Как всегда после обеда, в детском доме «Ивушка» было шумно; дети, выбежав из столовой, спешили по своим делам, громко переговариваясь и смеясь. В узких коридорам там и сям собирались небольшие группы, ребята что-то обсуждали, толкались, переругивались. Некоторые тайком выскальзывали на улицу через тайный ход и бежали за угол, чтобы пок*рить. Так делали старшие; те, кто помладше, устремлялись на детскую площадку и заполняли стоявшие там всевозможные качели, карусели и спортивные снаряды. Все радовались наступившей весне, теплу, солнцу и возможным грядущим переменам в жизни.
Анютка, светловолосая десятилетняя девчушка, тоже выбежала на улицу вместе с остальными, но почти сразу отделилась от группы своих сверстников, нырнув в густые заросли сирени, которые только-только начали покрываться молодой листвой. Пробираясь ощупью по высокому металлическому забору, Анютка то и дело дотрагивалась рукой до своей курточки, под которой прятала свою добычу. Во время обеда она стянула целых десять кусков хлеба, и теперь бережно несла их за пазухой, боясь выронить хотя бы один кусочек. Пыхтя и отдуваясь, Анютка продралась через бурую прошлогоднюю крапиву, перепрыгнула через небольшую яму и оказалась у цели. В одном месте старшие ребята каким-то образом умудрились выпилить в заборе небольшой лаз, чтобы в любое время покидать территорию детдома. В основном, они пользовались им ночью, дабы выбираться в город на прогулки, а по возвращению тщательно заделывали дыру, приставив назад отпиленный кусок металла. Анютка осторожно, стараясь не создавать громкого шума, убрала этот кусок и выскользнула наружу. Конечно, можно было покинуть территорию через главный вход, но это было рискованно. Кто-нибудь из воспитателей мог заметить ее, и тогда пиши-пропало. Начались бы расспросы, ругань, возможно, последовало бы какое-нибудь наказание. А если учесть, что Анютка стащила хлеб, то в этом можно было и не сомневаться. И она, торопливо шагая и оглядываясь, свернула в старый, почти заброшенный парк. Через несколько мгновений она затерялась среди тесных рядов старых сосен и лиственниц.
Осенью и зимой в парке почти не было людей, и на узких, освободившихся от снега тропинках, не было следов. Где-то в глубине парка, в заросшей орешником чаще, звонко чирикали птицы и перекликались между собой напуганные белки. Про эту чащу ходило много страшных и мрачных рассказов; ночами, собравшись вместе, детдомовские ребята пугали ими друг друга, каждый раз придумывая что-то новое. Так, например, Анютка слышала, что где-то в северной, совсем непроходимой части парка есть старый, глубокий погреб, в котором живет жуткий монстр, иногда выбирающийся из своего укрытия по ночам и подкарауливающий случайных прохожих. Так же были рассказы о неком озере, в котором живут русалки, о лешем, бродящем по парку лунными зимними ночами, об огромном волке, вой которого можно иногда услышать. Но Анютка, несмотря на свой возраст, совсем не верила в эти россказни. Парк нравился ей своей тишиной, покоем и величавой красотой, и ничего страшного в нем она никогда не видела.
Тропинка вскоре вывела Анютку к нескольким старым беседкам, стоявшим неподалеку от шумной трассы. Здесь было просторно и светло; яркое весеннее солнце играло на крышах беседок, плавя лежащий на них снег. Две из пяти беседок были заняты; в одной, тихо разговаривая о чем-то, отдыхала семья. Молодые женщина и мужчина смотрели, как их сын кружит вокруг беседки на велосипеде, и подбадривали его аплодисментами и смехом. В другой же беседке, которая стояла чуть поодаль, под большим старым кленом, сидела пожилая женщина в синем пальто и шерстяном платке. Несмотря на теплую погоду, она то и дело подносила руки ко рту и пыталась их согреть. Анютка знала эту женщину и тут же направилась к ней. Поздоровавшись, она залезла на высокую скамейку и расстегнула свою курточку.
- Это вам, - сказала Анютка, выкладывая перед женщиной куски хлеба. - А вот еще кое-что...
Она вынула из кармана две завернутые в салфетку котлеты, тоже стянутые из столовой. Анютка осторожно положила их к кускам хлеба и выжидающе посмотрела на старушку. Та жадно взглянула на гостинец и принялась складывать все в свою потрепанную котомку. Убрав хлеб, старушка порылась в котомке и с улыбкой протянула Анютке горсть мятных леденцов. Девочка взяла угощение и сунула один леденец в рот. Язык тут же объял приятный холодок.
