Привет всем на канале Птица-муха!
Сегодня хочу рассказать историю о том, как дед Митрофан с нами своими подвигами поделился.
Чудесный летний денёк клонился к вечеру. Мы: я, Светка – моя двоюродная сестра, Вовка – внук Петровны, Стёпка, и бабы Капины Колька с Петькой затеяли игру в войнушку. Сейчас уже плохо помню, что у пацанов было из оружия, но Колькин игрушечный револьвер, который он привёз с собой из города, запомнила. Были такие револьверы с бойком. Туда ещё закладывалась бумажная ленточка, на которой были нанесены серные точки. При ударе бойка они возгорались, издавали шум и треск. Не знаю, как они правильно назывались, но мы их называли – пистоны.
Пользы при активных боевых действиях от этих пистонов было мало, но всё равно было интересно. Мы со Светкой, понятно, были медсёстрами. Она стащила из дома две белые тряпки, на которых мамкиной губной помадой нарисовала красные кресты. Эти тряпки были благополучно повязаны нам на руки.
Дед Григорий с дедом Митрофаном мирно сидели на лавке у дома деда Митрофана, курили и разговаривали "за жизню", когда мы толпой, с криками и шумом, вывалили из проулка.
– Танька! Командира ранили! – орал мне Петька.
А командир, он же Стёпка, схватился руками за живот и, согнувшись пополам, пошатываясь, делал вид, что вот-вот упадёт.
– Танюшка, – закричал мне дед Митрофан, – Тащити ево сюды! Ранение дюжа сквернае, в живот. Нада правильна перву помащь оказать, а то помрёть! Качарыжку ему в рот!
Мы со Светкой подхватили раненого командира под обе руки и потащили его к лавке.
– Против каво воюити? – спросил дед Митрофан, когда все участники сражения подтянулись к месту дислокации дедов, решив, что раз такое дело – командир ранен, то боевые действия можно и приостановить.
– Против немецко-фашистских захватчиков! – отчеканил политически подкованный Петька.
– О! Гляди, Гриша! Пряма, как мы с табою в сорак втаром!
У Петьки тут же разгорелись глазёнки.
– Деда Митрофан, а ты, что? Воевал?
– А как жа! Вона, с дедам Григорием в одном окопе под Сталинградам были.
– Расскажи! Пожалуйста! – попросил Петька и мы все присоединились к этой просьбе.
– Да, чаво тута рассказавать?
– А ты, кем был на войне? – поинтересовался Колька.
– Я-то? Я, энта, пулимётчикам был. Со сваим "Максимкай" поваявали мы.
– А где сейчас твой Максимка? – сдуру спросила Светка.
– Максимка, Светка, энта пулимёт так называлси – "Максим"! – смеясь, пояснил дед.
– Деда Митрофан, а медсёстры у вас на войне были? – спросила я.
Дед заметно оживился.
– А, как жа, Танюшка, канешна были. Куды на войне без медсестричак? Без их на войне никак нильзя. Помню, была одна у нас, так по мине сохла, ни описать словами. Помнишь, Гриша? Я в окопе, мине стрилять нада, а она мине сзаду за пинжак дёргаить, мол, обрати на её внимания.
– Митрафан, какой пинжак! – встрял дед Григорий. – Энта жа война!
– Ну, за шанельку, кака разница!
– Ага, ежели бы энта медсестра, катора по тибе сохла, тибе бы за шанельку дёрнула, то ты бы вмести со сваим "Максимкай" перкубырнулси бы, – смеясь, сказал дед Григорий. – Она жа по два раненых на одном плече с поля вынасила!
– Энта ты пра Раю гаваришь, а по мине сохла, энта, как её, Софачка.
– Чаво ты брешишь! Софачка по старшаму лейтинанту сохла. Все про энта знали!
– Деда Гриша, а ты на войне, кем был? – полюбопытствовал Вовка, тем самым выручив деда Митрофана из неудобного положения.
– Я, Вовка, на войне… – с удовольствием начал свой рассказ дед Григорий, довольный вниманием к своей персоне, но тут же был прерван дедом Митрофаном.
– Гарманистам. Гарманистам он был на войне.
– Каким ещё гармонистом? – удивился Вовка.
– На войне не было гармонистов! – уверенно сказал Стёпка.
– Многа ты знаишь! Как на войне без гармошки? – и дед Митрофан многозначительно посмотрел в глаза своему старому другу, скажи, Гриша!
