Найти тему

Мой сладкий

Автор обложки Любовь Коновалова
Автор обложки Любовь Коновалова

Начало

Двенадцатая глава

Глава 13.

К концу полёта окончательно утверждаюсь в мысли, что самым лучшим вариантом поведения будет холодная вежливость, отсекающая всяческие поползновения к чему-то большему, чем деловое сотрудничество на почве его здорового образа жизни.

И, пережив приступ лёгкой паники, связанный с посадкой, как только появляется сеть, отбив родителям СМСку, что приземлились нормально, с кирпичным лицом отправляюсь на выход.

Ни о чём не подозревающий Гольдман, благородно поджидает у выхода в рукав, а потом на ходу пытается забрать из рук довольно увесистую ручную кладь, но я не отпускаю,

- Не стоит, я сама! – получилось очень независимо, так круто и холодно, что он останавливается, чтобы взглянуть в лицо,

- Феминистка, что ли? – спрашивает презрительно, - ну, как знаешь!..

И я, как самая ярая феминистка, получив багаж, качу свой чемодан, который на стыках плит норовит завалиться на бок. Тащу сумку с его же, мать ети, контейнером, набитым картриджами и шприц-ручками, в котором больше льда, чем инсулина, и свою, так называемую, дамскую барсетку, в ней чего только нет, но вполне можно разместить ещё пару буханок хлеба. И надуваюсь от обиды всё больше.

Алексей, играючи помахивая чемоданом, который даже не собирался ставить на колёса, не несёт больше ничего, за исключением планшета, болтающегося в специальной сумке через плечо. Его широкоплечая фигура радостно маячит впереди, ослепляя белизной футболки. Я в дорогу из соображений практичности не решилась нацепить белое, а этому засранцу всё нипочём! Не ему же стирать! Впрочем, и не мне.

Семеню со своей тяжёлой ношей, как вьючный ослик, стараясь не потерять его из вида и, погружённая в собственные мысли, буквально чуть ли не носом тыкаюсь ему в спину.

- Почему встали? – поднимаю голову. Глупый вопрос, нас встречают. Яркий колоритный парень с умопомрачительными бровями и табличкой: Алексей Гольдман и Мария Анисимова, отвечает на почти чистом русском,

- Рад видеть вас на Анатолийской земле! – дарит такую ослепительно белозубую улыбку, что невозможно усомниться, точно, рад! - Я – Шариф!

- Здравствуйте, Шариф! – ну, как с таким не познакомиться? – Мария! – глупо, конечно, у него же на табличке написано моё имя.

- Позвольте, госпожа Мария? – протягивает руку к ненавистному чемодану. Не сопротивляюсь и сумку, которую пожадничала Алексею, тоже сбагриваю. Как гора с плеч! – пойдёмте к машине, - и вправду, чувствую себя хоть чуть-чуть госпожой.

Идём следом за Шарифом, Алексей лишь бросил удивлённый взгляд, когда я легко скинула на водителя свою поклажу, покачал кудрями и ничего не сказал.

А у них тут уже вовсю лето! Дома ещё в ветровках или даже в куртках люди ходят, и портят настроение беспричинно-осенние затяжные дожди. Родители сетуют, что на даче в гряды не войти, того гляди сапоги засосёт! А здесь ярко-синее небо, незамутнённое ни одним перышком лёгкого облачка, и безудержное солнце, без спросу загребающее в горячие объятья, согревающее душу, обещающее такое сумасшедшее счастье, что хочется петь, танцевать, смеяться!

Улыбчивый Шариф загружает в багажник вещи. Гольдман в это время усаживается сзади, гляжу вопросительно: мне куда? К Шарифу на переднее или к нему под бок? Но наглец демонстративно устраивается по диагонали, упершись спиной в один угол, а длинными ногами в пол другого, и затыкая уши наушниками, бросает на моё недоумение,

- Я ж не знаю, какой из него ездец, а сзади шансов выжить больше, - и уходит в себя.

- Сука! – шепчу под нос. У, всё слышавшего водителя, гостеприимная улыбка мигом сползает с лица, и он, не имея возможности ответить говнюку, который развалился барином в его машине, пытается объясниться хотя бы со мной,

- У меня стаж со школы! И ни одного штрафа за последние пять лет! – я ему верю и сочувствую. Смело усаживаюсь рядом и прилагаю недюжинную фантазию, чтобы как-то исправить неловкость,

- Шариф, откуда Вы так хорошо знаете русский?

- Я из Баку, русскую школу там окончил, университет. Сюда приехал за братом, он обосновался, родителей перевёз, семью. Ну и я следом.

- Жалеете, что уехали?

- Нет, - отвечает, а взгляд туманится лёгкой печалью, - но скучаю…

Мы выезжаем на дорогу, и вскоре я вижу настоящие пальмы, они мелькают толстыми стволами и шевелят тёмно-зелёными лапами крон. А по другую сторону море!

Я была однажды с родителями в Анапе, но так давно, что впечатлений почти не осталось в памяти. Разве что, как подцепила там какую-то заразу и проболела половину отпуска, почти не отлучаясь от туалета.

А тут! Широкий синий простор, уходящий в небо! Мы мчимся по трассе, а он всё длится и длится за окном.

- Ак Дениз, - ласково называет его Шариф.

- Что это значит?

- Белое море, потому что белая дымка, покрывает его в ранние утренние часы.

- М-да! А наше Белое море покрывает лёд в любые часы…

- Ну, так-то это Средиземное, - он что всерьёз думает, что я не в курсе?

- Спасибо, что сказал! – мне смешно, он понимает свою оплошность в стиле Капитан Очевидность, и тоже принимается хохотать.

Мы болтаем всю дорогу, Шариф делится тем, что знает про турецкие нравы и правила жизни, это ему близко. То и дело показывает достопримечательности за окном, шутит и снова улыбается. Я тоже улыбаюсь ему в ответ, смеюсь над шутками, кручу головой, боясь пропустить что-нибудь интересное, и не сразу замечаю, что пассажир на заднем сидении вытащил наушники и, глядя исподлобья, слушает нашу болтовню.

А он, перехватив мой взгляд вполоборота, застигнутый врасплох, моментально прикрывает глаза, делая вид, что спит. Ну-ну…

Где-то через час останавливаемся возле кружевных невысоких ворот, за которыми в сочной зелени утопает двухэтажный дом, белый, как кусок сахара рафинада, под коричнево-красной, похожей на печенье, черепицей.

В этом сладком раю мне предстоит прожить ближайшие полгода. Только станет ли этот сахарный домик раем?

Продолжение