Анютка знала эту старушку уже почти месяц. Их знакомство произошло случайно: однажды старушка зачем-то забрела на территорию детского дома и тут же подверглась насмешкам со стороны детей. Ребята высмеивали ее походку, косолапя и переваливаясь с боку на бок, подражали манере старушки размахивать при ходьбе одной рукой, словно другой она тащила тяжелое ведро с водой. Лишь одна Анютка не принимала участия в жестком развлечении и помогла старушке добраться до лавочки. Растрогавшись, старушка назвала свое имя и отчество Людмила Сергеевна и с горечью поведала о том, что у нее нет дома.
- Я живу недалеко отсюда, в заброшенном дачном домике, - сказала она, вытирая мокрые от слез глаза скомканным носовым платком. - Когда-то у меня была своя большая квартира, и небольшой участок, где я выращивала цветы. А сейчас... Впрочем, ты еще совсем маленькая, чтобы выслушивать мое стариковское брюзжание. Что было, то давно прошло.
Анютке стало жаль старушку. Они были чем-то похожи - у них обоих не было ни родных, ни близких, ни своего дома. Анютке вдруг захотелось порадовать свою новую знакомую, хоть чем-нибудь, лишь бы немного утешить ее и дать понять, что не все так плохо. И она, достав из своего рюкзачка оставшуюся после завтрака булочку, протянула ее Людмиле Сергеевне. Этот добрый поступок положил начало их дружбе, и с тех пор Анютка стала подкармливать несчастную старушку, тайком вынося из столовой все, что можно было спрятать под куртку.
Глядя, как Анютка грызет леденец, Людмила Сергеевна улыбнулась так, будто вспомнила что-то давно ушедшее, но безмерно дорогое сердцу. И вновь на ее глаза навернулись слезы; но теперь это были не слезы горя и утраты, а робкой надежды на что-то хорошее и светлое.
Виктор Царев, директор детского дома «Ивушка» сидел у себя на кухне и ужинал. Ковыряя вилкой приготовленное женой рагу, он задумчиво смотрел в окно, на усыпанное звездами небо. Иногда взгляд его перемещался на руки, испещренные мелкими белесыми шрамами. Из-за этих шрамов Виктор никогда не выходил из дома в футболке или в рубашке с короткими рукавами, предпочитая прятать их подальше от любопытных глаз. Те немногие, кто хорошо знал Виктора, знали и то, как он получил эти шрамы. В возрасте одиннадцати лет он вместе с родителями попал в чудовищную автокатастрофу, и едва не остался сиротой. Да что там - он едва не лишился жизни. Виктор был буквально скомкан, будто лист бумаги - множественные переломы рук и ног, вывих нескольких позвонков. Но самое страшное было то, что Виктор ударился горлом о спинку сиденья, и у него стремительно развился отек. Посиневшего и задыхающегося, его нашли подоспевшие на место аварии медики «скорой помощи», но лишь одна из них - строгого вида женщина-фельдшер решилась на отчаянный шаг. Она осторожно надрезала опухоль на горле Виктора и вставила в нее тонкую пластиковую трубочку, тем самым позволив мальчику дышать. Виктор до сих пор прекрасно помнил этот миг: доброе, спокойное лицо фельдшера, ее слегка прохладные пальцы, касающиеся посиневшего и раздувшегося горла и свой первый вздох, обжигающий легкие. Виктор был благодарен этой женщине, и он протянул ей свою искалеченную руку в знак признательности. Это был единственный доступный ему способ выразить ее.
Алена, супруга Виктора, заметив его задумчивость и удрученность, прекратила шинковать овощи и села напротив мужа, как бы стараясь заслонить окно. Но Виктор все равно продолжал смотреть вперед, и теперь его глаза сверлили Алену насквозь. Это был пустой, бесстрастный взгляд, от которого по телу Алены побежали мурашки. На секунду ей показалось, что перед ней сидит какой-то незнакомый и жуткий человек. Неожиданно Виктор моргнул и улыбнулся, вернув себе обыкновенный облик. Алена с облечением вздохнула. Наваждение исчезло.
- Рагу уже остыло, - сказал Виктор, возвращаясь к еде.
- Еще бы, - усмехнулась Алена. - Посидел бы подольше, и оно бы покрылось льдом. Все равно доедай, и давай сюда тарелку.
