Блаженный тот, кто часто видит
Обитель древнюю Далмата!
Одумайтесь, кто ненавидит!
Вас ожидает пекло ада!
Благословенна небесами,
Парит обитель над Исетью,
Всё пополняясь чудесами
И разрастаясь веры сетью.
Здесь важно быть поближе к Богу,
А не цитировать молитву,
Чтоб освещал Он всю дорогу
И направлял любую битву.
Здесь, что задумано, случится,
Когда молящийся попросит.
С любимой он не разлучится,
Она развода если просит.
Здесь грешник примет путь безгрешный,
Когда покаяться придётся,
И самый гневный станет нежным,
И потерявшийся найдётся.
Здесь столько тайною покрыто,
Пройти что невозможно мимо.
Бывает, чудо приоткрыто,
А чаще – бдеть необходимо.
Я слышал быль и небылицу:
Лик преподобного Далмата
Хранил в войну, как кобылицу,
Благословлённого солдата.
Тогда разрушенные церкви
Стояли жертвами рахита,
Голодные, повсюду меркли,
А голова была разбита.
В монастыре жил дух советский,
И христианские творенья
Со стен глядели в мир по-светски
В знак своего благодаренья.
Ах, сколько их сожгли, утратив
Венцы религии навеки!
В невосполнимых тех утратах
Виновны злые «человеки»!
Была обитель лишь похожа
Особенной архитектурой.
Татуированная кожа
Советской двигалась культурой.
Иконы, были что зарыты,
Как клад, откопаны, разбиты,
Молитвы – стёрты и забыты,
А мысли Божии – убиты.
Ничто не выдавало чуда:
Ни быт, ни нравы, ни одежда.
А вера стала вдруг причудой.
Но где-то теплилась надежда…
Война сюда пришла, как пламя,
Осталось что гореть закатом,
Однако поднятое знамя
Гремело заводским раскатом.
Трудились женщины и дети.
Мужчины стали фронта частью.
Не позабудутся дни эти,
Соперники судьбе и счастью!
В тылу порой куда сложнее,
Чем у военных диспозиций.
Здесь выбирали, что важнее,
А там – стратегию позиций.
Здесь рвался в бой больной и старый,
А там – безусость погибала.
Здесь зажигались снова фары,
А там – похлёбку смерть хлебала.
Таисья мужа проводила,
С двумя рассталась сыновьями,
В переживаньях вся ходила
Ночами длинными и днями.
Дворы рыдали в похоронках.
Не находился и пропавший.
Он был засыпанным в воронках,
Уже считаясь храбро павшим.
К слезам открытым привыкали,
Жалея искренне друг друга,
Но стёртых рук не опускали
На кольцах замкнутого круга.
Душа Таисьина молилась
Словами матери, как знала,
Супруги, мыслями роилась
И беспокоилась немало.
Когда пришли три похоронки,
Таисья, в горе проклиная,
Баланс нарушила сверхтонкий,
Далмата сердцем заклиная:
«За что лишил, монах, меня ты
И сыновей моих, и мужа?!
Как, одиночеством объяты,
Сковала чувства мне все стужа!
Наверно, ты не пожалеешь
Последнее дитя, сыночка,
И под покровом не согреешь!
Ах, если б был Серёжа дочкой!»
Парнишка возрастом не вышел
Перед кровавою войною,
Но становился ростом выше,
Плечами шире и спиною.
Природа-мать в мальца вложила
Всех больше качеств для защиты:
И силу в напряжённых жилах,
И разум, в голову зашитый.
«Не отпущу! – сказала Тася,
Когда на фронт пошёл Серёжа. –
Погибли Павлик, Миша, Вася…
А если ты погибнешь?! Боже!»
Но парень путь уже свой выбрал
И стал с родной землёй прощаться.
Таисья приняла долг-выбор,
Начав к Далмату обращаться.
То утро было здесь последним.
Ходил Серёжа по оврагу,
Где крепость высилась – посредник
Небес и врат к земному благу.
Вдруг перед ним монах явился
Подобием седого старца,
И ключ с водою проявился,
Играя лучиками кварца.
