера, матросы колумбийского учебного парусника Либертад получали 2 000 USD в месяц, а наши матросы – 212! С жалованием комсостава разница была еще разительнее.
Но мы в то время не особо-то заморачивались кому и сколько платят и не считали чужих денег, мне нравилась наша работа, хотя работа была не сахар. На каждой мачте были организованы мастер-классы для японских гостей по вязанию морских узлов, по флажному семафору, по флагам Международного свода сигналов (МСС). Эти мероприятия проводили курсанты, одетые в форму № 2: черные брюки, белая форменка и белая же фуражка. Некому же в ДВГМА было подумать о выдаче курсантам тропической формы одежды.
Но самая фишка была организована при подъеме японцев на мачты. Этим занимались боцмана и матросы мачт, под наблюдением командиров мачт – вахтенных помощников капитана. На марсовую площадку через блок заводился страховочный фал, которым внизу на палубе вновь обращаемого «марсового» японца пристегивали карабином к страховочному поясу, и он начинал восхождение "к небу" по вантам, страхуемый идущим за ним матросом. Этот фал постоянно подбирался другим матросом, стоящим возле кофель-нагельной планки на палубе.
Взобравшись на марсовую площадку, японец, поддерживаемый третьим матросом, повизгивая от восторга и поскуливая от страха (7-й этаж все-таки, а под ногами палуба и море), выхватывал фотокамеру и делал множество всяких «пикчей» (фоток). Приходилось матросу останавливать этот "щенячий" восторг – на палубе уже организовалась очередь желающих повторить подвиг соплеменника. И так целых 3 дня с утра и до вечера под палящим солнцем августовской Японии.
Но всему приходит конец и этот праздник для японских людей тоже подошел к логическому завершению. И на утро четвертого дня «Надежда», освободившись на время перехода от обвесов с логотипами «Pocari swit», вышла из порта Тояма, чтобы, пройдя 120 миль, войти в следующий, не менее известный дальневосточникам, порт Ниигата.
Вырвавшись на простор Японского моря, Капитан тут же поставил всю парусину при курсе на крутой бакштаг правого галса, за исключением бом-брамселей, дабы хотя бы сутки проветрить поджаренных в порту членов экипажа и курсантов. Недолго проведя в море менее суток, "Надежда" на следующий день входила в порт Ниигата, чтобы продублировать мастер-класс предыдущего порта уже другим японцам все под теми же атрибутами «Pocari swеаt». Работа есть работа и все повторилось с точностью до выбленок на вантах!
На второй день стоянки меня представили японскому бизнесмену, владеющему несколькими стоянками подержанных японских авто. Посидев в моей каюте, налюбовавшись «эрмитажем» парусных картин, он сам, истинный парусник-яхтсмен, захотел сделать мне «небольшой» подарок в знак нашей дружбы. Поехали с ним на его стоянку, и он указал мне на Jеер, образца 1943-го года с открытым верхом, как на нашем уазике. Только, говорит, что-то передний мост плохо включается. Прокатившись на нем по стоянке, я был просто в восторге от такого подарка. Теперь мне во Владивостоке и его окрестностях не страшен никакой лихач! Автомобиль железный и, если кто-то попробует в него въехать, пусть сам об этом и жалеет. Договорились, что завтра утром он за мной заедет, и съездим на таможню, оформим подарок.
Но на следующий день пока я проводил утреннее собрание с руководителями практики, командир роты курсантов, не во всем согласный со мной в вопросах обучения и воспитания кадетов, намекнул так это вскользь Капитану, что сейчас придет старший учебный помощник и будет отпрашиваться покупать машину. Я же ничего этого не ведая, захожу к Антонову, докладываю ему, что к проведению мастер-классов все готово, все руководители и курсанты «по местам стоят». А я попросил бы «добро» на полчаса сгонять на берег, оформить подаренную мне «тачку».