Виктор не торопясь покончил с рагу и принялся смотреть, как Алена моет тарелку, попутно попивая кофе маленькими, осторожными глотками.
- Ты чего это сегодня такой пришибленный? - поинтересовалась Алена, заглядывая в духовку, где готовился пирог с курицей. - На работе что-то или заболел?
Виктор ответил не сразу. Задумчивость и меланхолия вновь было захватили его, но он успел стряхнуть их с себя.
- Да нет, все хорошо, - ответил он. - Вернее не все... Как же это объяснить-то... В общем, устал я. От работы, от этого города, от всех этих людей, которые куда и зачем-то бегут. Каждый день я вижу лица сирот, которые все ждут чуда, а оно никак не происходит, или происходит, но не с ними. Они смотрят на меня и как бы говорят: «Ну сделай же что-нибудь!», а я ничего не могу сделать. Я могу только сидеть в своем кабинете, иногда выходить на сцену с какой-нибудь речью и делать вид, что все хорошо, хотя на самом деле все наоборот.
- Ишь, как тебя прорвало, - усмехнулась Алена. - И давно у тебя такие мысли?
- Достаточно. Поначалу я думал, что они исчезнут, но они все лезут и лезут мне в голову. И от них я устаю еще больше.
- Тогда, может, стоит сменить работу? - Алена поставила чистую тарелку к остальным и подошла к мужу. Ее мягкие, теплые ладони легли на его плечи. - Разве мало в мире других занятий?
Виктор прижался щекой к ее руке и закрыл глаза.
- Дело не в этом, - произнес он почти шепотом. - Я все думаю о том, почему я, который почти все свое время проводит с детьми, лишен собственного ребенка. Почему мы лишены ребенка. Наверное, это какая-то злая шутка или вроде того.
Алена на мгновение впилась пальцами в плечи мужа и тут же резко отдернула руки. Слова, сказанные Виктором, больно резанули ее сердце. Да, Алена не могла иметь детей, так уж ей было уготовано судьбой. Виктор знал об этом, и никогда не упрекал ее этим. Теперь же он вдруг за долгие годы их совместной жизни вспомнил о ее недостатке. Недостатке, который терзал тайно терзал Алену; недостатке, с которым она так и не научилась жить. Теперь этот недостаток терзал их обоих.
- Ты же знаешь, что я... - начала было Алена, повернувшись вполоборота. - Мы говорили об этом...
Виктор посмотрел на нее и понимающе кивнул.
- Я не о том, Бога ради, - воскликнул он, понимая, что был слишком резок и начал совершенно не так, как хотел. - Я хотел сказать... Почему бы нам не взять кого-нибудь из нашего детдома? Вот есть одна девочка. Хорошенькая девочка. Анютка. Светлые кудряшки, большие синие глаза, слегка вздернутый нос. Она похожа на куколку. Попала к нам три года назад, родители были алкоголиками и погибли при пожаре. А девочка осталась одна. Очень умный, сообразительный ребенок. Говорит, что хочет лечить животных, когда вырастет. Вот я о чем.
Лицо Алены вдруг вспыхнуло румянцем и на глазах выступили слезы. Осторожно смахнув их краем передника, она присела рядом с мужем и подперла подбородок кулаком, надеясь послушать еще что-нибудь об Анютке. Но Виктор, по видимому, исчерпал свой лимит слов на этот вечер и снова впал в оцепенение.
- Я тоже думала об этом, - произнесла Алена, разглядывая свои дрожащие руки. - Взять и усыновить ребенка, раз уж Бог не дал своего. Говорят, что чужих детей не бывает. Может, оно и так. Ты познакомишь меня с этой Анюткой?
Виктор долго и внимательно смотрел на жену, прежде чем кивнуть.
- Да, конечно. Она тебе понравится.
И он снова уставился в окно, на темное небо, усеянное далекими холодными звездами.
- Вот она, попалась!
Пухлая работница столовой Вера Алексеевна втащила упирающуюся Анютку в кабинет директора и толкнула к столу. Анютка каким-то чудом устояла на ногах, не ударившись о полированную столешницу. Директор, словно по команде, соскочил со своего кресла и бросился к девочке.
- Что такое? - воскликнул он, закрывая собой Анютку от разбушевавшейся Веры Алексеевны, которая яростно потрясала кулаками и строила жуткие гримасы. - В чем дело?
Вера Алексеевна, взяв себя в руки, бросила на стол небольшой черный пакет.
