Статья и интервью-монолог Фредди Меркьюри из нидерландской газеты De Telegraaf (21.05.1977)
Материал и перевод любезно предоставил Алексей Спектр.
Кингсли и Чарльз Уорды построили студию Rockfield, самую знаменитую в Англии, у себя на родине - в прекрасном, но отрезанном от мира уголке Уэльса, где их праотцы буквально веками возделывали землю. Братьев Уордов можно с одинаковым успехом найти и за 24-дорожечным звукорежиссерским пультом с дорогими наушниками на головах, и в рабочих комбинезонах на пастбище с коровами.
Кингсли и Чарльз Уорды невзлюбили Фредди Меркьюри с той самой минуты, когда он в своем блестящем «Ягуаре» впервые въехал на территорию, а за неделю он вообще довел их до «sheer heart attack». Остальная группа вполне свыклась с сельской жизнью и поселилась в близлежащей гостинице, а вот Меркьюри остался недоволен жилищными условиями и каждый день уезжал домой в Лондон, настаивая, что не может спать нигде, кроме своей новой французской кровати с балдахином.
Братья Уорды решили, что Queen должна покинуть их поместье как можно скорее. В тот же день микрофоны начали ломаться, инструменты расстраиваться, а техник совершил несколько серьезных ошибок. Когда «партизанская война» не принесла желаемого результата, Уорды начали тотальную войну на истощение и заломили за аренду студии такую гигантскую сумму, что Queen за эти деньги вполне могли снять для записи Букингемский дворец, а техниками нанять сотрудников НАСА.
Группа протестовала, менеджеры тратили астрономические суммы на панические звонки и телексы, но Фредди Меркьюри сообщил Кингсли и Чарльзу через своего пажа, что согласен на новые условия. На пути к «Ягуару» тем вечером Фредди встретил братьев. Те безмолвно пожали певцу руку. С тех пор они знали, что Фредди Меркьюри не строит из себя звезду - он на самом деле звезда.
Франкфуртский «Фестхалле» вполне мог бы подойти для экранизации книги «Нюрнбергский процесс: на пути к эшафоту». Это одно из тех уродливо-помпезных зданий, которое, как надеялся один канцлер из недавней немецкой истории, простоит тысячу лет. Идеальное место для концерта Queen. Внутри атмосфера не менее жуткая, потому что солнце еще не зашло, и дневной свет, пробивающийся через стеклянный купол и окна, смешивается со световым шоу, да так, что Рембрандт, увидевший это, наверное, сбежал бы куда-нибудь.
Атмосфера тоже довольно накаленная. Среди 10 000 сидящих и стоящих зрителей - около трех тысяч американских солдат с ближайшей военной базы, граждане второго сорта, которых терпят только потому, что в карманах у них доллары. Восемнадцатилетние юнцы, которые служат в армии, ни в одной стране мира не являются самой цивилизованной частью нации, но этим американцам все-таки пришлось бы куда легче, если бы они не были так же легко узнаваемы. Поскольку им запрещают, чтобы их волосы торчали из-под фуражки, они отращивают их, сколько могут, на своих неандертальских головах, а потом, когда переодеваются в гражданское, зачесывают их как можно ближе к ушам, с пробором посередине, как у Роберта Де Ниро в «Крестном отце».
Фредди Меркьюри, внимательный, как положено настоящему артисту, заметил, как много в «Фестхалле» американцев, уже в первые пять минут концерта, и в следующие почти два часа концерта в основном общался именно с этой частью аудитории. Шуточные монологи, от которых он обычно отказывается в странах, где языковой барьер считает непреодолимым, он на этот раз слегка модифицировал, сделав менее интеллектуальными.
