Этюд № 40 (из 89)
VI.
ТРЕТИЙ КОНТАКТ
У вагона стоял, опираясь на дамский велосипед со спущенным передним колесом, мужчина лет сорока – один из милиционеров «шестовского» набора – и тщетно пытался восстановить дыхание, чтобы начать говорить. Шестов нетерпеливо прихлопывал пыль носком тяжёлого ботинка, ожидая, пока гонец придёт в себя после бешеной гонки на неисправном велосипеде по лесному бездорожью.
– Ну, ну, родной, рожай скорее!
Заметив вышедшего из вагона губернатора, он пояснил:
– Начальник оцепления – Лошков Володя. Посты объезжал. – И снова повернулся к милиционеру. – Что у тебя, Владимир Павлович?
– Олег… Михалыч… – наконец выдавил из себя бедняга. – Там солдаты… человек двадцать… Двое верхом, одна телега, все – с ружьями… Идут сюда…
– Где солдаты? Говори толком! С чего ты взял, что сюда идут?
Татьяна Александровна, заметившая из окна состояние Лошкова, вынесла ему воды в большой кружке. Тот схватил кружку и выпил воду залпом, даже не взглянув на врача.
Глаза его, наконец, раскрылись до нормальных размеров, и он начал, торопясь и обгоняя свои мысли, говорить:
– Короче, сегодня утром к посту…
– Какому посту?
– … К пятому посту, короче, рано утром, только-только светало… вот… короче, вышел Влас, ну, тот, который из скита…
– Ну!
– Короче, он сказал, что вечером был в Кочетовке, по делам к родственнику ходил, вот, короче, и видел, как туда, уже на ночь глядя, воинский отряд пришёл. Родственник тот через старосту узнал, когда гуся на прокорм сдавал, что солдаты, короче, в Кочетовке только переночуют, а утром дальше двинутся, беглых искать. Но не староверов, как сразу староста подумал, а других, про которых рассказывают, что они – сатанинское отродье и где-то в этих болотах ведовством занимаются. Ну, короче, Влас сообразил, что речь про нас идёт, и двинул прямиком к нам, чтобы предупредить, короче…
– И где сейчас солдаты? – спросил Маковей.
– Я часа два сюда от поста пилил! – Лошков показал рукой на спущенное колесо с «пожёванной» камерой, поясняя этим жестом, почему он не приехал раньше. – А когда уезжал, они были в четырёх километрах от оврага, где пост оборудован. Я, короче, сказал своим, чтоб себя не обнаруживали и шли прямо сюда впереди них. А если к вечеру дойдут до поляны, той, что за проходом в буреломе, то чтобы, короче, устроили там шум… Ну, мины, там, сигнальные, дымы… А не поможет – чтоб шашку с «черемухой» в проходе зажгли… Вот, короче, и всё, Олег Михалыч…
– Хорошо, Володя, действовал правильно! Значит, ты уверен, что они идут прямо сюда?
– А куда ж им ещё? А после поляны – так вообще дорога накатанная, особенно после обоза, что в Крым ушёл. Они прямо по ней к разъезду и выйдут, не заблудятся!
– Ладно, родной, попей ещё водички, с собой возьми, хватай мой велосипед, – вон он стоит, – и дуй на пост. Проконтролируешь, чтобы они выполнили всё, что ты им велел, и сам им поможешь. Шашку ещё одну возьми и три противогаза. А мы сейчас соберём народ и двинем следом. Держаться до нашего прихода! Понял?
– Понял, Олег Михалыч! Поехал я, короче… – и Лошков, по-солдатски козырнув, побежал к соседнему вагону, где располагалась резиденция Шестова и находился склад с пиротехникой и боеприпасами.
Маковей, слушавший всё это со стороны, так и забыв прикурить сигарету, подошёл к Шестову и спросил:
– Время?