- Вот, полюбуйтесь, Виктор Михайлович, - выпалила Вера Алексеевна, уперев руки в бока, что сделало ее похожей на какой-то кувшин или спортивный кубок. - Хлеб из столовой ворует, причем в промышленных масштабах. Почти целую буханку утащила. Вижу - вертится, набивает пакет, ну я ее за шкирку и к вам. Вот и разбирайтесь.
Вера Алексеевна, закончив обличительную речь, собиралась удалиться, но Виктор жестом заставил ее остаться. Велев Анютке сесть на стул, он вернулся в свое кресло и принял удобную позу, переплетя пальцы у лица, готовясь выслушать объяснение девочки.
- Там бабушка, Людмила Сергеевна, голодная... - начала Анютка, хлюпая носом и растирая кулачком слезы по лицу. - Я ей хлеб ношу... Она живет в домике, одна... Кушать нечего...
Она еще долго что-то бессвязно бормотала, качая головой и всхлипывая после каждого предложения. Виктор внимательно вслушивался в каждое произнесенное ей слово, пытаясь связать их все воедино. Получалось довольно скверно, нить повествования была неровной и запутанной.
- Так, значит ты подкармливаешь какую-то бездомную старушку, я правильно понял? - наконец произнес Виктор, стараясь говорить как можно более мягче. - Почему же ты в таком случае ни кому об этом не рассказала и не попросила разрешения взять этот хлеб?
- Я не знала, - пробормотала Анютка. - Я боялась. Нам нельзя уходить с территории. Накажут.
Виктор помассировал разболевшиеся виски. Старые, полученные в детстве раны неприятно заныли. Он поднялся и подошел к стене, на которой висели детские рисунки. Многие из них были нарисованы уже бывшими воспитанниками, которые давным-давно покинули стены приюта. Был среди рисунков и тот, который принадлежал Анютке. На нем был изображен большеглазый олененок Бэмби, на носу которого сидела бабочка. Этот рисунок нравился Виктору больше остальных. Виктор невольно усмехнулся; Анютка сейчас очень напоминала этого олененка своими огромными, испуганными глазами.
- Ладно, пойдем со мной, - сказал Виктор, беря девочку за руку. - Бери свой пакет.
Они вышли в коридор, оставив ошарашенную Веру Алексеевну одну. Та, недолго думая, выскочила за ними следом и умчалась в противоположном направлении. Свое дело она уже сделала, а то, что будет потом, ее не слишком-то волновало. Пусть разбираются сами, решила она.
Виктор и Анютка молча шли по коридору, держась за руки. Не отвечая на расспросы попадавшихся на пути воспитательниц, Виктор вывел Анютку на улицу и та повела его прямиком в парк. Несмотря на самое начало апреля, погода стояла по-летнему теплая, и вскоре Виктор, изрядно вспотев, снял свой пиджак, оставшись в рубашке. Туфли его давно промокли и стали грязными, как и края штанин, но Виктор не обращал на это внимания. Он шел рядом со своей маленькой провожатой и хотел что-то сказать, но не знал, что именно. Анютка тоже хотела, но побаивалась.
Тропинка вывела их к беседкам, залитым полуденным солнцем. От снега уже не осталось и следа, тут и там пробивалась сквозь прошлогоднюю листву первая робкая травка. На буром ковре листьев и сухой травы красовались редкие первоцветы - сон-трава и мать-и-мачеха. Они прятались под упавшими ветками, жались к старым доскам беседок, будто ища защиты. Виктор нагнулся и прикоснулся к одному цветку пальцем, просто так, без всяких мыслей. Пощекотав цветок рукой, он выпрямился и увидел женщину, сидевшую в беседке. Лицо ее было скрыто старым шерстяным платком, из-под которого выбивались седые, засаленные пряди волос. Женщина дула на дрожащие руки и сидела согнувшись, будто изо всех сил пыталась согреться.
Виктор шагнул в беседку, чтобы получше рассмотреть женщину. Заметив его присутствие, та подняла свое лицо, заставив Виктора отпрянуть назад. Оступившись, он едва не рухнул, но успел схватиться за гнилой, скрипучий поручень. Виктор узнал эту женщину. Несмотря на то, что она сильно изменилась от старости, лицо ее было все таким же добрым, как и в тот момент, когда она спасла Виктора от удушья. Некогда сильные, уверенные пальцы женщины, спасшие на своем веку немало людей, теперь были кривыми и узловатыми от артрита и дрожали от холода. Виктору захотелось во что бы то ни стало согреть их.
