"Ке-ды" вышли на экраны в 2016 году. После «Кед» (как склонять название фильма, если деление по слогам принципиально?), через два-три года мастер снял два коротких метра. Больше Сергей Александрович Соловьёв не успел.
Таким образом, «Ке-ды» как будто невольно подвели итог художественно-поэтического странствия режиссёра. Именно — поэтического, потому что Соловьёв никогда не переставал быть поэтом. Даже в самых неудачных, на мой взгляд, своих работах («2-Асса-2», «Одноклассники») он оставался поэтом, совсем не плохом, только очень-очень растерянным и, словно забывшим, как организовать поэтическую речь.
А что же «Ке-ды»?
«Ке-ды» — это стихотворение, состоящие из двух частей. В первой части автор воспроизводит шум мира, во второй пытается услышать его мелодию.
Первая часть неловкая, ломкая, кажется надуманной, чудаковатой. Во второй — то, ради чего и имело смысл переносить историю прозаика Андрея Геласимова на экран.
Это не удачный и не неудачный фильм. Не хочется говорить о нём в таких категориях. Это, как мне кажется, поэтическое размышление о том, как выбраться из тьмы к свету.
Чтобы пояснить эту мысль, позволю себе привести пространную цитату из интервью Сергея Александровича 2016 года.
Интервьюер спрашивает об обстоятельствах, при которых Соловьёв узнал, что Цой погиб.
Ответ Соловьёва.
«— Это странно, но я очень хорошо помню. Я снимал «Дом под звездным небом» на Николиной Горе. Снимал страшную сцену, где все друг друга убивают, кидаясь звездочками. Потом я пошел обедать в автобус. Все сидели и ели из алюминиевых мисок мосфильмовскую еду. У водителя радио едва что-то там буровило. Я краем уха что-то зацепил, произошло, мол, какое-то событие, не то в Риге, не то где-то еще, кто-то во что-то не вписался. Я попросил сделать погромче. Водитель сделал громче. Цой не вписался в поворот, лобовое столкновение, Цоя больше нет. Я помню свою первую мысль тогда (к слову о моих связях с тем, что называется общественным климатом эпохи): ну все, вот теперь все пойдет к чертовой матери. Причем я не знал, что именно пойдет к чертовой матери. Но я очень правильно, как я сейчас понимаю, сформулировал мысль: теперь все пойдет к чертовой матери, все!
— Что все?
— Посткоммунистическое начало, которое включало в себя и "Ассу", и Курехина, и Борю Гребенщикова, и самого Цоя. Вот все пойдет к чертовой матери».
Это всё не просто. Это очень сложно. Мучительно оставаться по вышеприведённому адресу. И очень трудно подняться из этих бездн. Пройти свой путь к свету.
Соловьёв его прошёл. Что бы кто бы ни говорил про «Ке-ды» (в том числе сам режиссёр — (по его словам: «Фильм в общем-то ни о чём. Без всякой глобально высокой мысли, без глубинной идеи») — но этот странный, тревожный фильм завершается так, что отпадают любые вопросы относительно авторского замысла. Он завершается долгим крупным планом мальчика-аутиста и его мамы. Мамы, которая сначала отдала особенного ребёнка в ужасный детский дом (дорога через пустырь в сопровождении охранника в это пугающее здание за железным забором, всё равно что переправа через высохший Стикс, дорога в инобытие, вот именно туда, в те, инфернальные пределы), а потом взяла сына назад, чтобы уже никогда с ним не расставаться. Теперь они вместе.
Это и есть визуальный образ завершённого пути из чёрт-те чего — к милосердию и любви. Из хаоса и печали — к Пресвятой Богородице с Младенцем на руках.
И тут же возникает новый тревожный вопрос, о дальнейшей судьбе этого мальчика, но уже не героя фильма, а самого актёра.
Исполнителя роли мальчика Сергей Александрович искал долго. Нашёл в интернате, предложил участвовать в съёмках, а мальчик захотел сниматься со своим другом. Так и случилось. Мы видим двух реальных друзей в эпизоде прощания двух кинодрузей. Один уходит, другой остаётся в детском доме, он и грустит и радуется за первого.
И нет в сердце этого остающегося мальчишки ни злобы, ни уныния. Есть свет, который рождается силой любви.
Хочется думать, что у этих двух мальчишек, которых Сергей Александрович нашёл в интернате, всё сложилось хорошо. И что остались какие-то связи со съёмочной группой — потому, что это было бы правильно, по-человечески.
Мы, конечно, в ответе за тех… И за этих. Но, возможно, больше всего за тот свет, который носим в душе своей с рождения.
А что ж тогда искусство? Мне кажется, то, что помогает нам свидетельствовать о свете, сберегать его, делать видимым для других, делиться им.
Сергей Александрович ещё сказал так о своём фильме: «эта картина о том, чтобы, несмотря ни на что, все были живы».
Хорошо сказал.
А что же название фильма "Ке-ды", при чём здесь спортивная обувь? Это, практически, два гермесовских крыла, врученные главным героем перед походом в армию двум дорогим людям: другу и любимой. Каждому по кеде, чтоб хранили!
А что же сам главный герой, юноша по кличке Джаггер, он что делает в этой истории? Он проходит инициацию, как все молодые ребята, главные герои многих других фильмов режиссёра. Инициация — упорство духовного роста в период катастрофического смятения чувств. В этом обвале предчувствий и надежд нужно сохранить детство. Детство спасает от пошлости. Пошлость — личный крах. Искушения ещё как возможны. Против Джаггера может встать сам Джаггер. И тут главное разглядеть лицо дорогого для тебя мальчишки, всплывающее на задымленном горизонте, и получить, как ответ от Бога, смску от любимой.
No pasaran! Пошлость не пройдёт!
Кому непонятно, о чём я пишу, — советую, посмотрите фильм.
Фильмы Сергея Александровича Соловьёва
Навигатор
