Римма Виленовна работает в этой должности с 1997 года и рассматривает с 2003 года уголовные дела с участием присяжных заседателей по первой инстанции областного суда. Она обладает огромным опытом и знаниями по суду присяжных, которыми охотно делится со своими коллегами, проводя учебные занятия, в том числе, участвуя в видеозаписи учебных судебных заседаний.
Она любезно согласилась обсудить с Михаилом Спиридоновым отдельные вопросы, связанные с рассмотрением данной категории дел.
М.С.: Предлагаю начать с вопроса о том, как Вы готовились к первому делу с участием присяжных заседателей, что изучали, из каких источников получили необходимые знания?
Р.Ч.: В челябинском областном суде первое дело с присяжными заседателя рассматривал мой коллега - Горбулин Сергей Борисович. Это был, насколько я помню, 2003 год, процесс шел с 17 по 25 февраля. Им же был разработан алгоритм рассмотрения дела с участием присяжных заседателей. Этим процессуальным порядком пользуются в суде до настоящего времени с коррективами в зависимости от того, как меняется законодательство.
Председатель областного суда заранее начал готовиться к тому, что будут судьи рассматривать дела с участием присяжных заседателей, готовить он нас начал очень заранее.
Первое дело в России с участием присяжных рассматривал Саратовский областной суд, который вошел в экспериментальную группу судов. Мы посмотрели видеозапись этого процесса. Судьи, которые были выделены на рассмотрение дел с участием присяжных заседателей, были направлены в Академию правосудия для того, чтобы пройти обучение. Саратовский областной суд по мере рассмотрения дел формировал пакет вопросных листов, которые немедленно нам направлялись для ознакомления.
Меня всегда интересовал процесс присяжных, поэтому я смотрела, что можно найти, и в том числе, мне очень помогли зарубежные детективы, где описывался очень подробно суд присяжных, формирование коллегии. На учёбе мы разговаривали с теми судьями, которые уже рассматривали дела с присяжными заседателями, и задавали им вопросы. Мы дискутировали, спорили, что-то мы принимали, что-то не принимали.
Огромную роль в моем личном становлении сыграл судья Верховного Суда РФ В.П. Степалин. Он настолько проникся этим процессом, что на любой вопрос, который возникал, он либо знал ответ, либо находил ответ, но ни один вопрос он не оставлял без ответа. Эти отношения складывались из учебного процесса, когда он читал лекции, когда проводил учебный, игровой процесс. Он и дальше не оставлял судей без своих консультаций, можно было позвонить ему и задать любые вопросы, которые возникали. Пожалуй, что очень большую роль он сыграл, в том, что был преодолён барьер: повышенная ответственность, когда ты переключаешься только на то, чтобы вывести процессуально всё, и не обращаешь внимание на взаимоотношения уже с присяжными заседателями.
М.С.: Соглашусь с Вами в том, что раздел в комментариях к УПК по суду присяжных под авторством уважаемого В.П. Степалина - один из лучших источников знаний, в них очень подробно и доступно изложена вся процедура этой формы судопроизводства.
Противники или скептики суда присяжных, часто говорят, что непрофессиональные судьи - простые граждане, - не могут и не в состоянии разобраться в головном деле, так как при принятии решения они в большей мере руководствуются эмоциями и чувствами симпатии, антипатии. Что на этом можно ответить?
Р.Ч.: Во-первых, начнём с того, что мы - правоприменители: есть закон и надо его применять. То есть это не подлежит обсуждению, хорошо это, плохо ли. Вот он есть и эта форма судопроизводства - она живая, действующая. Это первое.
Во-вторых, поскольку присяжные заседатели - это судьи фактов, то они устанавливают фактические обстоятельства. И говорить о том, что у них нет юридического образования, хотя в коллегию могут попасть лица и с юридическим образованием, что не запрещено законом, то это на мой взгляд, неверно абсолютно.