- Вы помните меня? - спросил он, присев напротив старушки. - Восемьдесят четвертый год, авария на двадцать третьем километре. Лесовоз протаранил «жигули». Мальчик с отеком горла. Помните?
Людмила Сергеевна всмотрелась в возбужденное побледневшее лицо Виктора и покачала головой.
- Может да, а может и нет, - ответила она скрипучим, севшим голосом. - Память моя уже не та, что прежде. А вы что же, родственник Анютки, да? А она говорила, что у нее никого нет...
Виктор вдруг вспомнил про девочку и обернулся. Анютка стояла, прижав к груди пакет с хлебом. Глаза ее стали еще больше, чем были, и лицо имело такой невинный и наивный вид, что Виктор даже смутился.
- Я... - промямлив он, не зная, как правильно ответить. - Ну, можно сказать и так. А что же случилось с вами?
Людмила Сергеевна нехотя поведала ему о пожаре в собственной квартире, о безразличии чиновников, оставивших ее без крыши над головой и о предательстве детей и родственников, которые отказались приютить ее или как-нибудь помочь. Было очень заметно, что Людмиле Сергеевне тягостно говорить обо всем этом; лицо ее болезненно морщилось, а из глаз сочились слезы. Поднявшись, она хотела уйти, но Виктор схватил ее за руку.
- Подождите, - торопливо сказал он, боясь что старушка вдруг вырвется и сбежит. - Я обязан вам жизнью, и не могу вот так отпустить вас. Позвольте, я отвезу вас домой, моя жена накормит вас, а потом мы решим, как быть дальше.
Людмила Сергеевна попыталась было протестовать, но голод и холод, которые с давних пор были ее неразлучными спутниками, заставили ее принять предложение. Виктор, облегченно выдохнув, повел ее через парк, подхватив под руку. Анютка бежала впереди, все так же держа в руках пакет с хлебом. В какой-то момент она резко обернулась и остановилась.
- Это вам, - сказала она, отдавая пакет старушке. - Совсем про него забыла.
Людмила Сергеевна перехватила пакет непослушными пальцами и улыбнулась в ответ.
Прошло три месяца. Виктор оставил работу в детском доме и теперь работал управляющим в небольшом отеле, который принадлежал его хорошему школьному другу. Виктора эта работа вполне устраивала: персонал был хороший, постояльцы нетребовательны, да и сам отель, несмотря на свою скромность, был весьма уютным и порой Виктору совсем не хотелось покидать его стены. Но отель отелем, а дома, помимо жены, Виктора с недавних пор ждала его дочь Анютка - та самая большеглазая девчушка с золотистыми кудряшками, обрамлявшими ангельское личиком. И Виктор, в конце каждого рабочего дня спешил домой, чтобы увидеться с ней и поговорить о чем-нибудь эдаком за ужином. Или просто помолчать, сидя перед телевизором и пытаясь догадаться, что на уме у этого кудрявого ангела.
- Папа, мы поедем на выходные к бабушке Люде? - спросила Анютка, когда Виктор только-только вошел в дом. - Отвезем ей что-нибудь вкусного. Мама сказала, что испечет кекс. Как думаешь, ей понравится?
Виктор подхватил Анютку на руки и понес ее на кухню.
- Я думаю, перед кексами твоей мамы не устоит никто, - ответил он, улыбнувшись жене. - И до выходным мы ждать не будем. Сейчас поужинаем и отправимся к бабушке, если вы все не против.
- Не против, не против! - воскликнула Анютка. - Поедем!
Виктор вымыл руки и сел за стол. От его прежней задумчивости не было и следа, лицо его было ясным, глаза - чистыми и незамутненными. Он был по-настоящему счастлив: он отдал долг своей спасительнице Людмиле Сергеевне и предоставил ей квартиру своих покойных родителей, дабы та провела остаток своих дней в покое и достатке. Он забрал из детского дома Анютку и надеялся подарить ей безоблачное будущее. У Виктора было много хлопот и забот, которые все еще тревожили его, но самое главное, что теперь удерживало его на плаву, было сделано.
Виктор улыбнулся, глядя как Алена и Анютка готовят ужин. Они суетились возле плиты, громко споря о чем-то своем, женском. Виктор не вникал в то, что они говорят, он просто слушал их веселые, звонкие голоса и думал о том, как мало, на самом деле, нужно для счастья.
Автор: Антон Марков