– Должны успеть, Владимир Михалыч. Два часа назад они были в шестнадцати километрах отсюда. Даже с проводником они без дороги больше шести километров не прошли. Ещё через два часа стемнеет, а в лесу даже чуть раньше. Если проводник про поляну знает, – а так оно и есть, скорее всего, – то он их выведет к ней если не на ночёвку, то на привал – точно. Это почти пять километров отсюда. На сборы и на бросок уйдет часа два, не больше. Значит, у поляны будем одновременно. Успеваем. Жалко, велосипедов только шесть осталось, остальные в городе уже, а то бы и раньше успели.
– А люди? – Маковей с сомнением покачал головой. – Они же почти все там уже, в городе.
– Человек двенадцать-пятнадцать моих здесь… Хрущёв! – Шестов увидел кого-то за спиной губернатора и сделал шаг в сторону. – Дима! Давай – «три пятёрки» для всех! Пулей! Я жду здесь!
– Хорошо, Олег, тогда слушай задачу! Всех, живыми – сюда. Никто уйти не должен. Второе – важнее.
– Это понятно…
– Как думаешь выполнять?
– Возьмём наручники, верёвки, противогазы, «черёмуху» – и туда. Я с первой пятёркой на велосипедах рвану… Дождёмся, пока они или спать лягут, или на привале все вместе соберутся, и подожжём с наветренной стороны пару шашек. Когда они запаникуют, бросимся на них в противогазах и повяжем. Стрелять они точно не смогут. Главное, чтобы от «кондратия» не окочурились, когда глаза протрут и наши рожи увидят. Думаю, больших проблем не будет.
– Хорошо, утверждаю. Желательно, чтобы ты их затемно привёл и сразу – в вагон для «аборигенов». Офицера – сразу ко мне, я сегодня здесь останусь. Удачи!
– Спасибо! Не беспокойтесь, Владимир Михалыч, обойдётся и на этот раз! И не таких обезвреживали! Правда, в плен не брали… – Шестов тоже козырнул, повернулся и зашагал к своему вагону.
– Что там случилось, Владимир Михайлович? – обеспокоено спросил вернувшегося губернатора профессор Маслов.
Маковей рассказал, что произошло.
Кидман вскочил с кресла, хлопнул себя по тощим ляжкам и заходил-забегал от одной двери до другой, каждый раз огибая длинный губернаторский стол и бубня себе под нос: «Вот оно… Вот оно… Случилось… Я пгедупгеждал… Я говогил!»
Татьяна Александровна, не мигая, смотрела на губернатора, прикрыв рот рукой.
– Ну, что же, – Маслов вынул, было, свой знаменитый платок, но тут же сунул его на место. – На этот раз, возможно, действительно обойдётся. А если в следующий раз пришлют батальон, полк? Всем рот не заткнуть, как этим двум десяткам бедолаг, да и слезоточивого газа на всех не хватит! Далее оттягивать нельзя – надо ехать в Москву за индульгенцией.
– Да, да, конечно, я с вами согласен, Александр Андреевич! – Маковей нервно тёр кулаком свой подбородок, глядя в стол.
– И ехать – вам, уважаемый Владимир Михайлович!
Маковей поднял голову и поймал твёрдый взгляд профессора.
Не отводя своего от профессорских глаз, он жёстко сказал:
– Хорошо. Готовьте легенду. Выезжаю на следующий день после возвращения Горбатова.
-----------------------------------------------------------------
Операция по нейтрализации войсковой экспедиции прошла почти точно по плану Шестова.
Царский отряд, достигнув поляны, по команде проводника остановился и стал готовиться к короткому отдыху и приёму пищи: солдаты мгновенно составили ружья в козлы, сбросили ранцы и принялись разводить костры; оба офицера спешились и, связав между собой поводья своих лошадей, подошли к телеге, достали из небольших сундучков длинные прямые трубки, отошли в сторону и принялись набивать их табаком, дожидаясь ужина.