Деду Григорию не очень хотелось быть гармонистом, но он привык доверять деду Митрофану.
– Ага, гарманистам! – и тут же спел частушку:
Сидить Гитлер на берёзи,
а берёза гнётьси,
посматри, товарищ Сталин,
как он нае… нае…
– Навернётьси! – выручил дед Митрофан друга.
– Да, навернётьси!
Мальчишки тут же утратили интерес к деду Григорию и переключили своё внимание на пулемётчика.
– Деда Митрофан, а тебе было страшно? – спросил Колька.
– Страшна? Да, чаво тама пужатьси? Немцы, они жа, как дети!
– Добрые? – спросила я.
– Глупаи! И даверчиваи.
– Мы не глупые! – обиделся Вовка.
– Энта вы сийчас не глупаи, вона, все в школах учитиси, а тогда были глупаи! – выкрутился дед. – А вы-та, канешна, вы-та сичас все умнаи, палец в рот ни клади!
– Деда Митрофан, а ты подвиги совершал? – с надеждой глядя на деда, спросил Колька.
Вот, как объяснишь детворе, что на войне каждая минута – подвиг. Дед задумался на несколько секунд, вздохнул, видимо припомнив что-то, потом заулыбался.
– Ну, как тибе сказать, Колька. Вроде и был подвиг, но энта как-та само сабой палучиласи, без умыслу.
– Расскажи!
– Расскажи!
– Ну, ладна, слушайти сюды. А ты, Гриша, ежали чаво забуду, падсказавай, – распорядился дед.
И все замерли в ожидании.
– Дела была под Сталинградам. Осталаси от нашай роты человек сорак, ни больша. Сидим в окопе, а на нас немцы пруть, человек сто. Чаво делать? Патронав мала, нет, канешна, для "Максимки" маво, патронав хватала, но для ружий – малавата. Обед тут ещё скора… Ну, думаю, нада ребят выручать, раз у мине патроны имеюцца. Тута я выскакаваю из окопу, "Максимка" наперивес, как дам очередь па немцам, как заору, мол, за Родину, за Сталина, едрить тваю налева! А за мною дед Григорий с гармошкай! Как заиграить во всю "Катюшу"! Немцы аж растерялиси. А я гляжу, в другом конце окопа повар наш паловникам по крышки кастрюли стучить, мол, обед, братцы, налитай, пока ни остыла,
чав-о-о де-е-е-лать? Поастываить всё к энтай матери, как патома исть будим? Я тагда и машу немцам, мол, всё! А они ни панимають, тагда я им показаваю, мол, всё, есть, есть пора. Эссэн, кричу, эссэн! Ни знаю, чаво они падумали тама, тольки побрасали все ружья, и как кинулиси до нас. Бегуть, оруть: "О! Эссэн! Эссэн! Гут! Зэр гут". Дед Григорий играить на гармошки, немцы оруть! Да-а-а. Так вот мы их тёпленьких-то всех и повязали! Ничаво, я, Гриша, ни забыл?
Дед Григорий почему-то сидел, согнувшись пополам, и только смог помотать головой, мол, нет, ничего не забыл. А мы, окружив дедов со всех сторон, стояли с открытыми ртами. Первым очухался Вовка.
– Деда Митрофан, а немцев потом расстреляли?
– Чаво жа их стрилять. Накармили и в плен отправили. В Сибирь, дома строить.
– А тебя за подвиг наградили? – спросил Стёпка.
– Канешна. И мине, и деда Григория. Как-нибудь орден покажу, ежели вспомню, куды прибрал. Ну, ладна, бегити, играйтися дальше, а мы с дедам Григорием пойдём до кухни, раз вспомнили…
Мы, счастливые и гордые за дедов, побежали играть дальше.
– Слухай, Митрафан, а, чаво, энта, я вдруг – гарманист? И вапще, чаво ты тута дитям наплёл? – спросил дед Григорий.
– Да, ничаво, Гриша! Чаво бы ты им рассказал? А я – чаво? Как мы с табою, по калена в грязи, в акопе, и от роты пять человек осталаси? Как друзей апосля с поля боя по частям вытаскавали? Энта жа дети! Панимать нада!
Да-а-а. Не любили деды много о войне говорить. Не любили вспоминать. Очень тяжело далась им победа. Спасибо им за это и низкий поклон!
Спасибо, что прочитали.
Все материалы канала можно посмотреть здесь.
Весь дед Митрофан здесь.
Заходите на мой телеграм канал там тоже интересно.