«Зрителей очаровала «Ирония судьбы» и заставила задуматься профессионалов.
В чем секрет успеха ленты?
Ведь нет шпиона и перестрелок, нет красавца разведчика с загадочным лицом и твердым взглядом, нет невероятного экзотического Человека-амфибии, нет добродетельной жены, обвиненной в неверности, чьи чистота и высота открываются мужу перед ее смертью, когда «цветок уже в пыли»...
А может быть, в «Иронии судьбы» все-таки есть какой-то аналог этой киноэкзотике?
Да-да, здесь в пресловутом микрорайоне, в стандартных домах, в малогабаритных квартирах, где не только стоят одинаковые польские гарнитуры, но даже и взятка за их приобретение дана примерно одинаковая...
Мне кажется, что Брагинский и Рязанов давно почувствовали и точно учли тягу современного городского человека, чья жизнь течет напряженно и однообразно, к необычному, удивительному и веселому— к Приключению с большой буквы, в котором он будет если не участником, то хотя бы свидетелем.
Не чудо ли — выигрыш десяти тысяч рублей на впервые в жизни купленную облигацию, не сенсация ли — пенсионер, который на собственных торжественных проводах вдруг возьми и откажись уходить на пенсию, а потом устраивает мнимые похищения картин и денег, чтобы спасти от отставки своего пожилого приятеля — следователя? Не странен ли современный Робин Гуд, крадущий машины у жуликов, чтобы, восстановить справедливость? И что за удивительная история про непьющего врача-холостяка, в крепком подпитии накануне Нового года уехавшего в другой город и нашедшего там суженую?
В сущности, это городские сказки, и не так важно, происходят они в новогоднюю ночь или обычным днем. Важно, что современный человек, оказывается, нуждается в этих сказках, которые «дают разрядку после трудового дня», «поднимают настроение», «делают нас добрее друг к другу».
Эти киносказки разворачиваются в стандартных квартирах, у прилавков универмагов, в дешевых фотоателье, на перронах аэровокзалов. Они рождаются на скрещении невероятной ситуации и прозаической узнаваемой среды. Их корни можно найти в новеллах О' Генри с его пристрастием к парадоксальному случаю, к анекдоту, с его верой в созданное человеком чудо, которое должно немножко помочь обычной жизни, подтолкнуть ее на доброе дело {вспомним лист плюща, нарисованный стариком художником на стене против окна больной и помогший ей выздороветь,— «Последний лист»).
В «Иронии судьбы» рассказывается история поэтическая и счастливая. Метаморфоза не случайна. Фольклорное народное начало прежде и более всего определяет дух и конструкции комедий Рязанова и Брагинского. Недаром в соответствии с требованиями сказки их герои подвергаются испытанию, искус должны выдержать их дружба, любовь, порядочность.
Сказка эта демократичная. Герой ее не номенклатурный царевич или увенчанный олимпийскими наградами принц, а страховой агент, фотограф, пенсионер, врач. Про героя «Стариков-разбойников» авторы пишут: «На лице Николая Сергеевича светились голубые детские глаза. По ним можно было догадаться, что Николай Сергеевич добрый, мягкий, ясный, доверчивый и поэтому недалекий». За исключением последнего определения остальные можно применить ко всем главным героям фильмов Рязанова. Играет ли их Смоктуновский, Никулин, Леонов или Мягков, в сущности, это все тот же современный Иванушка- дурачок — простодушный и себе на уме, доверчивостью и неподкупностью открывающий те двери, в которые не попадет хитрость и расчет. И герой этот никогда не обманывает надежды зрителя, даже если заставляет на время в себе усомниться. Он честен, верен в любви и дружбе, и все его прекрасные качества, как положено в сказке, вознаграждаются счастливой любовью.
Есть ли что-нибудь новое в последней работе Рязанова по сравнению с его предыдущими фильмами или это еще один удачный вариант уже найденного? Мне кажется, что мастерство драматургов и режиссера стало здесь тоньше, изящней и
уверенней. А задачи поставлены более трудные. Раньше герои рязановских фильмов двигались по зигзагам анекдотического сюжета. Сюжет и коллизии были не менее интересны, чем люди. Сейчас вся авантюрная часть, по сути, вынесена в начало, почти что за скобки — главное начинается, когда сюжет остановился, герой попал в чужую квартиру,— и сменяется историей взаимоотношений трех людей, с удивительной пристальностью и режиссерской изобретательностью разработанной Рязановым.
Мы привыкли к тому, что на экране должно что- то случаться, в особенности в комедии. А здесь люди неторопливо присматриваются, прилаживаются друг к Другу, и вот вроде бы и все. Но сколько артистизма, изящества, художественной фантазии в работе режиссера и исполнителей!
И удивительно точный выбор актеров.
Андрей Мягков с его лукавой застенчивостью и настойчивой мягкостью — смесь взрослости и ребячливости, простодушия и хитрости — и все легко, непринужденно, с внутренней улыбкой.
Барбара Брыльска. Выбор казался сомнительным: сумеет ли польская актриса ощутить психологический климат, жизненные нюансы нашего микрорайона? Но Брыльска и Рязанов не очень заботятся о том, чтобы дать точный социально- бытовой портрет учительницы. Они исследуют психологию женщины с несложившейся личной судьбой, с привычкой и болью одиночества. Усталость и надежда, привычная настороженность и очаровательная беззаботность, нежность, которую надо подавить, и трезвость, с которой трудно примириться,— все это Барбара Брыльска.
И Юрий Яковлев — артист, который может играть святых, подлецов, интеллектуалов (он все может!) и снова доказал это ролью Ипполита, сыграв блистательную посредственность, великую заурядность, забавнейшую скучность, яркую серость.
В фильме есть воздух, есть паузы, в которых звучат песни. Вроде бы к сюжету они прямого отношения не имеют, а выбрось эти песни, блестяще написанные Микаэлом Таривердиевым и проникновенно исполненные Аллой Пугачевой и Сергеем Никитиным,— и пропадет атмосфера одухотворенности, интеллигентности, фильм станет беднее и плоше.
За истинное и серьезное мы обычно держим то искусство, которое стремится исследовать противоречия жизни, добраться до их корней и показать открытое в формах самой жизни. Но, наверное, искусство может быть и иным: оно может поднимать настроение зрителя, воспитывать его чувства, рассказывая истории, не столь прямо связанные с реальностью; воплощающие скорее то, что нам хочется, то, во что мы как трезвые люди не верим, а если это все-таки случается, то называем шутливо и недоверчиво «иронией судьбы» (Ханютин Ю. Сказки разного возраста // Советский экран. 1976. № 19. С. 4-5.)