– Прикажи войскам выступать на Рим, и на пятый день ты будешь пировать на Капитолии! – произнес командовавший карфагенской конницей Магарбал посреди усеянного павшими легионерами, над которыми уже кружилось воронье, поля близ Канн.
В задумчивости Ганнибал отрицательно покачал головой, поправляя закрывавшую воспаленный глаз повязку.
– Ты плохо знаешь римлян, они еще далеко не сломлены, а мое появление у стен их столицы, подле закрытых ворот – только омрачит блеск ныне одержанной победы. Нет, Магарбал, я жду крушения Рима изнутри. Поверь мне, сейчас от него начнут отпадать союзники. Надо ждать и Рим сам упадет нам в руки.
… Как известно, не упал, а Канны стали первым шагом к его победе. Все-таки Ганнибал направил посольство в Рим с предложением о мире, вместе с делегацией пленных, которых хотел отпустить за выкуп. Но римляне даже отказались принять послов, да и выкуп платить не пожелали. И даже запретили публично выражать скорбь по павшим – а таковые были в каждой семье.
Впрочем, расчет на отпадение союзников казался действительно обоснованным. На дворе стоял 216 год от Рождества Христова. Прошло чуть более семидесяти лет после завершения памятных на полуострове и тяжелых для Рима Самнитских войн, окончившихся покорением этрусков и собственно воинственных и не раз бивших своих оппонентов самнитов. Да и греческие колонии на юге не все были дольны властью римлян.
Собственно, кто-то действительно отпал – та же Капуя открыла Ганнибалу ворота, неспокойно была в Цизальпинской Галлии, где потерпело поражение два легиона. И все же.
И все же центральная часть полуострова осталась верна Риму. Больше того, в результате упорной борьбы ему удалось удержать за собой Сицилию и сковать в Испании столь необходимые Ганнибалу резервы, хотя братья Гней и Публий Сципионы все-таки, после ряда побед, пали в сражениях с Газдрубалом и Магоном. Не дал ничего Ганнибалу и заключенный им союз с македонским царем Филиппом V.
В конце концов, высадка Публия Корнелия Сципиона в Африке заставила Ганнибала, по приказу карфагенского сената, очистить Апеннины и отправиться навстречу своему поражению при Заме. Через четырнадцать лет после Канн.
Разумеется, причин стратегического провала не проигравшего до Замы ни одного сражения Ганнибала несколько, но рискну предположить: одна из них кроется в самой исповедуемой им религии – в культе чудовищного Ваала, или как его еще называли – Молоха, в жертву которому финикийцы приносили младенцев, о чем граждане Италийской федерации не могли не знать.
Само имя Ганнибал переводится как «милость Ваала» – милость, нависшая страшной тенью в III веке до Рождества Христова над Европой.
И здесь прав Гилберт Честертон в своем «Вечном человеке»: «Карфаген пал, как никто еще не падал со времен Сатаны. От Нового города осталось только имя – правда, для этого понадобилась еще одна война. И те, кто раскопал эту землю через много веков, нашли крохотные скелеты, целые сотни – священные остатки худшей из религий. Карфаген пал потому, что был верен своей философии и довел ее до логического конца, утверждая свое восприятие мира. Молох сожрал своих детей.
Боги ожили снова, бесы были разбиты. Их победили побежденные; можно даже сказать, что их победили мертвые. Мы не поймем славы Рима, ее естественности, ее силы, если забудем то, что в ужасе и в унижении он сохранил нравственное здоровье, душу Европы. Он встал во главе империи потому, что стоял один посреди развалин.
После победы над Карфагеном все знали или хотя бы чувствовали, что Рим представлял человечество даже тогда, когда был от него отрезан. Тень упала на него, хотя еще не взошло светило, и груз грядущего лег на его плечи. Не нам судить и гадать, каким образом и когда спасла бы Рим милость Господня; но я убежден, что все было бы иначе, если бы Христос родился в Финикийской, а не в Римской империи».
Игорь Ходаков
Если Вам понравилась статья – подписывайтесь на мой канал.