В соседском доме было сильно натоплено и пахло свежей выпечкой, а дрова в печке уютно потрескивали. Видимо, некоторые вещи с годами все же не меняются – именно такой Никита запомнил эту милую в своей простоте деревенскую жизнь. Наталья Макаровна пригласила гостей за стол, а сама принялась хлопотать с чаем и пирогами.
Начало здесь:
Наконец, на столе появились дымящиеся кружки, вазочки с вареньем и целая гора намасленных, румяных пирожков. Глядя на это аппетитное зрелище, Никита понял, насколько он голоден с дороги, и рука сама потянулась к пирожкам. На вкус они оказались еще лучше, и он с удовольствием уплетал их, запивая ароматным чаем. Только в деревне бывает такой чай. И такие пирожки.
А вот мать ничего не ела и молча смотрела на соседку. В ее глазах стоял немой вопрос, но, видимо, она не решалась задать его и ждала, пока Наталья Макаровна сама начнет разговор. Наконец, соседка уселась напротив и пододвинула к себе пузатую кружку:
- Эх, как же так, Петенька. Я думала, первой уйду. Одна я осталась из нашей детской компании...
Она с сожалением покачала головой, и складки на ее шее затряслись, как желе.
Мама, наконец, не выдержала:
- Наталья Макаровна, скажите, как ум ер мой отец? По телефону вы толком ничего не объяснили.
Соседка опустила взгляд и понизила голос:
- Как, как... Так же, как и остальные. Утоп он.
Повисла оглушающая тишина. Даже дрова в печке перестали потрескивать. Или только так казалось?
Мать была уверена, что с дедом случился сердечный приступ или он просто ушел во сне, как многие пожилые люди. Все-таки ему было под восемьдесят. А теперь оказывается, что он утонул? С ее лица сошли последние краски, и она стеклянным взглядом уставилась на Наталью Макаровну.
Никита перестал жевать и застыл с недоеденным пирожком в руке. Он первым вышел из оцепенения:
- Как так «утоп»?
Наталья Макаровна посмотрела на него в упор:
- Под лед провалился. Как ты тогда, помнишь? Только ты молодой был, спасся, а ему уже не под силу было уйти от него...
Никите показалось, что в глазах соседки блеснул лукавый огонек. У него возникало все более отчетливое ощущение, что она что-то недоговаривает. Но было еще кое-что странное, и он только сейчас обратил на это внимание. Наталья Макаровна сказала: «так же, как и остальные». Какие еще «остальные»?
- А кто еще так погиб? Вы сказали: «как остальные».
Соседка махнула полной рукой и тяжело вздохнула:
- Так все наши. Это он нас наказывает. Пашка.
От этих слов у Никиты помутилось сознание, и надкусанный пирожок, который он все еще сжимал в руке, выпал и беспомощно шлепнулся на скатерть. По девственно-белой ткани, словно пятно крови, растеклось малиновое варенье из начинки.
- Вы сказали «Пашка»? – Казалось, не он, Никита, а кто-то другой задал этот вопрос чужим, надломленным шепотом.
- Я сейчас, - Наталья Макаровна с трудом поднялась со стула и ушла во внутренние комнаты. Никита с матерью непонимающе переглянулись. Мать была такой же бледной, но теперь еще и хмурилась.
- Что еще за Пашка? – Шепнула она Никите.
Как раз в этот момент соседка появилась в дверном проеме. У нее в руках была старая фотокарточка.
Усевшись на свое место, Наталья Макаровна протянула карточку Никите:
- Вот все мы. Все пятеро. Слева Петя – твой дед, – рядом я, потом Мишка, Колька и он, Пашка, с правого края.
Никита дрожащими руками взял пожелтевшую от времени фотографию, уже зная, кого он на ней увидит. Та же шапка-ушанка и нелепый ватник с чужого плеча. Та же тощая шея и пронзительный взгляд, который сквозил дерзостью и самоуверенностью даже с этой засаленной фотографии со стертыми краями.
Это был именно тот мальчик, с которым Никита познакомился двенадцать лет назад. И после встречи с которым едва не погиб на озере и начал слышать, как воет лед.
Как такое возможно? Как друг детства его деда мог повстречаться ему столько лет спустя?
