— Натк, погоди уходить... Воды дай, а? - простонал муж.
— Ещё чего тебе? Эклеров, может? Точно уволят тебя, Толенька, ничего путного делать не можешь, даже кочегаром быть - и то для тебя слишком.
Муж разлепил один глаз и, придерживая раскалывающиеся виски, мутно видел стоящую перед зеркалом жену - она причёсывалась, закручивая русые волосы в незамысловатую гульку. Толины руки, густо обросшие чёрным покровом, заходили круговыми движениями, растирая виски. Протяжно, по-лошадиному фыркнув, он уставился стеклянными красными глазами в потолок.
— Плохо мне, Натка, не доползу до работы.
— Ещё как доползёшь! Налакался он вчера! Животное, пьянчуга, пёс шелудивый, и зачем ты мне только нужен. Вставай давай, нечего разлёживаться.
Она рывком сорвала одеяло с мужа. Он брыкнулся и отвернулся к висящему на полстены гобелену с выцвевшим тигром, который умиротворённо нюхал экзотический цветок, а рядом прыгали зайчики. Наталья считала картину до неприличия бездарной: ну какой тигр будет нюхать цветочки, когда рядом зайцы? Зачем ему вообще эти цветы? У производителей-китайцев, видимо, совсем туго с фантазией.
— Всё, я Лёшку в сад повела, а ты живенько вставай, пей свой чай и чеши на ферму. И не приведь Господь тебе проспать, я больше перед начальством отдуваться за тебя не буду, - погрозила его спине пальцем Наталья. - Уволят - пойдёшь на все четыре стороны, вон, к мамочке своей в Витязь отправишься, уж она-то тебе обрадуется.
— Злая ты, Ната. Принеси водицы всё-таки, в горле ажно жгёт.
— Сам до кухни дойдёшь.
Она резко раздвинула занавески на дверях второй комнаты:
— Дети, встаём поживее.
— А-а... у-у-у... - лениво потянулась старшая тринадцатилетняя Алёнка, - мам, кажется, у меня температура, и голова болит, можно я дома останусь?
— Вот летняйка, вся в отца! Быстро в школу давай, пока я всех вас ремнём не вылечила, - выговорила дочери Наталья и ласково обратилась к беленькой головке сына. - Алёша, Лёшенька, вставай, мой сладкий, в садик надо идти.
Она поцелọвала его, пощекотала... Мальчик улыбнулся и открыл чистые синие глазки. Наталья принялась одевать его и подгонять старшую дочь. Через пятнадцать минут они с сыном были уже на улице, а Алёнка спешно завтракала на кухне.
У оснований сопок густо нависал туман и клубился разреженными, протяжными облаками до самой их середины, наполняя влагой бурый весенний лес. Сопки без листвы походили на спины согнутых медведей. Природа пробуждалась: набухли древесные почки, войлочные вишни, что разрослись вокруг их дома, вот-вот распустят первые цветы. Пропрыгав по накиданным доскам густо заросший кустарником болотный лесочек, мать и сын постояли на импровизированном мостике - Алёша засмотрелся на рыбок, сгрудившихся возле запутавшегося в водоросли куска хлеба.
— Наверно, Ксюшка их кормила, они же раньше выходят. Идём, сынок.
Они с трудом выкарабкались из кювета на дорогу - всё размыло от затяжной мороси - и медленно пошли по единственной асфальтированной дороге посёлка, тоже мокрой, ведь ночью не переставал срываться мелкий противный дождь.
По правую сторону, в километре от вытоптанной коровами и быками земли, за мешаниной грязи с утопленными в ней копытами, начиналась жёлтая полоса песка, а за ним ревело серое, неспокойное море. Наталья повела носом, оценивающе обвела синими и строгими глазами горизонт - всё затянуто серой, тяжёлой простынью. Опять быть дождю.
Наталья оставила сына в детском саду и отправилась обратной дорогой на норковую ферму. Ферма располагалась за дальним концом посёлка, уходя глубже в полуостров, и заканчивалась на стыке двух сопок. В обязанности Натальи входил уход за животными. Вот уже пятнадцатый год посвящала она себя этому не самому приятному делу. Поначалу тяжело было - прикипала душой к некоторым норкам, любимцы у неё были, которые радовались её появлению, беспокойно вертелись, сами лезли в руки. Этих она смело брала без перчаток - знала, что не укусят. Пряной, ни в чём не повинной животинкой пахло от их юрких головок, которые втайне целọвала Наталья. Отдавала им свою нерастраченную любовь. Хоть и муж есть, а любви... нет.
Норки смелели, проникались доверием к ласковой работнице. А одна какая была! Ох, шалунья! Взметнётся ужом на Натальино плечо и сидит там, вцепившись острыми коготками. Наталья ходит от клетке к клетке, подкидывает чистой соломы, а ручная норка, обвившись вокруг её шеи, наблюдает за работой, головкой чернявой туда-сюда вертит, а потом нет-нет, да и влезет Наталье в ухо, пощекочет усами, и всё вертится, извивается, а Наталье хоть бы хны. Прогулка у неё такая, значит. "Вот она я, посмотрите, какая! Свободная!" Был у той норки один изъян - на грудке, между передними лапками, беленькое пятнышко размером с копеечную монету. Назвала её Наталья Фросей.