О Queen много чего можно сказать, но они уж точно не избегают рисков на сцене. Никакого драматического нарастания. С первых же нот они берут с места в карьер и играют большинство хитов уже в первые пятнадцать минут. Знаменитая на весь мир хоровая часть Bohemian Rhapsody звучит для зрителей в виде фонограммы, а группа уходит со сцены, залитой светом - возможно, чтобы насладиться небольшим отдыхом в домашнем кругу.
Вы понимаете, к чему я веду - к ответу на злободневный вопрос, который задают, наверное, все поклонники Queen по всему миру, которым еще не довелось побывать на их концерте. Так вот: потрясающе красивый, душераздирающий вокал, ради которого группа четыре месяца проводит в студии… его на сцене просто нет. Он звучит на два порядка слабее, но зрителям - по крайней мере, зрителям во франкфуртском «Фестхалле», - похоже, все равно, потому что Queen выкладываются на сто процентов. И, если честно, за два часа они успевают сделать очень много.
Я встречаюсь со звездой в идеальном, даже немного задумчивом настроении. Хотя он едва встал с постели (без балдахина) самого прекрасного номера в 36-этажном «Плаза-отеле», Фредди Меркьюри встречает меня в ослепительном убранстве - похожих на лыжные штанах цвета кофе и рубашке с цветочным узором, широкими рукавами и достаточно большим вырезом, чтобы постоянно почесывать волосы на груди тонкими пальцами правой руки. Он идеально подстрижен. Его экстравагантная внешность вскоре уже не кажется такой ослепительной - Фредди Меркьюри ведет себя как типичный британский джентльмен, а его «твердая верхняя губа» подчеркивается передними зубами, которые сделали бы честь даже персонажу «Удивительных приключений кроликов».
«Да, вчера все прошло исключительно хорошо, - говорит он в ответ на вопрос. - Мы не всегда играем два часа. У нас бывали концерты, которые проходили просто идеально, фанаты требовали три раза выйти на бис, а потом мы с удивлением обнаруживали, что играли всего полтора часа.
С течением гастролей я обычно устаю после каждого концерта все меньше и меньше, но вот вчера я был выжат просто досуха. Физически я прихожу в себя примерно через полчаса, но вот чтобы восстановиться ментально, мне нужен час, а иногда и пять-шесть.
Нет, я не делаю ничего для сознательного расслабления, я для этого слишком нетерпелив. На меня работает массажист, которого я могу вызвать в любое время дня и ночи, но на этом все. Иногда я пробую заниматься гимнастикой - точнее, неуклюжими попытками выполнять балетные упражнения. Хотелось бы иметь больше времени, чтобы взять несколько уроков - хотя бы для того, чтобы иметь представление, какие мышцы на самом деле задействуются для каких сценических движений.
Конечно, есть движения, которые я делаю всегда, но мне нравится говорить себе, что все от начала и до конца - импровизация. Иногда я замечаю, что определенное движение вызывает определенный эффект, и думаю: «Надо бы запомнить». Но потом никогда не могу вспомнить, что же надо было запомнить.
Да, мы могли взять в последнее американское турне разогревающую группу и похуже, чем Thin Lizzy. Но зачем нам это делать? Если группа не может захватить внимание аудитории, она не сможет этого сделать и после плохого разогрева. Кроме того, все мы четверо любим максимально все для себя усложнять. Наконец, был и еще один мотив: когда мы были еще не слишком известны, Mott the Hoople однажды взяли нас в американское турне, и, оглядываясь назад, я могу сказать, что это стало для Queen очень полезно. Мы увидели похожую возможность и для Thin Lizzy. Американской публике, похоже, нравятся концерты сразу двух британских групп - они гарантированно услышат на них что-то такое, чего не услышат на родине, хотя в Америке много фантастических групп. Я считаю, что британские группы разнообразнее - и тем ценнее это для Америки, потому что там музыкальный рынок настолько невообразимо огромен, что места на нем хватит всем.
