Ночь с 19-ое на 20-е октября 1984-го. В окрестностях польского города Влоцлавек, на плотине, перегородившей Вислу, стоят Математик, Инженер и Магистр политологии. Компанию светских специалистов разбавляет четвертый – известный на всю страну Священник. Несколько часов назад он читал проповедь и встречался с активистами «Солидарности» – сейчас же, то ли живой, то ли мертвый, лежит связанный на плотине, а Инженер, по приказу Математика, привязывает к его телу набитый камнями мешок. Еще один персонаж на сцену не явился – Водитель Священника (а в прошлом – десантник и пожарный) бежит по шоссе со скованными руками, думая, как поскорее добраться до телефона. Наконец, тело Священника сбрасывают в воду, а Математик, Инженер и Политолог отправляются домой, в Варшаву.
В июне 2010-го на бывшей площади Победы, а теперь – площади Пилсудского, состоялась церемония беатификации Ежи Попелушко – того самого ночного утопленника. Теперь он получил статус блаженного – с перспективой быть причисленным к лику Святых. Но это – много лет спустя и уже в новой стране. А утром 20-го октября 84-го министр внутренних дел ПНР, только вчера отметивший день рождения, схватился за голову. Через две недели проводить священника в последний путь пришло около 250 тыс. человек во главе с Лехом Валенсой. Наконец, в конце декабря Математик, Инженер и Политолог предстали перед судом вместе со своим непосредственным начальником – все четверо оказались офицерами Службы безопасности.
Политическое убийство – не пьяная поножовщина. Оно не происходит спонтанно или после неосторожно сказанного слова. И Попелушко, и СБ-шники, да и всё польское общество долго шли к плотине на Висле – проследим же этот путь хотя бы в общих чертах
Серп и ряса
1947 год. Президент Польши (и, понятное дело, глава компартии) Болеслав Берут произносит текст присяги – в нём значатся слова «И да поможет мне Бог». Сюр? Нет, политическая необходимость – влияние Католической церкви в Польше было так велико, что новая власть не могла позволить себе антирелигиозную риторику. Церковь все также финансировалась государством, костелы не закрывались, земли не отбирались. Даже в школах оставили распятия в кабинетах и преподавали Закон Божий (правда, в качестве факультатива). Антирелигиозная кампания началась лишь два года спустя, но, в сравнении с советской, проходила совсем уж мягко – ряд наиболее «реакционных» священников отправился в тюрьмы, закрылись церковно-приходские дет. сады и школы, ну а ученики школ государственных лишились крестов в классах и религиозных факультативов. Дальше начались качели. В 1956-ом в школы вернули кресты (для этого требовалось заявление родителей учеников) и Закон Божий. Едва только распятия успели повесить – новое распоряжение властей: кресты убрать, а на урок религии отводить один час в неделю. Прекратилось также строительство новых костелов – но никто и не думал, например, отменять имеющиеся у церкви налоговые послабления. Наконец, в 1970-ом, с приходом Герека, отношения нормализовались. Государство передало церкви около 4 тыс. костелов и часовен, находящихся на отторгнутых у Германии землях. Епископат взамен клялся в лояльности – например, в день выборов проводил службы так, чтобы всем прихожане обязательно успели проголосовать. Подписывая в 76-ом указ о повышении цен, Герек посоветовал главам воеводств обсудить этот вопрос с епископами. Сам же глава ПОРП предварительно одобрил строительство 30 костелов. Ставка себя оправдала – когда начались забастовки и протесты, церковь заняла позицию благожелательного правительству нейтралитета. Но краснознаменному цезарепапизму оставалось жить всего около 4-х лет.