— Ох, Наташка, отгрызёт она тебе ухо, доцелуешься с ней, это ведь дикое животное, злобное, - неодобрительно качали головами бабы.
— Не-е-ет, у нас любовь.
Решила Наталья эту норку оставить себе, договорилась с начальником:
— Вы, Сергей Валентинович, не велите норку под номером 2347 убивать, я её выкуплю, как время подойдёт, муж для неё делает клетку.
Сергей Валентинович, тогда ещё довольно стройный и безусый, согласился.
А в один день, когда Наталья только к обеду дошла до навеса, под которым ждала её Фрося (норок было на ферме около двадцати пяти тысяч) обнаружился ряд пустых клеток. И клетка под номером 2347 тоже была пуста. Усыпили всех и отправили на снятие шкур. Бросилась Наталья в цех, кинулась ей в глаза гора норковых тушек, уже освежё ванных, жуткое зрелище. Мужики-работники разделывали новых, а рядом с ними, на деревянных помостах - ряд ещё теплых, умеҏщвлённых тёмно-коричневых тушек животных. Ох, как кричала Наталья, как матеҏила всех, кто попадался на её пути. И начальнику тоже досталось. Среди подвешенных шкурок нашла она свою Фроську с белым пятнышком на грудке. Не станет её норка украшать голову какой-то мымҏе! Была Наталья в ту пору беременна Алёнкой и чуть не родила прямо в цеху.
Фроськина шкурка досталась ей бесплатно. Вернувшись домой, она отлупuла ею мужа за то, что тянул с оборудованием клетки - хотела Наталья для Фроськи особенную клетку, большую, чтобы было где разгуляться. Так норка Фроська нашла своё последнее пристанище в шкафу Натальи.
С тех пор стала Наталья относиться к норкам безучастно, не привязываться ни к кому. Надев защитные перчатки, она открывала клетки, брала норку за шкирку, пересаживала в другую, переносную клетушку, чистила её постоянный домик, и также бесцеремонно запихивала назад норку. Корм тоже раздавала на автомате, особо ни к кому не присматриваясь. Корм состоял в основном из отварного минтая - норки сметали его за минуту, чрезвычайно прожорливые животные. Бабы-работницы тоже раздавали корм, неустанно болтали, хохотали, но Наталья не присоединялась к их разговорам - терпеть не могла сплетни и ядовитую зависть, которыми были пропитаны все их беседы.
— Наташ! Муженёк-то твой опять опоздал, только минут десять, как явился. Опять норки будут визжать от голода.
Муж Натальи Толик был кочегаром. В печах, которые он топил, готовили еду для животных.
— Ой, да ну его!
Тут Наталья заметила, что женщины сегодня все сплошь накрашены, волосы подкрутили и под защитными фартуками виднелась приличная, нерабочая одежда.
— А что это вы все сегодня такие красивые?
— Во даёшь! Так журналисты же сегодня приедут из краевой газеты, будут нас фотографировать, Сергей Валентинович приказал вчера быть всем нарядными.
— А у тебя, Наташ, не обижайся, но видок, конечно... Стыдоба одна. Волосы погляди, как торчат... Выглядишь так, словно из лесу вчера вышла, никогда цивилизации не видела. Ты лучше спрячься, не пугай фотографа, - сказала ярко накрашенная Инна с лошадиным, удлинённым лицом и высоким начёсом, подчёркивающим из без того массивную челюсть.
Бабы засмеялись, Наталья сжала зубы.
— Без тебя разберусь, чучело, что мне делать, - не осталась в долгу Наталья. - знаешь, как говорят: сколько обезьяну не крась, она всё равно человеком не станет.
— Что ты сказала??? - гҏудью попёрла на неё оскорблённая Инна.
— Ой, девчонки, да будет вам!
Но Инна не унималась, подошла к Наталье вплотную, глаза горят злобой и отчего-то завистью. Наталья заблаговременно сняла защитные перчатки, чтобы дать надлежащий отпор.
— Забыла, как муженёк твой ко мне бегал? Значит, покрасивше тебя я буду! А как он мне пел, как напевал! Вот скажи: кто ты тогда, если я обезьяна?
— Девочки мои милые, что тут у вас происходит?
К ним приближался начальник Сергей Валентинович: круглый, в чёрном вычищенном пиджаке, с подкрученными пшеничными усами. К параду готов, сразу видно. Четверо женщин расступились.
— Итак, хорошие мои, ненаглядные красавицы, будьте наготове, журналисты подъехали, не подведите!
Он пробежался блестящими, взволнованными глазами по лицам дам, с неодобрением задержался на хмурой Наталье, но ничего не стал говорить, а тут же припустил до длинному навесу с клетками, чтобы встретить гостей.
Предзаказ моей книги "Пойдём со мной. Жизнь в рассказах или истории о жизни" в Читай-городе и Лабиринте.