Я совершенно не могу сочинять во время гастролей. Я пишу песни за фортепиано, а на гастролях я фортепиано вижу только на сцене. Кроме того, у меня на гастролях вообще нет ни одной свободной минуты - все время чем-то занят. Собственно говоря, мне и не нравится сочинять на гастролях - я предпочитаю сосредотачиваться на чем-нибудь одном.
Все эти причудливые истории - просто неправда. Мы работаем над альбомом три-четыре месяца. Да, это довольно долго, но не так долго, как рассказывают в газетах. Если бы мы, как я прочитал в одной статье, действительно работали над Bohemian Rhapsody семь месяцев, мы бы за это время с ума посходили. Еще говорят, что мы очень любим работать в студии, но на самом деле никому из нас это особо не нравится. И, зная нас, иначе быть просто не может. Иногда от усталости мы соглашаемся на какое-нибудь техническое решение, а потом на следующий день опять начинаем ныть по этому поводу. Давайте попробуем снова, пока не получится, как мы хотели? Большинство песен буквально просят об этом.
После Sheer Heart Attack мы начали писать все более и более сложные песни, которые требовали соответствующей продюсерской работы. Вы можете представить себе Bohemian Rhapsody, звучащую иначе, чем на пластинке? На A Night At The Opera и A Day At The Races мы оторвались на всю катушку. Но теперь все будет куда менее пафосно. Да, мы как композиторы сможем с этим справиться. Мы пишем то, что необходимо - и в качественном, и в количественном смысле. Никто из нас не идет работать, когда не нужны песни для пластинки.
У нас определенно есть своеобразный шаблон, я не буду этого отрицать. Я пишу для пластинки четыре песни, Брайан еще четыре, а Джон и Роджер по одной. Если бы они писали песни получше, я давал бы им более значительную долю, хотя, знаете, я бы лучше выпускал на пластинке двенадцать песен вместо десяти, чем довольствовался меньшей долей композиций. У нас постоянные разногласия по поводу песен! Иногда доходит до перебранок, а иногда заходит и дальше, ха-ха-ха… Автор песни должен защищать ее огнем и мечом, иначе она ни за что не попадет на пластинку.
Например, Брайан часто хочет, чтобы я пел какую-нибудь из его песен иначе, чем это вижу я. Я начинаю с ним спорить. И на это уходят часы, дни, недели, иногда месяцы, прежде чем кто-нибудь уступает. Обычно Брайан. Я намного эгоистичнее остальных. Не знаю, почему так. Сколько бы раз я ни говорил себе, что надо бы быть немного гибче, я просто не могу идти на компромисс. А еще я из всех нас оставляю меньше всего пространства для сторонних предложений. Собственно, я сначала полностью прорабатываю песню, а потом уже начинаю думать, что надо бы соблюсти простейшие правила рок-н-ролльной демократии.
Возможно, дело еще и в том, что мне нелегко даются песни. Важнее всего для меня мелодия, но, хотя я и стремлюсь к совершенству, музыка - даже не самая трудная часть работы. Вот тексты для меня - настоящая мука. У меня всего один раз бывало, когда текст буквально сам слетел с пера. Это была Killer Queen. А еще это единственная песня, для которой я сначала сочинил слова.
Английская пресса живет в состоянии войны с нами. Мы, по их мнению, вообще все делали неправильно, но мы перестали их слушать почти с самого начала, когда выяснилось, что зрители на нашей стороне. После этого мы практически не сотрудничаем с прессой, кроме разве что зарубежной. Английская пресса в основном состоит из идиотов. В общем говоря, они ненавидят успех - как, кстати, и все другие английские власти. Журналистам нравится чувство, что они управляют вкусами аудитории - и именно поэтому они всегда начинают закапывать группу сразу после того, как она добилась успеха. Они ни в коем случае не хотят делиться этой группой с остальным миром - не говоря уж о широкой публике.