Проводник, здоровый молодой детинушка с лохматой, но весьма жиденькой бородёнкой, отправился искать проход в сплошном буреломе, начинавшемся на противоположной стороне опушки. В лесу быстро темнело, разгорающиеся костры ещё более сгустили темноту вокруг бивака, и это значительно облегчило задачу людям Шестова.
Проводника, когда тот вошёл в проделанный ещё в апреле широкий проход среди поваленных ветром деревьев, Шестов «успокоил» собственноручно: короткий точный удар сзади ребром ладони под основание черепа – и мужик только чуть слышно хрюкнул, медленно опустившись сначала на колени, а потом бородой в колючую редкую траву. Подойти незамеченными в кромешной темноте к ничего не подозревающим и не ждущим опасности солдатам не составило особого труда. Чуть усилившийся к вечеру тёплый ветерок устойчиво дул вдоль слегка вытянутой с востока на запад поляны.
Из-за темноты и дыма костров, ядовитых клубов газа от двух зажжённых шашек никто из солдат не увидел.
И только когда все уже стали усиленно тереть глаза и начали надсадно кашлять, отворачиваясь от костров, один из офицеров крикнул, давясь слезами и кашлем:
– Корыткин! Ты чего это в огонь накидал, подлая твоя душа?
Солдат, сам уже ничего не видя, бросился на голос, чтобы держать ответ:
– Так я тока эта, господин поручик… Кхе… Шишки сосновы, штобы от комаров, значитца, кхе-кхе…
– Какие, к едрёной матери, шишки? А ну, туши костёр, к бесу, а то я…
Договорить поручик не успел, так как неожиданно для себя подлетел вверх метра на полтора и пребольно звезданулся всем тылом о землю.
Тут же, сквозь слёзы, он увидел над собой тёмное пятно, которое оседлало его и одной, явно человеческой, рукой закрыло рот, а другой приставило к горлу огромный, почему-то горячий нож и произнесло по-русски, но не человечьим голосом:
– Поручик! Слушай меня внимательно! Сейчас я тебя отпущу, и ты прикажешь своим солдатам, чтобы все они легли на землю и не шевелились. Если не сделаешь – умрёшь ты, и умрут все твои солдаты. Оно тебе надо? Нас здесь много, и все с ружьями. Если понял меня, кивни!
Поручик нетерпеливо замычал под ладонью Шестова и кивнул два раза.
Шестов встал с пленника и помог ему подняться.
Офицер с трудом разогнулся, – видно, здорово досталось при падении, – одной рукой схватился за горло, другой за глаза и крикнул туда, где сидели солдаты:
– Ребятушки! Слушайте меня! Сила неодолимая вокруг нас! Сдадимся на милость, иначе сгинем все! Ложитесь все на землю и так лежите, пока за вами не придут, и спаси вас Бог!
Через пятнадцать минут всё было кончено: солдаты и офицеры связаны по рукам и в колонну по одному, ружья, ранцы и велосипеды погружены на телегу, костры затушены. Всего с проводником в отряде оказалось девятнадцать человек.
– Володя! Лошков! – Шестов подождал, пока подойдёт начальник оцепления. – Фонарик на телегу – и вперёд!.. Да!.. Офицеров отвяжи от общей колонны; пусть за телегой сразу идут.
-------------------------------------------------------------------
Соотечественники! Если у вас хватило терпения дойти до этих строк, значит, вас чем-то заинтересовал мой опус. Это бодрит. Но если вы порекомендуете своим знакомым подписаться на мой канал, а они, вдруг, возьмут – да и подпишутся, то у меня появится стимул и далее складывать буквы в слова, слова – в предложения, и уже с их помощью материализовать свои мысли в средство для вашего времяпровождения. Подписывайтесь – и тогда узнаете, с чего всё началось! Подписался сам - подпиши товарища: ему без разницы, а мне приятно!