Люди, которые ответственно подошли к своей роли присяжного заседателя, к тому статусу судьи факта, но которые принимают присягу, на мой взгляд, подавляющее большинство из них абсолютно ответственно пытаются разобраться в том, что происходило. Они оценивают доказательства действительно по своему внутреннему убеждению, их не в чем упрекнуть.
Я отношусь с огромным уважением к тем людям, которые попадают в каждую коллегию, и я считаю, что они вполне могут разобраться именно в фактических обстоятельствах. То, что от них требуется, это посильная задача, и они доказывают это своими вердиктами.
М.С.: Нужно ли с кандидатами проводить какую-то предварительную работу, например, показывать им учебные фильмы, беседовать с ними, объясняя суть предстоящей работы, давать им общее представление о судебном процессе, о работе суда, об уголовных делах, могут ли проводить с кандидатами такую работу сами судьи?
Р.Ч.: На мой взгляд, это тоже мнение субъективное, судья не должен до процесса встречаться с кандидатами в присяжные заседатели и проводить какую-то работу, что-то объяснять и давать какие-то разъяснения, но этот этап должен быть. Думаю, что это уровень хорошо подготовленного помощника, либо заведующей канцелярией присяжных заседателей - в плане установления контакта и преодоления барьера. Когда кандидат приходит с вопросом “зачем я вам нужен, ведь я не юрист”, и “это ваша работа, а у меня свои дела, у меня своя зона ответственности”, “что вы от меня хотите”. То есть, нужно как-то установить контакт с этим человеком и объяснить, что он не статистом приходит, а он приходит для того, чтобы выполнить очень важную работу, и что он вполне может это сделать, и что не нужно юридической подготовки, и что его ждут здесь в суде, и что его работа очень важная и для конкретного суда, и для конкретного дела. Преодолеть вот этот барьер: “у меня другое образование, и я не хочу, я занят, извините”, - вот это нужно преодолевать, разговаривать и, на мой взгляд, отвечать на вопросы, которые могут возникнуть у кандидатов в присяжные заседатели: как будет проходить процесс? кто его будет вести? а можно ли узнать, чем занимается этот судья? где будет проходить судебное заседание? сколько это у вас длится? Необходимо ответить на эти организационные вопросы человеку, который занят на другой работе, он имеет право знать. И с этим вполне справляется хорошо подготовленный помощник либо другой сотрудник, выделенный для предварительной работы с кандидатами в присяжные заседатели.
М.С.: Что судье в первую очередь нужно проверить в списке кандидатов? Как проверить наличие препятствий для участия кандидатов в деле?
Р.Ч.: Ну, опять же, из собственного опыта, я всегда разговариваю с теми лицами, которые формируют список кандидатов.
Во-первых, я прошу их, чтобы они сверяли документы, безусловно, и предупреждали кандидата, что если до формирования он менял фамилию (регистрация брака или еще по каким-то обстоятельствам), то он должен об этом, во-первых, сообщить, во-вторых, чтобы были подтверждающие документы, чтобы он уже проверялся либо под одной и второй фамилией, и в список вносился под одной фамилией.
Во-вторых, я просматриваю обязательно сведения о полученной судимости и психическом состоянии здоровья кандидата. Ну, и я еще прошу очень выяснять помощников или сотрудников суда у кандидата его отношение к вероисповеданию. Вот это я спрашиваю, это важно, и на мой взгляд, это имеет значение иногда для того, когда ты принимаешь решение снимать вопрос при опросе или нет. Поэтому вот это тот набор сведений, которые мне нужны, которые для меня важны. Если человек привержен какой-то религии, то при определенных событиях, которые они будут устанавливать, это может иметь значение.
М.С.: Это очень интересный вопрос. Например, в США в анкете кандидатов присяжные есть вопросы о расе. И при ответе на него кандидат может не только выбрать предлагаемый вариант ответа, но и вписать собственный вариант. У нас такого вопроса в анкете нет, хотя, если подумать, в определенных случаях вопросы о национальности кандидата или отношении к религии, вполне допустимы. Тем более иногда кандидату гораздо проще ответить на определенные, если можно их назвать, щепетильные личные вопросы, именно в анкете, то есть до начала отбора, так как в судебном заседании они могут, возможно, и чувствовать стеснение, на эти же вопросы не ответить.