«Умой лицо и руки, воин, –
Раздался внятный голос-шёпот. –
Сражений ты, наград достоин…» –
И ветер листьев дунул ропот.
Серёжа наклонился низко
И в травах омочил колени.
Умывшись, он увидел близко,
Как крестик тянет светотени.
Серёжа опустил ладони
В ковёр с хрустальною водою,
И оказался на ладони
Христос с Мариею Святою.
Он взял с собой находку эту –
Благословение Далмата –
И немца бил, идя по свету,
В цель из винтовки, автомата.
Смертельно, кажется, был дважды
В пехоте снайперов он ранен,
Спасался чудом не однажды
И улыбался каждой ране.
Убил Серёжа сотни фрицев –
И рядовых, и офицеров, –
Смотря в прицел их рожи-лица
И целясь в сердце изуверов.
Он смерти избежал и плена,
Но видел всюду горы трупов,
Соприкоснувшиеся с тленом,
Лежали что заснувшей группой.
Предполагал: за ним охота
Ведётся, как за крупной дичью.
Девиз у снайперской пехоты:
«Позор инстинктам, безразличью!»
Серёжа стал всё осторожней
К немецким тварям относиться.
Хоть ум у них пустопорожний,
Да любят, дьяволы, беситься.
Не раз на волосок от края
Он был, разоблачён, замечен,
И немец, «сатана из рая»,
В его прицеливался плечи.
Играл искусно снайпер в «прятки»,
Но надвигалась вновь угроза:
Казался камуфляж в порядке,
Однако выдавала поза.
У самой верной маскировки,
Как у вопросов есть ответы,
Вдруг появлялись маркировки,
Изобличающие, где ты.
Хитрющий фриц сейчас попался:
Не виден сам, а всё стреляет.
Сергей до правды докопался:
Из разных мест, стервец, пуляет.
Да, как-то дело необычно:
По тактике противник – гений,
Что предпочёл обман обычной
Методике засад и бдений.
Не уследить, палить откуда
Начнёт немецкий невидимка,
Изобретательный паскуда,
Когда ползёт повсюду дымка.
Но вот клубы дрожат тумана:
Волшебник вдруг пошевелился
В сентябрьском мареве дурмана
И неудачно проявился.
Теперь не провести Сергея:
Свою он точно жертву видит,
Сжимает ствол, и, не робея,
Следит за ней, и ненавидит.
Нельзя замешкаться. Он быстро,
Вложив в курок всё зло из мести,
По снайперу проводит выстрел
И поражает тварь на месте.
Туман по сторонам клубится
И вновь в покое замирает.
Казалось, фрица не добиться.
Подлец, наверно, умирает.
Сергей, дыша вглубь тишиною,
Былой опасности не чует:
Встаёт в полроста он спиною
И грудь на солнышке врачует.
Тут раздаётся выстрел снова.
Серёжа падает, как стебель,
Цветка являвшийся основой,
Но не достойнейший быть в хлебе.
Глаза летят по поднебесью,
Где точкой двигаются птицы,
Крича и радуясь полесью,
Смотрясь в зеркальный блин водицы.
Пот разъедает гимнастёрку.
Пятна не видно алой крови.
Похож Серёжа на шестёрку.
Намокли радугами брови.
Он видит дырочку на ткани,
Не ощущая жгучей боли:
Попала пуля в крестик-камень,
Щепоткой отлетевши соли.
Неблизким было расстоянье,
По снайперским научным меркам,
И уцелело достоянье,
И жизнь в расцвете не померкла.
Давно Серёжа крестик носит
От преподобного Далмата.
С тех пор из бед его выносит
Рука бойца и дипломата…
Домой вернулся сын с победой.
Покрыла стол еда простая.
Случился стук перед обедом,
И обняла Сергея Тая…
Меня простите, что-то если
Придумал я, оговорившись:
Я не был на войне, а в кресле
Сидел, от чтенья утомившись.
Однако, сочинив балладу,
В который раз я понимаю:
Души и сердца как усладу,
Её за правду принимаю.
Что безграничен дух Далмата,
Вы просто с лёгкостью поверьте
И, посещая храм Далматов,
Однажды на себе проверьте!