Идея позаимствовать название у братьев Маркс возникла из желания представить пластинку в виде оперы. Произведения искусства. Вот как мы пришли к A Night At The Opera. A Day At The Races после этого стал логичным шагом. Но снова повторять то же самое смысла уже нет. Хотя было весело.
После A Day At The Races мы получили несколько телеграмм от Граучо Маркса, единственного из братьев Маркс, кто еще жив. «Я слышал, вы, ребята, назвали пластинки по двум нашим фильмам, - писал он. - А еще я слышал, что вы, ребята, очень хороши. И это замечательно, потому что братья Маркс выпустили тринадцать фильмов». На последних американских гастролях мы побывали в гостях у Граучо Маркса. Он устроил для нас фантастическую вечеринку в своем доме в Беверли-Хиллс. Она продлилась до поздней ночи, и все это время он очень радушно с нами общался. Ему 87 лет! Он даже спел для нас пару песен. У меня в глазах стояли слезы. «А теперь вы», - сказал он.
К счастью, в доме нашлась гитара, и Брайан нам аккомпанировал. Мы спели '39 на четыре голоса. Граучо счел песню очень красивой. Когда мы приехали в Детройт, он прислал нам еще одну телеграмму: «Я решил назвать свой новый фильм The Rolling Stones Greatest Hits. Что теперь будете делать?»
После вечеринки дома у Граучо нам пришла в голову идея включить в концерты акустический сет. На этих европейских гастролях мы впервые пробуем песню Calling You (судя по всему, '39 - прим. пер.) Мы жутко нервничали, когда впервые исполняли ее на сцене. Для такой успешной группы, как Queen, у нас такое бывает на удивление часто. Мы просто недостаточно уверены в себе. Практически обо всех песнях, которые мы сейчас исполняем вживую, мы в тот или иной момент говорили «У нас никогда, ни за что не получится ее сыграть». Конечно, иногда у нас действительно не получается. Среднюю часть Bohemian Rhapsody невозможно исполнить вживую. Где взять 160 голосов, которые звучат на пластинке? Так что мы просто включаем фонограмму. Я все еще мечтаю исполнить ее с настоящим хором. Лондонский симфонический оркестр записал милую кавер-версию Bohemian Rhapsody с хором из очень хороших певцов. Очень импозантно. Хотя, конечно, они не так хороши, как мы четверо, ха-ха-ха…
Да, я всегда переодеваюсь в один и тот же момент шоу. Пока играет фонограмма Bohemian Rhapsody, у меня есть всего сорок секунд, и каждый раз я волнуюсь: успею ли? Да, я мог бы, конечно, переодеваться во время какого-нибудь из соло Брайана, но тогда театральный эффект будет совсем другим. Эти сорок секунд для меня проходят очень быстро, но для зрителей, которые думают, что вообще происходят, время пролетает вообще незаметно.
У всех четверых из нас есть на сцене техники (Фредди назвал их «реквизиторами»). Они великолепны, все четверо. Мой техник знает, что я думаю, еще до того, как я сам понимаю, что подумал. Ах, это все как в театре. Вроде бы это кажется неважным, но разве это не впечатляет, когда реквизитор выносит на сцену крохотный треугольник, а потом тут же уносит после того, как на нем сыграют одну ноту?
Стойку половинного размера я «открыл» для себя чисто случайно. Я искал что-нибудь, что до меня не делали другие певцы, но вообще ничего не приходило в голову. А однажды на концерте у меня в руках вдруг оказалась верхняя половина микрофонной стойки - нижняя отломилась. Я понял, что нужно вести себя как ни в чем не бывало, потому что, подозреваю, со стороны это смотрелось крайне нелепо. Но я почувствовал себя таким свободным с этой штукой, что с тех пор решил только так и выступать. Людям это очень нравится, это стало моей «фишкой». Я уже использовал эту половинную стойку в качестве клюшки для гольфа. Следующий этап - буду изображать автомат. Правда, тогда понадобится еще одна фонограмма!»