Пролетарии против диктатуры
А вот отношения с рабочими у ПОРП (Польской объединенной рабочей партии) были сложнее. Уже в 1956-ом в Познани начались сначала забастовки, а потом – массовые протесты. Подавить их удалось, только введя в город танки. В декабре 1970-го, после повышения цен, встали предприятия на побережье Балтийского моря – первой забастовала Гданьская судоверфь, а в забастовочном комитете ее представлял электрик Лех Валенса. Подавить протесты силой не удавалось. Находившийся у власти Гомулка свалился с сердечным приступом – ездить по заводам пришлось Гереку. Тот пообещал повысить зарплаты и отложить повышение цен на 2 года. В 1976-ом цены будет повышать уже Герек – но новая волна протестов и их неудавшееся подавление вынудит его одновременно и увеличить зарплаты, разгоняя тем самым инфляцию.
Наконец, к 1980-му глушить политическое недовольство деньгами уже не будет возможности. Внешний долг ПНР достиг 20 млрд. долларов, причем большая часть была занята на Западе. Правительство вновь решило повысить цены – на этот раз только на мясо. В ответ получили забастовочную волну еще большего размаха, чем раньше. По всей стране бастовало 750 тыс. человек. К рабочим организациям потянулись диссидентские объединения и, что было еще страшнее – некоторые священники. Забастовочный комитет Гданьской судоверфи выдвинул список из 21-го требования – и среди них были и чисто политические. В Щецине пошли еще дальше – 36 требований включали, в частности, телетрансляции католических месс и установку памятника жертвам протестов 1970-го.
Герек уступил. Опять. Вместе с экономическими требования правительство удовлетворило и главное политическое – возможность создавать независимые профсоюзы. В ноябре была официально зарегистрирована та самая «Солидарность».
Новый профсоюз быстро стал самым крупным в Польше (почти 10 млн. человек – т.е. около четверти (!) всего населения страны). Система официальных рабочих объединений практически рухнула. Дальше – больше: создана «Сельская "Солидарность"» – профсоюз фермеров-единоличников (в ПНР сплошная коллективизация не проводилась). Из 3-х миллионов членов компартии почти треть стали и членами оппозиционного профсоюза. Вышла из-под контроля католическая церковь. Была даже попытка создать независимый профсоюз сотрудников милиции. Правящий режим не просто рушился – он буквально расползался.
На этом фоне в партии усилились позиции военных, обещавших, как водится, навести порядок. Посты главы партии и правительства занял генерал Войцех Ярузельский. Утром 13 декабря 1981-го он выступает по телевидению с экстренным обращением к нации. В нем он объявляет, что вся власть в стране отныне переходит к WRON-е – Военному Совету Национального Спасения. Забастовки, манифестации и деятельность независимых профсоюзов запрещаются. В это же время милиция, Служба безопасности и армия заходят в города, разыскивают активистов «Солидарности». Номенклатура под командованием генералитета пошла в своё последнее наступление.
«Государственные структуры перестают действовать, угасающая экономика ежедневно получает очередные удары, условия жизни ухудшаются... В забастовки и акции протеста втягивают даже школьников…Надо сказать: хватит! Необходимо предотвратить, преградить путь противостоянию, о котором открыто заявляют лидеры «Солидарности»… Авантюристам нужно связать руки, прежде чем они ввергнут родину в пучину братоубийственной борьбы»
10 тыс. человек были интернированы, протестные выступления – подавлены, промышленность – милитаризована. Режим на время укрепился. Правда, внутри него самого уже давно расширялась трещина…
«Сварщик» и «бетонщики»
Как всякая уважающая себя компартия, ПОРП делилась на несколько враждующих между собой фракций. Конфликты между множеством групп условных «умеренных» и «сталинистов» тянулись с самого момента прихода ПОРП к власти. Советский опыт – аксиома или следует учитывать польскую специфику? Что делать с церковью? Как отличить обычных евреев от агентов империалистов-сионистов? Каково соотношение между «диктатурой пролетариата» и «социалистической демократией»? Ответы на эти вопросы давались в режиме схватки бульдогов под ковром. Дошло до того, что в 1965-ом ряд бывших членов ЦК, проигравшие внутрипартийную борьбу своим более либеральным товарищам, создали нелегальную Коммунистическую партию Польши, жившую за счет китайских и албанских дотаций. Большинство же консерваторов-сталинистов были менее одиозными, и предпочли ждать своего часа в рядах ПОРП. Со временем они образовали фракцию с простой и понятной программой: оппозицию – в тюрьму, всю страну – под неусыпный контроль партии и доблестных чекистов, с Западом – разрыв, с СССР – братская дружба, социализму – быть. За такой догматизм их прозвали «партийным бетоном». Неудивительно, что больше все «бетонщиков» было среди силовиков – к ним принадлежали, среди прочих, Мирослав Милевский (партийный куратор милиции и спецслужб) и глава Службы безопасности Владислав Цястонь.
