КОГДА синие сумерки входят в дома, тоскливо становится на душе у старых, одиноких женщин матерей. Они своих детей проводили в дальний путь, и счастливы те из них, кто получает хоть изредка весточку от сына или дочери. Но есть немало матерей, которые никогда уже не получат письма и не увидят лица дорогих и близких, ибо они погибли на поле боя, защищая честь и независимость Родины-матери. У этих женщин остались только воспоминания о каждом шаге, поступке сына, да стопка пожелтевших от времени треугольничков-писем. Перечитывая их, тихо льют слезы уставшие глаза, и вновь в комнате как будто звучит родной голос.
— Дорогая мамочка, я получил от тебя третье, долгожданное письмо, за что очень большое спасибо, а также за добрые пожелания. Живу по-старому, скучаю по тебе и папе... Я буду бить немцев еще яростнее, чтобы быстрее кончить войну и приехать домой с победой и с полной грудью орденов и медалей. Начало уже есть. 23 февраля 1944 года я получил медаль «За отвагу»... Мама, наберись терпения и жди меня, и я вернусь...
Он не вернулся. Он погиб 30 июня 1944 года, верный воинской присяге,
проявив геройство и мужество. Ему был 21 год...
Он — это водитель танка Моисей Абрамович Левин. Но им мог бы быть любой из погибших, чьи матери до сих пор ждут, надеются на чудо. И снова вспоминают:
— Забрали моего сыночка на фронт в 1942 году. Он был студентом горного института. Мы тогда из Воронежа в Караганду был эвакуированы. Один-единственный сын у нас был... И вот не вернулся, погиб в Полесской области, местечко Лачики. Сначала-то он снайпером был, потом ранили, в госпитале лежал. Ну, а потом на водителя танка учился. «Нам, мамочка, — писал он мне, — сказали сначала, что на летчиков будем учиться, а затем почему-то танкистами сделали». Но он не жалел. Ездила я к нему тогда. Видела танк. Это целый дом, смотреть-то на него и то страшно.
Много лет уже прошло... Одна я теперь, а могли бы быть внуки — защита моя и опора в старости. Сын мой все писал: «Не волнуйся, мамочка, вернусь героем». Начальник курсов тогда говорил мне: «Вы гордитесь своим сыном. Я три года здесь работаю, а такого умного парня не встречал». Сделал сын мне ложку и вилку, говорит: «Я, мамочка, все-все могу теперь тебе сделать». Но мое слово для него законом было, не баловала его, в строгости держала. А сколько в нем доброты было. Геологом хотел быть. Я, говорит, хочу что-то такое сделать, чтобы обо мне весь мир заговорил. Может быть он у меня и космонавтом бы стал...
Мог бы стать, но не стал, не встретился с любовью, не вырастил детей, внуков, не увидел Дня Победы... Сгорел он в танке. Для Елены Прокопьевны Левиной это обернулось острой болью. Когда узнала она о гибели сына, слегла, долго болела. Но жить нужно. И живет она, мысленно перебирая в памяти каждое слово, сказанное сыном, гордится им, не забывая о всех его радостях и праздниках. Вот и День танкиста, думается ей, встречал бы сын с друзьями-однополчанами каждый год. Но его нет, и Елена Прокопьевна сама, разложив на столе письма и фото сына, будет отмечать этот день, день памяти по сыну.
Одинокие матери погибших солдат... Они отдали ради счастья и мира живущих самое дорогое — своих детей, самых лучших и смелых, самых добрых и ласковых, самых-самых любимых. Живут эти матери и в нашем городе, рядом с нами. Мы все обязаны им тем, что наши дети сегодня живы и здоровы, что они всегда, если уедут, напишут нам письмо, в котором, конечно, будут и добрые слова, и просьбы не волноваться и надежды на скорую встречу. Совсем как в этих письмах треугольниках, авторы которых навсегда остались молодыми и у которых, как у сына Елены Прокопьевны, танкиста-гвардейца, так много теперь на нашей земле признательных друзей. Поэтому и матери погибших солдат не одиноки. Им адресуем мы все наше огромное спасибо, наши нежность и доброту.
О. АНТИПИНА (1980)