Р.Ч.: Да, конечно, совершенно согласна. И еще сложный очень вопрос, вот Михаил Сергеевич правильно сказали, что щепетильный, или такой частный вопрос, как наличие судимости у близких родственников. На этот вопрос ответить честно кандидат в присяжные заседатели может не всегда. Конечно, кандидат может озвучить ответ на него конфиденциально, но конфиденциальность не ограничится только судьей, стороны все равно узнают эту информацию.
И вот первое дело, которое мы с вами говорили, в Челябинском областном суде, который Горбулин рассматривал и безупречно провел процесс, был оправдательный вердикт, который был отменен в июле 2003 года Верховном Судом РФ по кассационному представлению прокурора, потому что одна из кандидатов в присяжные заседатели скрыла сведения о судимости двух сыновей своих. Она была в коллегии и поэтому вердикт был отменен. И потом это дело рассматривала уже я и у меня тоже был оправдательный вердикт: семь голосов проголосовали за недоказанность. И потом его тоже отменили. И в третий раз рассматривал другой судья, у него был тоже оправдательный вердикт, шесть на шесть. И только с третьей попытки остался в силе приговор. Там уже было просто невозможно продолжать дальше.
М.С.: Следующий вопрос у меня возник лишь по той причине, что в юридической литературе по нему есть дискуссия. А именно: какое количество немотивированных отводов могут заявить в стороны при формировании коллеги?
Р.Ч.: Сегодня каждая сторона по одному кандидату немотивированно отводит, если судья не увеличивает ещё на одного кандидата в присяжные заседатели. Это прямо прописано в законе.
М.С.: По каким критериям оценивать тенденциозность коллегии присяжных, есть ли какие-то универсальные критерии для проверки коллегии на тенденциозность?
Р.Ч.: На мой взгляд, сложно говорить о тенденциозности коллегии, поскольку этот вопрос относится к каждой сформированной коллегии по конкретному уголовному делу, поэтому, на мой взгляд, здесь универсального подхода быть не может. Все очень индивидуально, в зависимости от фактических обстоятельств конкретного рассматриваемого дела. У меня были заявления о тенденциозности коллеги, когда говорили о том, что в коллегию попали женщины, а потерпевшая тоже была женщина, и поэтому коллегия не сможет быть объективной. Я тогда отклоняла это заявление, говоря о том, что в данном случае здесь не может быть тенденциозности, а мотивировка является дискриминационной. Говорить о том, что женщины, которые вошли в коллегию, безусловно будут оценивать доказательства только с точки зрения того, что потерпевшая женщина и они женщины - это гендерная дискриминация. На мой взгляд, опять же. Говорить о том, что эти женщины из своего опыта встанут сразу же на сторону женщины, тоже не было никаких оснований, и стороны не выясняли, как складывается семейная жизнь того или иного кандидата-женщины. Поэтому это заявление было немотивированным, на мой взгляд.
М.С.: На момент, когда стороны могут сделать заявление о тенденциозности, мы имеем уже практически готовый состав коллегии. Как я понимаю, на этом этапе мы уже не можем задавать вопросы коллегии, в том числе для выяснения тенденциозности. Иногда в практике на этом этапе пытаются задавать вопросы коллегии, хотя, по моему мнению, это недопустимо.
Р.Ч.: Недопустимо. Есть стадия опроса, стадия мотивированных отводов, стороны должны были успеть выяснить все, чтобы смотреть в будущее, какая бы коллегия не была сформирована. Это в Штатах, опять же, приходят формировать коллегию с огромными коробками, со сведениями на каждого кандидата, что только не собрано.
М.С.: Кто знает, может и мы когда-нибудь к этому придем. Заканчивает блок о формировании коллегии вопрос о разъяснении присяжным прав и обязанностей. В практике можно встретить формальный подход к этому этапу, который заключается в зачитывании присяжным положений УПК РФ об их правах и обязанностях. Мне такой подход не близок. Насколько я понимаю, этот этап, в первую очередь, важен для того, чтобы настроить присяжных на предстоящую работу.
Как вы считаете, насколько этот этап важен для дальнейшего хода процесса и как нужно его провести судье?
Р.Ч.: Я считаю, что это очень важный этап, это как бы введение в процесс, это определение границ, за которые нельзя шагать, где можно спокойно работать. И это разъяснение того, какова роль судьи во всей этой истории.
Формирование коллегии, как правило, занимает значительное время. И кандидаты, которые пришли, к моменту разъяснения прав и обязанностей обычно уже устают: было напряжение, много времени они ждали, пока стороны напишут мотивированные отводы. Потом они ждали, когда немотивированные отводы произведут и когда судья примет решение по мотивированным отводам. Они устали. И вот эта стадия: нужно очень емко рассказать о правах и обязанностях и глядя в глаза человеку, а не в уголовно-процессуальный кодекс РФ. Это приходит с опытом, когда ты разъясняешь все время права, ты уже знаешь, что можно говорить. Поэтому я уже могу себе позволить не зачитывать права, а разговаривать с людьми. И не тем языком процессуальным, который в кодексе, а своими словами. И все время, опять же, по моему субъективному мнению, необходимо подчеркивать значимость присяжных в том, чтобы разобраться в этом деле. Подчеркивать то, что именно они устанавливают фактические обстоятельства и решают вопрос о доказанности тех или иных обстоятельств, а потом и о виновности лица. И это нельзя говорить только с ссылкой, на мой взгляд на процессуальные нормы. Нужно говорить глаза в глаза, своими словами и не очень долго, не очень занимая время, но обязательно подчеркивая значимость их участия в судебном процессе. Это обязательно.
М.С.: Переходя к судебному следствию, хотел бы начать со вступительных заявлений. Даже на своем небольшом практическом опыте я успел заметить, что стороны не всегда понимают суть этого этапа и его содержание. Например, вступительные заявления стороны защиты иногда напоминают прения сторон, что, как я думаю, недопустимо и требует вмешательства со стороны судьи. По вашему мнению, что должно быть во вступительных заявлениях стороны обвинения и чем они должны быть ограничены?
Р.Ч.: Мне, наверное, повезло, что в профессиональной деятельности у меня были достаточно сильные государственные обвинители, которые в том числе сейчас ушли в суд и тоже рассматривают дела с присяжными. И, как правило, государственные обвинители очень коротко, очень четко доводили свою позицию в начале судебного заседания. Как правило, позиция сводилась к тому, что по их мнению установлено вот такое-то событие. Причастность подсудимого к событию тоже установлена собранными по делу доказательствами, которые они представят. Ну, и потом, опять же, опытные прокуроры говорили о том, что они не сомневаются в том, что присяжным под силу разобраться в этом деле, а они выступят помощниками и помогут им потом правильно оценить доказательства, они будут помогать. Вот такая позиция, она вполне подчеркивает уважение к людям, они снова говорят о том, что они верят в присяжных и верят в то, что им под силу разобраться. А они помогут. Такая дипломатическая позиция.
Что касается защиты, на мой взгляд, защитник вообще-то не всегда понимает, что нужно и приходится полемизировать или как-то подталкивать защиту к тому, чтобы позиция была доведена абсолютно четко. Непозволительно никаких альтернатив. Вы должны занять четкую позицию, обозначив: если вы не причастны, потому что вас там не было, то расскажите, где вы были. Если вы считаете, что событие не могло быть, то вы объясните - почему. А ограничиваться только тем, что он не виновен и мы вам это докажем - это не позиция. И каждый раз приходится вступать в диалог с защитой, говоря о том, что это не изложение позиции, а просто декларирование того, что, по их мнению не собрано никаких доказательств. А с чем же вы будете? Какая же у вас позиция? Что было не доказано? Или почему вы сейчас будете говорить, что не было события? И вот, как правило, защита ограничивается этим. И потом, когда начинаешь просить уточнить позицию, разъясняя, что от этого будет зависеть то, какие вопросы будут сняты; от этого будет зависеть и то, как присяжные заседатели будут понимать, что вы будете представлять и почему. Есть очень сильные адвокаты, которые сразу понимают, в чем дело. А есть адвокаты, которые, на мой взгляд, мешают клиенту довести свою позицию.
М.С.: В практике возникают сложности с пониманием того, в каком объеме оглашаются письменные материалы дела в суде присяжных. Например, иногда стороны пытаются огласить, кем составлен протокол, кто был понятым и специалистом, разъяснялись ли права и ответственность, как были упакованы и изъяты предметы, а при оглашении экспертизы пытаются огласить исследовательскую часть, методику проведения исследования и описание исследования. Как я полагаю, эти моменты относятся к правовой стороне дела и не могут быть озвучены при присяжных. Ваше мнение по этому вопросу?
Р.Ч.: Давайте будем исходить из того, что вниманию присяжных представляются только допустимые доказательства. Тогда не имеет значения, кто проводил исследование, в присутствии кого, какие технические средства использовали. Это не имеет вообще никакого значения. И присяжные никогда оценивают доказательства в этом ключе, не будут вспоминать был там Иванов или Петров, какой фотоаппарат у него был, на какие технические средства фиксировалось всё. Это им не нужно. Второе - это судьи факта, вот факты и зачитывайте. Выводы эксперта — это факты. Установленный факт - смерть наступила от того-то и того-то. Или отпечаток пальцев того-то обнаружен - это факт. А как шло исследование и какая была применена методика - это не факт.
И присяжным абсолютно не интересно, как пришли к этому выводу. Опять же, мы исходим из того, что доказательства проверены судом предварительно и они допустимы. И суд не вынес на обсуждение сторон вопрос о том, допустимо ли то или иное доказательство. Это же обязанность суда - проверить доказательства и при наличии сомнений вынести перед процессом, перед тем, как они будут доведены до присяжных, на обсуждение сторон вопрос о их допустимости. Если выводы эксперта состоят, например, в том, почему не обнаружено то или иное вещество, вследствие чего это произошло и т.д., то в этом случае, конечно, нужно объяснить присяжным почему отсутствует тот или иной биологический след или еще какой-то, который должен был быть. Обратитесь к исследовательской части, чтобы снять сомнения. У присяжных не должно быть никаких сомнений. Объясните им, почему так получилось. Все остальное - это не факт, это не доказанный факт. Методика исследования эксперта никогда не была доказыванием факта. А вот выводы - да.
М.С.: Есть также вопрос о том, как со сторонами обсуждать те письменные материалы, которые они намерены огласить при присяжных заседателях. Нужно ли эти материалы предварительно обсудить до приглашения в зал присяжных? Когда это лучше делать и на каком этапе?
Р.Ч.: Во вступительном слове, как правило, после этого обычно проводится допрос потерпевшего, то есть то, что не вызывает сомнений. А здесь я говорю сторонам, что я должна ознакомиться еще и с тем, что они собираются исследовать. И это, опять же, мое требование, чтобы стороны всегда передавали мне в письменном виде то, что они собираются исследовать. На начальной стадии процесса. И потом я говорю, что должна ознакомиться еще раз со всеми документами, которые заявлены к исследованию, и я сделаю это, например, до завтра. До этого стороны не могут на них ссылаться. Вообще судья должен уже на момент, когда он выходит в процесс, знать какие доказательства вызывают у него сомнения, это у него уже должно быть в голове. И он может сказать, что вот эти документы стороны не используют, т.к. суд намерен их вынести на обсуждение как юридический вопрос.
М.С.: Следующий блок вопросов касается вердикта. И начать я бы хотел с того, как лучше переработать обвинение для вопросного листа? Следует ли обвинение переработать еще при составлении краткого вступительного слова? Например, если обвинение есть юридические термины, или оно слишком громоздко описано, нужно ли его изложить иначе на момент, краткого вступительного слова, а затем, уже с учетом итогов судебного следствия и прений сторон, изложить его в переработанном виде в вопросном листе?
Р.Ч.: Опять же, я буду опираться на свой опыт. Краткое вступительное слово для меня не представляет какой-либо сложности в части соотношения с обвинительным заключением, поскольку это такая ознакомительная процедура с тем, в чем человек обвиняется. Поэтому абсолютно бытовым языком можно объяснить, в чем на настоящий момент обвиняется этот человек. Но вопросный лист формулируется по позициям сторон, которые они займут уже после судебного следствия и выступления в прениях, и после того, как выступит с последним словом первый раз подсудимый. С учетом всего этого конгломерата могут возникнуть и частные вопросы, может быть в другой версии. И может, сторона обвинения от чего-то отказаться, в принципе, это не запрещено законом изменить там что-то. Поэтому я включаю в краткое вступительное слово описание самого события и причастности к нему лица так, как утверждает обвинение. Это все очень коротко. Что касается вопросного листа - то это всегда очень сложный момент для меня, с учетом того, как пишут сейчас обвинительные заключения. Обвинительные заключения сейчас - это когда само событие может занимать очень много листов описания этого события и начинаться с предположений даже следователя о том, как оно должно было быть дальше, что они считают доказанным. И вот это очень сложно, потому что некоторые фактические обстоятельства, они изначально не были доказаны. Но следствие по-прежнему имеет тенденцию завышать объем обвинения. Это большая проблема. А если они завысили объем обвинения, например, изначально какого-то квалифицирующего признака не было, или там умысла на причинения особых увечий и так далее, то вот с этим очень сложно тогда работать, когда ты формируешь вопросный лист. Тебе нужно поддержать версию обвинения, при том, что ты понимаешь, что нет этого фактического обстоятельства. Но ты всегда ориентируешься на присяжных: а как они будут рассуждать, насколько они поняли, насколько они слушали, очень внимательно ли они слушали, разобрались ли они, понятно ли им вот в этой части, что фактически эти обстоятельства, но их нет? Смогут ли они вмешаться в вопросный лист и исключить то, что должно быть исключено? И начинаешь сокращать весь этот объем, ужимаешь его, потому что читать в совещательной комнате присяжным заседателям огромные формулировки вот эти очень сложно, особенно если они ушли в совещательную комнату к вечеру и много внешних всяких факторов влияет на все это. Поэтому я стараюсь переработать обвинительное заключение, убрать оттуда все, что они пишут юридическим языком, сформулировать его так, чтобы было понятно, о чем спрашивают вообще. И можно было бы сделать так, чтобы исключение чего-то присяжными из вопросного листа не повлияло на смысл ответа. А если они исключили что-то из событийного вопроса, то формулировать вопрос о действиях так, чтобы им было понятно, что и тут надо исключать. Вот эту цепь нельзя прерывать, нужно оставить абсолютно логическую цепь.
Ну и каждое дело опять же индивидуально, иногда приходится просто подыскивать такие слова, чтобы не было претензий к вопросному листу. Я рассматривала дело, уже отмененное моим коллегам дважды Верховным Судом РФ, в отношении одного и того же лица. И отменили второй раз по нарушению формирования вопросного листа, где был поставлен вопрос “доказано ли, что такой-то такой-то совершил поджог?”. Позиция апелляции была такая, что поджог - это юридический термин. Попробуйте заменить слово “поджог” при формировании вопросного листа, как это иначе спросить? И вот пришлось изощряться так, что “воспламенил с помощью”.
М.С.: В продолжение о понятности вопросного листа присяжным заседателям я хотел бы поговорить о формулировании вопросов по формальным составам. Например, по статьям 228 и 222 УК РФ. Насколько допустимо объединение первых двух вопросов о событии и причастности в один вопрос с отдельной постановкой вопроса о виновности? Насколько это улучшает понятность вопросного листа для присяжных заседателей?
Р.Ч.: Я всегда объединяю вопрос связанный с квалификацией по ст.222 УК РФ с оружием с незаконным оборотом оружия, объединяю первые два вопроса всегда. Мне кажется, что это легче говорить, поскольку виновность лица определяется конкретно к этому событию, и мы спрашиваем виновно ли лицо в совершении действий именно в этом событии. На мой взгляд, это и проще и никаких проблем не вызывает. Это тогда, когда есть труп, но неизвестное, или есть сомнение, кто к нему все-таки причастен и кто какие действия делал. Там это недопустимо. Здесь, на мой взгляд, это абсолютно допустимо.
М.С.: Например, когда я пытался по формальному составу разбить на три вопроса, то получалось достаточно нелепо. Первый вопрос звучал примерно так: “Доказано ли, что лицо в такой-то период времени совместно с иными лицами приобрело и так далее”. Второй вопрос: “Доказано ли, что этим лицом являлся” - здесь возникла проблема с тем, как обозначить всех этих лиц, чтобы присяжные не запутались. О постановке одного вопроса, объединяющего первые три вопроса, если можно так сказать, по американскому типу, я у Вас однажды уже спрашивал. Как Вы думаете, почему в США гораздо проще подходят к постановке вопросов перед присяжными и ставят один вопрос о виновности, а не три, как у нас?
Р.Ч.: Я не знаю, с чем это связано, и я могу только сказать - с нашим менталитетом, мы не ищем легких путей. Мы всегда должны сделать так, чтобы вот это вот установление фактических обстоятельств должно даваться тяжелым трудом через страдания. На мой взгляд этому только такое объяснение.
М.С.: Достаточно сложной, как мне кажется является ситуация, когда у присяжных в ходе совещания возник какой-то вопрос. Например, если старшина сразу же озвучит этот вопрос, он может невольно сообщить сторонам то решение, к которому присяжные пришли в ходе совещания. Как судье нужно построить процесс, чтобы присяжные могли задать вопрос, но при этом не разгласить суть своего совещания и своих возможных ответов?
Р.Ч.: На мой взгляд, вот в такой ситуации, когда они выходят из совещательной комнаты, потом у них возник вопрос, нужно провести кратенький опрос. Судья должен спросить: “У вас возник вопрос? Вы можете объяснить чего он касается? Возвращение к какому-либо доказательству? Вы хотели бы услышать что-то? У вас есть расхождения по поводу оценки кого-то доказательства, потому что кто-то утверждает у вас, что оно звучало так, кто-то утверждает, что оно звучало так? Формулируйте так, чтобы стороны не поняли к чему вы пришли, в чем у вас этот вопрос. И потом мы с вами попробуем разобраться”. Если они скажут, что возник вопрос по поводу одного из доказательств, то “давайте вернемся к нему, а потом я вернусь к части напутственного слова или попробую ваши проблемы разобрать” - и это будет еще одно маленькое напутственное слово. Если оформление вызвало вопрос - это понятно: “Давайте я вам изложу снова порядок оформления, вернусь к этому напутственному слову. Если у вас будут еще вопросы какие-то, я выясню у вас, понятно ли вам все или стало непонятно”. То есть, на мой взгляд, коротенький опрос в присутствии сторон и сразу же, если старшина начинает говорить - это предупреждать, остановить его. Скажите, что “давайте еще раз, вы не можете довести результаты голосования по какому-либо из вопросов. Пожалуйста, давайте сформулируйте еще раз. Или передайте мне в письменном виде, если вы не можете сориентироваться”. “Вы имеете право судье, в письменном виде передать возникшие у вас вопросы по содержанию доказательств”. “Давайте попробуем вот так - передайте мне ваш вопрос в письменном виде”. Вопрос в письменном виде должен попасть к материалам судопроизводства, чтобы не было никаких вопросов о том, что судья побеседовала со старшиной, сказала ему, как надо голосовать.