Хватало, однако, в партии и условных «либералов» и «умеренных». Да что там говорить, появились даже т.н. «горизонтальные структуры» – группы еврокоммунистического толка, выступавшие за сотрудничество в «Солидарностью». Но, что гораздо важнее, тяготились дружбой с «бетонщиками» и генералы из WRON-ы во главе с самим «сварщиком». Сталинисты были полезны им во время введения военного положения, но с его отменой в 1983-ем превратились в балласт. Партийным прагматикам нужен был лишь повод, чтобы, наконец, разбить «бетон» и лишить консерваторов всяких рычагов власти. Одним из таких «партийных реалистов» был Чеслав Кищак, занимавший пост министра внутренних дел – то есть по должности бывший начальником Цястоня и коллегой Милевского.
Капеллан «Солидарности»
А пока люди из высоких кабинетов плели интриги, параллельно решая судьбу страны, на грешной земле Польской Народной Республики проповедовал скромный священник Ежи Попелушко. Будущий святой отец был сыном белорусских крестьян, вследствие чего еще долго имел проблемы с правильным польским произношением. После первого курса семинарии Попелушко на два года отправился в армию. Там он и подорвал своё здоровье – впоследствии будущий блаженный подолгу будет менять алтарь на больничную койку. Через некоторое время ему удастся «свой недуг в подвиг определить» – Попелушко стал вести целенаправленную пастырскую работу среди медперсонала и в 1978-ом стал пастором медицинских общин в Варшаве.
Как и всякий священник, Ежи быстро попал в поле зрения спецслужб – орлы Цястоня посчитали его хорошим кандидатом в тайные сотрудники. Однако, Попелушко вскоре сделал СБ-шникам сюрприз – в 1981-ом отправился служить мессу к бастующим рабочим Варшавского металлургического завода. В дальнейшем его связи с независимым профсоюзом только усиливались – скоро священник стяжал славу капеллана «Солидарности».
Введенное в декабре военное положение, казалось, только подстегнуло Попелушко. В первые дни он укрывал у себя активистов, которым грозило интернирование. Тех, кого спрятать не удалось, защищал, приходя на судебные заседания. Водил рабочих в паломничества. Собирал помощь для родственников интернированных. Организовал похороны Гжегожа Пшемыка (18-летний парень отмечал сдачу школьного экзамена, нарушил комендантский час, был задержан милицией, избит и вскоре скончался). Траурный митинг, собравший, по разным подсчетам от 20 до 60 тыс. человек быстро превратился в антиправительственную демонстрацию – и это при том, что до отмены военного положения оставалось еще 2 месяца. Впрочем, Попелушко это никогда не смущало – демонстрациям по сути являлись его «Мессы за Отечество», которые он проводил каждый месяц в своей церкви. Хотя отец Попелушко и призывал «побеждать зло добром», антиправительственная направленность месс не скрывалась – церковь украшалась лозунгами «Солидарности», а после молитв и проповедей артисты-диссиденты исполняли музыкальные номера и читали стихи патриотического характера. Записи речей когда-то косноязычного пастора транслировала «Радио Свобода» – всё это превратило Ежи в одного из символов сопротивления режиму ПОРП.