Никита перевернул фотографию. Выцветшими чернилами на ней было аккуратно выведено: «1944». Он вновь посмотрел на лицевую сторону снимка. Все пятеро отличались худобой и были одеты кое-как. Еще бы, все-таки голодные военные годы... Дедушка Никиты был забавным лопоухим мальчуганом, а Наталья Макаровна – нескладной костлявой девчонкой. Она была, пожалуй, самой тощей из всей компании. Впавшие щеки, тоненькие, как вички, пальцы, узкие плечики. Неудивительно, что она так налегает на мучное. Видимо, всю жизнь пытается отъесться после испытанного в детстве голода...
Голос соседки вернул Никиту к реальности:
- Тогда тоже был конец марта, как сейчас. Война была, голод, а нам, детям, какое дело? У нас одни игры были на уме. Да и надо было занять себя как-то, чтобы не чокнуться от того, что желудок круглыми днями ноет... Мы неразлучные были: Мишка, Колька и Пашка учились в одном классе, а мы с твоим дедом были помладше – просто жили по соседству, вот и дружили все вместе. Пошли мы на озеро играть, а Пашка возьми да и провались под лед. Он плавать не умел и быстро как-то на дно ушел. А может, его течением каким-то унесло. Мы пытались его вытащить, нашли длинную ветку и совали ее в воду, но Пашку уже было не спасти. Нырять мы, ясное дело, не стали. Сами дети были, испугались до чертиков. А взрослых никого рядом не оказалось. Так и сгинул Пашка.
Наталья Макаровна снова сокрушенно покачала головой, глядя куда-то в пустоту. Видимо, вспоминала, как все было. Мама еще сильнее нахмурилась. Ей было трудно понять, зачем соседка рассказывает все это. Тогда, двенадцать лет назад, сам не зная почему, Никита не стал говорить про Пашку ни деду с бабушкой, ни родителям. Сказал только, что играл на озере и провалился под лед. Так что мать понятия не имела, о ком идет речь.
Соседка продолжила:
- А через год Мишка провалился и утоп. Тоже в конце марта. Причем на самой середине озера. Никто не знал, чего его вдруг туда понесло. Деревенские бабы издалека видели, как он бежал по льду, будто гнался за кем-то, да и провалился. Пока помощь позвали, пока то да се, не спасти было. Меньше двух месяцев до победы оставалось, пришел Мишкин папка с войны живой и невредимый, а тут такое...
Голос Натальи Макаровны дрогнул, и она замолчала. Никита терпеливо ждал, а мать, похоже, начала раздражаться: она принялась барабанить пальцами по краю стола. Она всегда так делала, когда нервничала или злилась. Ее можно было понять: она пришла сюда узнать про своего отца, а в итоге ей приходится сидеть и слушать старушечьи байки. Если бы только она знала, что это не просто байки...
Наконец, небрежным движением утерев глаза, соседка вновь заговорила:
- Прошло много лет, и мы уже позабыли про историю с Пашкой, стали жить своими жизнями. Колька в город уехал, а мы с твоим дедом остались в деревне. Он на твоей бабушке женился, а вскоре и твоя мамка родилась. – Она кивнула на мать и едва заметно улыбнулась. Та никак не отреагировала. – Приехал как-то раз в гости к родственникам Колька с семьей. У него к тому моменту уже трое детей было: самому старшему лет шесть – вот-вот в школу пойдет. Так этот старший сын тоже чуть не потонул в озере, кое-как спасли! Слава Богу, взрослые рядом были, выловили его. Он и рассказал, что какой-то мальчик постарше его позвал послушать, как лед воет. Да, так и сказал: «лед воет»! А по описанию тот мальчик – один в один Пашка! Я тогда еще сказала: не бывает таких совпадений!
Никита почувствовал себя так, будто этот самый лед засыпали ему за шиворот. Все тело похолодело, покрылось мурашками. В ушах зазвенело. А может, завыло?
- В общем, хотите верьте, хотите – нет, а Пашка нам с тех пор мстит за то, что мы его не спасли тогда. Да что я рассказываю, ты же сам его видел, просто никому не признался, а, партизан? – Наталья Макаровна с вызовом посмотрела на Никиту.