М.С.: То есть основной принцип - не дать старшине сразу же свободно начать говорить, обозначить ему границы и стараться соблюдать, чтобы он не разгласил результаты по совещанию. Тем более, бывают очень большие вердикты. Один из последних случаев, о которых я слышал, это оглашение вердиктом объемом более 100 страниц и оно длилось дольше одного дня. В этом случае, конечно, очень важно, чтобы та огромная проделанная работа не была поставлена под удар случайным разглашением тайных совещаний в момент озвучивания старшиной вопроса.
Переходя к этапу обсуждения последствий вердикта, я бы хотел услышать Ваше мнение о следующей ситуации. Если позиция стороны защиты заключалась в невиновности подсудимого, однако по делу состоялся обвинительный вердикт, может ли защитник в таком случае при обсуждении последствий вердикта просить об оглашении или приобщении характеризующего материала и обсуждать вопросы о квалификации и наказании? Не будет ли здесь противоречия с позицией подсудимого? С другой стороны, обязанность защитника - действовать в интересах подсудимого, а при обвинительном вердикте не остается ничего другого, кроме как просить о вынесении оправдательного приговора?
Р.Ч.: Нет, конечно. На мой взгляд, в прениях защитник должен просить о роспуске коллегии, потому что вердикт постановлен в отношении невиновного человека, вернее, оправдать его, потому что вердикт постановлен в отношении невиновного человека. Если, опять же, их доверитель не изменил свою позицию, и если он сказал, что смирился с вердиктом и хочет, чтобы были исследованы там какие-то обстоятельства, которые могут смягчить наказание, он хочет, чтобы защитник именно в этом ключе выступал. А так - вердикт постановлен в отношении невиновного человека, оправдательный приговор.
М.С.: Последний вопрос у меня возник: Вы с народными заседателями тоже уголовные дела рассматривали. По Вашему мнению, разница между этими формами судопроизводства существенная, и вообще, их можно сравнивать между собой?
Р.Ч.: Мне кажется, что это нельзя сравнивать. Я с огромным уважением отношусь к тем народным заседателям, которые работали вместе со мной, это очень добросовестные люди, которые тоже высказывали своё мнение и тоже по оценке доказательств.
На мой взгляд, коллегии присяжных заседателей тяжелее работать, потому что народные заседатели могут спросить что-то у судьи, и судья может им разъяснить и объяснить, и они контактируют друг с другом. А здесь присяжные остаются сами с собой. И им никто не поможет. С ними не зашел судья и они не могут попросить судью хотя бы помочь им разобраться с чем-то. Им самим нужно принять решение и нужно ответить на вопросы.
Народные заседатели, конечно, могут своё мнение изложить и судья напишет приговор с учётом их мнения, или попробует их убедить, и, может быть, ему получится их убедить. А у присяжных заседателей нет такой возможности. На них большая ответственность, на мой взгляд.
М.С.: Спасибо, Римма Виленовна. Я ещё раз благодарю за то, что Вы согласились со мной поговорить. Мне было очень приятно с Вами сегодня пообщаться. Может быть, наш разговор сподвигнет кого-то глубже изучить и улучшить свои навыки по суду присяжных. Мне кажется, что скептицизм в отношении суда присяжных не имеет убедительных оснований. Эта форма судопроизводства давно и хорошо зарекомендовала себя в нашей стране и она реально работает и действует, подтверждением чему служит Ваша карьера.
Р.Ч.: И мне было очень интересно с Вами разговаривать, обсуждать эти вопросы. Когда ты их проговариваешь, складывается убеждение, что ты правильно что-то делал, за что Вам спасибо.