Режим вызов принял. Даже обычно спокойный генерал Ярузельский потребовал от Кищака: «Сделайте с ним что-нибудь, пусть он перестанет лаять». Вариантов этого «что-нибудь» было множество. Попелушко вновь хотели завербовать, обещая сделать агентом в Ватикане, но Ежи раз за разом отвечал отказом. Пытались запугать, организуя нападение, но священника вызвался охранять Вальдемар Хростовский по прозвищу «Отчаянный» – бывший десантник и пожарный. Тогда против Попелушко решили сфабриковать уголовное дело. Возвращаясь домой с допроса, где ему пригрозили 10-летним заключением, святой отец встретил возле дома телерепортеров в сопровождении сотрудников СБ. Во время обысков в квартире Ежи обнаружили не только антиправительственные листовки, но и взрывчатку, патроны и слезоточивые гранаты. Отец Попелушко тотчас же оказался под следствием, но ему на руку сыграло то самое партийной противостояние – Кищак посчитал действия Цястоня (чья служба и организовала провокацию) слишком уж прямолинейными и уже на следующий день, опасаясь массовых протестов, отдал приказ о его освобождении. Ксёндз отделался сравнительно легко – полгода проходил на допросы, пока дело в отношение него не было прекращено в связи с амнистией. Но самое главное – он так и не понял намёка властей.
19 сентября Ежи Урбан, прозванный «Геббельсом военного положения» публикует под псевдонимом статью «Сеансы ненависти». Оруэлловским термином главный пропагандист страны назвал те самые «Мессы за Отечество», которые проводил, по его выражению, «Савонарола антикоммунизма» и «политический маг».
«Речи этого политика сильно отличаются по стилю от родственных речей, которые проповедовались в различных летающих университетах и на курсах ползучих наук… Очарование митингов, которые он организует, носит иной характер. Он удовлетворяет чисто эмоциональные потребности своих слушателей и политических последователей. Сеансы ненависти устраиваются в церкви отца Попелушко. Говорящий произносит лишь несколько предложений, лишенных какого-либо убедительного смысла или информативной ценности. Он контролирует только коллективные эмоции»
Дата выхода статьи символична – ровно через месяц «политический маг» действительно «перестанет лаять».
«Жили-были не тужили четверо друзей…»
Польская Служба безопасности работала с церковью уже давно. Специально для «борьбы с враждебной деятельностью церкви» еще в 1956-ом году был создан IV департамент. Внутри него, в свою очередь, позже был создан своеобразные рыцарский орден – Оперативная группа дезинтеграционных задач, или просто – Группа D. Работали крестоносцы атеизма не покладая рук. Организовали наблюдение за более чем сотней священников. Вербовали в доносчики, шантажировали собранным (а иногда – и сфабрикованным) компроматом. Надеясь расколоть сообщество верующих, издавали ряд католических журналов, в которых критиковали реформы II Ватиканского собора. Грязной работы тоже не чурались: тайком разъезжая по маршрутам паломничеств, разбрасывали на дорогах мусор, презервативы и бутылки из-под алкоголя – всё чтобы дискредитировать истово верующих в глазах местных жителей. Нужно применить грубую физическую силу? Получите-распишитесь! Так, в январе 1983-его члены Группы D во главе с капитаном Гжегожем Пиотровским похитили и вывезли в лес Яноша Крупского – католического историка, редактора самиздатовской газеты, и (что самое страшное) активиста «Солидарности». Поездка по «грибы» тогда закончилась для Крупского побоями и обожженным лицом (офицеры СБ облили его кислотой), а для Пиотровского – переводом на должность главы информационно-аналитического отдела. В его служебной характеристике, наряду с дисциплинированностью, инициативностью, дружелюбием и хорошими организаторскими способностями отмечалась также импульсивность, из-за которой он «часто сам занимается задачами, которые делегирует подчиненным». Эта жажда деятельности явно не давала Гжегожу спокойно заниматься бумажной работой аналитика. К счастью, скоро ему подвернулся случай снова отправиться «в поле».
В сентябре отец Попелешко в очередной (и последний) раз отказывается от сотрудничества с СБ. Генерал Цястонь обращается к главе IV департамента Платеку с требованием «нейтрализовать» Попелушко. Тот передает полномочия своему заместителю Адаму Петрушке. Спускаясь вниз по иерархической лестнице, приказ достигает Пиотровского. Тот с радостью берется за дело и создает спецгруппу в составе самого себя и двух товарищей по работе в Группе D – Вальдемара Хмелевского и Лешека Пенкалы.
Во всех документах, циркулирующих сверху-вниз – расплывчатые термины типа «нейтрализация» или «пресечение». Более конкретные распоряжение передаются устно и по принципу глухого телефона. По одной из версий, первоначально Попелушко хотели напугать и склонить к сотрудничеству – злые языки добавляют, что завербовать его хотели аккурат к дню рождения главы МВД Кищака. Кто конкретно отдал распоряжение об убийстве (да и было ли такое распоряжение в принципе) – видимо, уже никогда не будет известно.
Зато известно другое – хронологию событий восстановил суд.
Утром 19-го октября Попелушко садится в машину – «Отчаянный»-Хростовский везет его в Быдгощ, где тот служит мессу и встречается с активистами «Солидарности». После этого святой отец и его водитель-охранник отправляются на север – в город Торунь. Отслужив мессу и там, Попелушко едет в Варшаву. Неожиданно их останавливает дорожный инспектор (а на деле – Хмелевский). Тот просит Хростовского выйти из машины, отводит в стоящий рядом Fiat, садит на переднее сиденье, надевает наручники и засовывает в рот кляп. Пиотровский и Пенкала в это время вытаскивают из машины священника, наносят несколько ударов, затем отводят к машине, связывают и бросают в багажник. Математик, Инженер и Политолог, в компании с Водителем и Священником, наконец, собрались вместе. Fiat выезжает на шоссе. Пенкала делает радио погромче.
Как потом будут утверждать СБ-шники, убивать Попелушко никто не собирался: их целью было просто запугать священника, после чего – оставить в одном из заброшенных в лесу бункеров. Для маскировки этого бункера и был, якобы, заготовлен мешок с булыжниками. В какой момент всё пошло не по плану? Возможно, когда на скорости около 90 км/ч из машины смог выпрыгнуть Хростовский. Или чуть позже, когда после очередной остановки, сопровождающейся избиениями Попелушко, тот как-то подозрительно сильно присмирел. Так или иначе, к полуночи Fiat с главным персонажами трагедии добирается до плотины вблизи Воцлавека…
«А родная милиция меня бережет…» или «Польский суд – самый справедливый суд в мире»
Хростовский заканчивает свой забег в придорожной гостинице – там он просит дать ему телефон и набирает номер милиции. В ту же ночь на место похищения выезжает наряд с собакой-ищейкой. Вскоре начинается поиск свидетелей – ими оказываются (вот так совпадение) милиционеры из Быдгоща, которые видели похожий Fiat на парковке, запомнили лица пассажиров и, более того, заметили, как те меняют на машине номера. Вскоре было установлено, что автомобиль с такими номерами закреплен за IV департаментом Службы Безопасности…
23-го октября милиция постучалась в двери Пиотровского и Пенкалы. 27-го задержали Хростовского. 2-го ноября взяли Петрушку, а Платека – отправили от греха подальше в Прагу. Наконец, в декабре произошло немыслимое – доблестная польская милиция арестовала генерала Цястоня – главу, казалось бы, всесильной СБ. На опознание тела Попелушко заявился сам Чеслав Кищак. Да что там – даже Ярузельский заявил, что МВД приложит все усилия для расследования этого ужасного преступления.
В конце декабря начался судебный процесс – его, от греха подальше, решили проводить не в мятежной Варшаве, а более спокойной Торуни. Генерал Цястонь до скамьи подсудимых так и не добрался – отделался отставкой и, в конце концов, обнаружил себя в статусе посла в Албании. Вместе с ним лишились своих постов Милевский и другие сторонники «жесткой линии». «Партийный бетон», наконец, треснул, развязав руки более прагматичным номенклатурным воротилам.
Рабочей версией прокуратуры стал заговор через чур ретивых особистов. Горячее сердце нагрело голову, вот и замарали руки, нарушив завет Дзержинского. Обвиняемые свидетельствовали в том же духе – Пиотровский утверждал, что никаких приказов не получал, а действовал по собственной инициативе, возмущенный безнаказанностью Попелушко. Пенкала и Хмелевский поддакивали – знать ничего не знали, действовали по приказу Пиотровского. Петрушке в этом представлении отводилась роль подстрекателя – он, мол, в личной беседе одобрил план Пиотровского «припугнуть» ксёндза.
Пенкала и Хмелевский вели себя на суде сдержанно, пытаясь перенести вину на своего начальника. Пиотровский же обличал Католическую церковь, сыпал именами епископов, нарушающих закон, называл многомиллионные сумы, которые Костёл зарабатывает за счет освобождения от налогов и таможенных пошлин. Он занервничал лишь когда прокурор потребовал для него смертной казни.
Наконец, 7-го февраля 1985-го, суд вынес приговор. Петрушка и Пиотровский получили по 25 лет, Пенкала – 15, Хмелевский – 14.
Сразу после оглашения приговора Кищак начал переговоры с католическим епископатом: правительство выпускает на свободу ряд священников, а церковь взамен не обращает внимание на сокращение сроков СБ-шников. «Своих не бросаем», польская версия.
Прячься или кайся, отрицай или сражайся
В апреле 89-го комфортабельную камеру покинул Хмелевский – на 10 лет раньше, чем постановил судья. Чуть позже должны были выйти и остальные – но ситуация к тому моменту кардинально поменялась. У Кищака теперь были дела поважнее – он ездил на переговоры с «Солидарностью». Договорился о проведении в 1989-ом т.н. «полусвободных» выборов – в нижней палате решили избрать на альтернативной основе 161 депутата (из 460), а верхнюю – сделать полностью свободно избираемой. Итог – в Сейме «Солидарность» заняла все 161 место, в Сенате – 99 из 100. Квоты ПОРП хватило, чтобы сделать президентом Ярузельского, но оказалось недостаточно, чтобы сформировать правительство (сделать это, кстати, должен был…снова Кищак, назначенный теперь премьером). Наконец, генерал умыл руки и назначал главой правительства Мазовецкого из «Солидарности». Новый кабинет вскоре утвердил план «шоковой терапии» – Ярузельский поставил подпись. Сюр? Нет, политическая необходимость.
На следующий год, в 1990-ом, фарс, наконец, закончился. ПОРП самороспустилась, Ярузельский подал в отставку с поста президента, а после выборов (в которых решил не участвовать) поздравил Валенсу с победой. Во время все этой неразберихи вышел из тюрьмы Пенкала. Петрушке повезло меньше – на свободе он оказался только в 1995. Наконец, в 2001-ом году, на воле, но уже в совершенно другой стране, оказался и главный злодей процесса в Торуни – Гжегож Пиотровский.
Итак, представьте, что вы оказались в государстве, где вас считают не просто прислужником «кровавого режима», но еще и убийцей, ни много ни мало, национального героя. Ситуация, мягко говоря, не из приятных. Радует лишь одно: вы можете не сильно переживать по поводу люстрации. В конце концов, как можно об этом думать, когда ребром стоит вопрос о безопасности вашей жизни (а случаи убийства бывших чекистов действительно были нередки)?! Убийцы Попелушко нашли три варианта выхода из этой ситуации.
Лешек Пенкала не просто сменил фамилию – он создал новую личность. Разыскав священника, за которым он когда-то вел слежку, Пенкала попросил того отпустить ему грехи.
«Каждый день я молюсь и несу этот крест. И у меня есть только одно желание. Я хочу жить. И я хочу, чтобы ко мне относились как к новому человеку»
Хмелевский, также сменивший фамилию, некоторое время занимался бизнесом по продаже спортивного инвентаря. Он всячески избегает публичности и не дает комментариев журналистам.
Адам Петрушка не стал каяться и скрываться. Из тюрьмы он вернулся в тот же дом, который когда-то получил от Службы безопасности, а после – выбил себе ведомственную пенсию. Боятся ему особо нечего, ведь его соседи – такие же «ведомственники», как и он. Какую-либо причастность к убийству он теперь отрицает
«В течение 20 лет я утверждал, что не имею никакого отношения к этому делу, и буду продолжать это делать. И я никогда не перестану бороться за очищение»
А что же Пиотровский? Выйдя из тюрьмы, он вскоре отправился туда вновь – оскорбил судей, которые отклоняли его ходатайства об УДО. Сделал он это публично, находясь на пресс-конференции – Пиотровского позвали раскручивать антиклерикальный журнал «Факты и мифы». Как затем стало известно польской прессе, отбыв 8 месяцев заключения, бывший математик начал под псевдонимом писать в нем антиклерикальные статьи. Человек, крайний антиклерикализм которого отмечали еще коллеги по IV департаменту, сменил резиновую дубинку (ею он орудовал той памятной ночью) на перо – но продолжил обличать Костёл также, как когда-то на суде в Торуни. Правда, «Факты и мифы» разорились во время ковидного кризиса, но думается, что деятельного Пиотровского это лишь затормозит, но не остановит.
Послесловие – загадки, интриги, расследования.
Уже в 2002-ом году дело Попелушко поднял прокурор из Комиссии по расследованию преступлений против польского народа. И действительно, в деле было несколько интересных белых пятен. Странным образом, милиционеры, осматривая багажник предполагаемой труповозки, ничего не написали о следах крови, пота или, на худой конец, следов от обуви. Милицейская собака, которую привез в лес тот самый ночной наряд, взяла след Попелушко, но повела его не в то место, где, согласно следствию, стоял СБ-шный Fiat, а в другую сторону, на проселочную дорогу. Прокурор выдвинул версию, что группа Пиотровского захватила Попелушко, отвезла в лес, где передала другой, неустановленной группе, которая и совершила убийство, предварительно несколько дней пытая священника. Тем не менее, обвинительное заключение так и не было передано в суд, а сам прокурор из Комиссии уволился.
Польская пресса, желтушная и не очень, начала собственное расследование, раскопав множество бывших чекистов, которые (конечно же, всегда анонимно), рассказывали истории, одна другой краше. Зачастую, в самом конце, Попелушко через кучу посредников передавался неким «русскоязычным мужчинам». Возникли вопросы и к «Отчаянному»-Хростовскому. Всё же удивительная штука – выпрыгнуть из машины на полном ходу, а после – целым и невредимым добраться до телефона. Наконец, в 2008-ом году на связь вышел Пенкала. В коротком интервью он заявил, что ни он, ни кто-либо из спецгруппы священника не убивал. Его, якобы, просто оставили в лесу – то есть сделали все, как и планировалось изначально. Официальная версия событий, однако, никакому пересмотру не подвергалась. Так, по большому счету, было удобно всем: Цястоню (или работа нескольких спецгрупп – тоже самодеятельность?); Кищаку (это как же – допустил проникновение агентов КГБ?); Ярузельскому (не уж-то ничего не знал?); да и, наконец, Валенсе и Ко (это ж с какими мразями вы Круглый Стол делили?!). Так Попелушко, капеллан «Солидарности», народный любимец и просто блаженный, стал, в каком-то роде, «польским Кеннеди».
Ну а если вам понравилась эта статья, можете также почитать про трибунал в Луанде. В программе: ангольские коммунисты, «дикие гуси», британские маргиналы и один «из тех людей, которые никогда не добивались успеха»
Статья Дмитрия Гофмана