– То-то лицом изменился, когда я фотокарточку принесла. – Усмехнулась она.
Никита только кивнул и опустил взгляд в стол. Соседка торжествующе подняла палец вверх:
- Вот! А ведь я говорила твоему деду, что не просто так ты тогда под лед провалился! Чтоб поспрашивал тебя, как это случилось, не видел ли ты кого. Да только твой дед отказывался верить. Принимал все это за бабские толки. Какие же это толки, если столько несчастных случаев, и все в конце марта – ни раньше ни позже! Упрямый он был, твой дед, – то-то Пашка его только сейчас достал. Видимо, только в старости податлив стал, пошел за ним на озеро...
- Вы что, хотите сказать, что призрак уб ил моего отца? – Мать впервые подала голос после долгого молчания. Ее слова прозвучали отстраненно и глухо, будто она говорила через стекло.
- Конечно! – Наталья Макаровна произнесла это так, словно речь шла о каком-то широко известном факте, не подлежащем сомнению. – Он не успокоится, пока мы все не сгинем. Ну ничего, недолго ему еще ждать. Одна я живая осталась. Хоть и всю жизнь берегусь, не подхожу близко к озеру, но если он позовет, как Петю, то конец мне... Кольку-то он ведь даже в городе достал! – Она округлила глаза. – Он сюда больше не приезжал с тех пор, как его сын чуть не погиб на озере. Зато сам умудрился утонуть по весне в городском пруду! Говорят, что пьяный был, провалился, да только сдается мне, что и тут без Пашки не обошлось. Уж не знаю, как он в другом месте его достал, но это явно его рук работа. Призраки, они же бестелесные, может, ему ничего не стоит переместиться...
Мать вдруг так резко поднялась с места, что соседка вздрогнула от неожиданности:
- Ладно, спасибо вам, Наталья Макаровна, за чай и за то, что похлопотали о похо ронах и пом инках. Мы в долгу не останемся.
Она обернулась к Никите:
- Пойдем, Никита, нам еще в администрацию надо успеть.
И торопливо вышла из комнаты.
Все еще не оправившись от услышанного рассказа, Никита на ватных ногах поднялся со стула, неловко поблагодарил соседку и направился к выходу.
Уже у дверного проема до него долетел шепот Натальи Макаровны:
- Он все еще там, на озере.
Никита лишь на мгновение замялся в проходе, но, взяв себя в руки, спешно вышел. Рассказы об утопленниках, встреча с ме ртвым мальчиком с фотографии, зловещие слова, сказанные старческим шепотом, – все это нагнетало такую жуть, от которой шевелились волосы на голове. Изба Натальи Макаровны больше не казалась уютной – теперь Никите хотелось как можно скорее вырваться отсюда, и в эту секунду он был благодарен матери за то, что она так быстро нашла предлог уйти.
Улица выплюнула ему в лицо поток морозного воздуха. После натопленной избы это подействовало ободряюще. До слуха Никиты вновь долетел вой с озера, и он посильнее натянул на уши шапку, чтобы хоть как-то отгородиться от этого вездесущего звука.
- Думала, она что путное скажет. А у нее, похоже, совсем с головой плохо. Ладно, спросим у кого-нибудь другого про дедушку, - сухо сказала мать.
Никита хотел было возразить, но осекся. Какой в этом смысл? Другой реакции ожидать все равно не стоило: двенадцать лет назад родители тоже не поверили ему, списав все на детские фантазии. Вот и сейчас мать приняла рассказ соседки за бредни выжившей из ума старухи, и убедить ее в обратном было невозможно.
Еще бы – ей-то не являлся ме ртвый друг ее деда! Все мы – крепко стоящие на земле материалисты до первой встречи с потусторонним...
Теперь Никите почему-то стало жаль, что они так быстро покинули дом соседки. Ему захотелось расспросить ее про Пашку и про воющий лед. Похоже, она одна на всем белом свете понимала его...
Глядя на удаляющуюся спину матери, Никита затормозил. Вернуться и продолжить разговор с Натальей Макаровной? Или забыть про все и пойти дальше? Словно в подсказку, с озера донесся вой, и у Никиты в голове всплыли слова соседки: он все еще там.
Финал здесь: