«Дэвид Локк, талантливый, известный журналист тридцати семи лет, герой фильма Антониони,— незаурядная личность. И то, что случается с ним, воспринимается как трагедия. Фильм подчеркнуто сдержан, поразительно экономен даже для Антониони. Но удивительно многозначен.
Дэвид Локк, автор сенсационных политических репортажей для телевидения, постепенно приходит к мысли, что ему нечего сказать; вернее, что он не говорит главного, сути. Человеческий смысл совершаемых на его глазах деяний трагичнее и проще.
Мир героя и таинствен и элементарен, но допускает множество толкований. Усталость от жизни вообще и то состояние психики, в которое порой впадает человек, — это можно обозначить как жажду другой жизни. Совсем другой. Дэвид Локк бросает свою жизнь. Беря документы умершего соседа по гостинице, заброшенной в африканских песках, он уходит. От себя, от своего «я» — по крайней мере, так ему кажется.
Уход его режиссер ассоциирует со старомодной и известковой белой архитектурой Испании. Ее цвета, ее сухое, выжженное солнцем пространство в соединении с ритмами, особыми аитониониевскими ритмами делают наглядным это мистическое бегство.
Но порвать с собой герою не удается, асоциальная жизнь — иллюзия. Общество может стать обузой. Но жизнь без обязанностей перед ним — ещё большая обуза.
Бегство не состоялось. Другой жизни нет. Герой покорно идет навстречу смерти. Последние кадры, где возникает ее пластический образ,— художественное видение, тот язык кино, что присущ только Антониони. Впрочем, и весь фильм — продолжение его темы» (Александр Свободин. Двенадцать стыкованных фильмов // Советский экран. 1975. № 20. С. 16-17).