Но подготовленный Чеславом капитан не услышал ни о полчаса, ни о подаренном авто, а только что мне надо на берег в рабочее время. Видимо, не выспавшись, да еще настроенный командиром роты, в плохом настроении, он прорычал мне: «Леонид Евгеньевич, или мы работаем, или пишите заявление по собственному…» Обескураженный и ошарашенный такой его реакцией, я покинул каюту капитана и пошел работать. Встретив в 10 часов у трапа моего вчерашнего благодетеля, объяснил ему, что у меня работа и поехать с ним в таможню я не смогу.
После обеда Капитан позвал меня к себе и с виноватым видом стал оправдываться: «Что ж ты мне Леонид Евгеньевич не сказал, что это подарок, на полчаса-то я бы тебя конечно отпустил!?» В то время такие подарки японцы делали не часто, если вообще не впервые на нашей памяти. Чеслав Чеслович, так звали командира роты, потихоньку ликовал и про себя посмеивался по принципу: «Чужое горе – наша радость».
Ну да ладно, «американ джип» мы спокойно проехали, переварили «горе», и после трехдневного японского шоу подались домой. Переход в 440 морских миль, как обычно, под всеми парусами занял целых три дня и никуда не торопясь, и не опаздывая, "Надежда" вернулась в родной порт Владивосток.
Простояв на рейде Амурского залива до сентября месяца, "Надежда" стала готовиться к постановке в док в судоремонтный завод (СРЗ) торгового порта. Чего только мы там не насмотрелись? И непрофессиональную работу мастеров, и пьяную работу стропальщиков, но «вишенкой на торте» было извлечение концевого гребного вала с винтом из дейдвуда гребного тоннеля. В море при ходе под дизелями стоял сильный шум и вибрация гребного вала, особенно в кормовой части судна. Поэтому судоходная компания заказала калибровку концевого гребного вала на специальном стенде.
И вот, на глазах Капитана, моих и старшего механика, наблюдающих на стапель-палубе дока операцию по извлечения вала из дейдвуда тоннеля, он «благополучно» рухнул на эту самую палубу вместе с винтом! Что тут началось! Мастер вместе со стармехом готовы были разорвать на части этих работников… и только мое вмешательство не позволило им совершить готовящееся «братоубийство». «Да ладно мужики, успокаивают нас эти горе- работники, не переживайте, все равно же на стенд его тащить, а может он и упал как надо, и вся кривизна его выправилась! Счас оттараканим его куда надо, покрутим, проверим и выправим дефект». Что тут было сказать, только составить акт и этим гарантировать качественную дальнейшую работу завода.
К счастью нашему и чести лаборатории стенда, вал проточили,, поставили на место, и выйдя на просторы Амурского залива мы услышали, что шума и вибрации стало гораздо меньше.
В планах «Надежды» было стоять на якоре до ледостава на рейде в Амурском заливе, а в зиму – к какому-нибудь причалу - и до лета следующего года. Сидим мы как-то с Мастером «по рюмке чая» у него в каюте, я и говорю: «Славный год мы с тобой, Алексеич, отморячили, но дальше стоять на рейде, охранять Амурский залив, а потом портовый причал, мне как-то не улыбается. Я ведь к тебе перешел с «Паллады" постигать парусную науку… Может я пойду, где-нибудь поплаваю, а то у меня за зиму «жабры» высохнут!» Ну что ж говорит, пойди, уж как-нибудь без тебя перезимуем.
И занесло Леонида Евгеньевича аж на лесовоз «Аян», типа "Сибирьлес" и целых полтора года возил я дрова в Японию – туда деревянные, оттуда – «железные». Очень уж тогда японские подержанные авто ценились на всем Дальнем востоке, вплоть до Урала. И ведь надо заметить, что Япония – это единственная страна в мире, которая на ВНУТРЕННИЙ РЫНОК, делает машины ЛУЧШЕ, чем на экспорт!
Может и дальше возил бы дрова, да только жена моя, на очередной японской крутой машине, в марте 1996 года разбилась по дороге в Находку, оставив мне троих детей. Пришлось «бросать якоря» на берегу.
Ваш яхтенный капитан Леонид Сегаль. Благодарю за подписку. Здесь будет много парусных интересных историй.
Продолжение следует в 1998 году – на Надежде в регату Сидней–Хобарт.
Продолжение смотри здесь
