78
На другой день я уже возил огромные деревянные бочки с лагерной кухни на специальных санях в лазарет. Таких возчиков как я, было пятеро. Я получил в кладовой новые валенки, бушлат-телогрейку и ватные штаны. Теперь уже без всяких опасений и притворства я расхаживал по санчасти и зоне лагеря. Место моего ночлега осталось прежним. Санитары и другие служащие санчасти находились в противоположной стороне барака. Мы вставали рано и ложились поздно, однако трудностей особых не испытывали.
Однажды вечером в нашей трущобе появился Лева Штейман. После того, как я перешел на самостоятельное питание, он редко приходил сюда. Лева торопливо согнал с нижних нар одного доходягу и устроил его в общем бараке сравнительно неподалеку от прежнего места. Убрав старый матрац и одеяло, он быстро все заменил на новое с чистой простыней и подушкой.
Лева приготовил какому-то важному лагерному господину достойное ложе, — шутливо подметил я, поглядывая на соседа по нарам, шахтера из Донбасса. У нас с ним по случайному совпадению был одинаковый срок и статья. Нас постоянно называли двойняшками напарники по работе.
— Вора, наверно, положат здесь, или какого-нибудь придурка, — ответил лениво сосед, с неохотой добавляя:
— Для этой сволочи все лучшее, а мы вот все валяйся на всяком дерме. Хорошо хоть вшей нет, прожарка спасает.
Прошло немного времени, и в нашем «тереме» появился гость по кличке Леха-музыкант, — высокого роста, с румяным лицом, и большими голубыми глазами. Одет он был в черный дубленый полушубок и меховую шапку. Посмотрев молча на лежащих доходяг, он весело крикнул:
— Здорово, огоньки большого лагеря. Догораете или уже тлеете на этом курорте?
Лева уважительно показал ему место на нарах.
— Вижу, не слепой, — самодовольно ответил он и сразу недовольно добавил:
— Почему, Левка, твой лежачий здесь в скотнике сухостой молчит и не приветствует меня? Явно отсутствует твое моральное воспитание.
— Ты, Леха, их просто ошеломил видом бодрости и здоровья. Они от такого блистательного явления языки свои, наверно, проглотили. — Лева засмеялся, обнажая тронутые цингой почерневшие зубы, хитро поглядывая собеседнику в глаза.
— Ладно, кончай канитель, — строго обратился к нему Леха-музыкант и, быстро раздевшись, отдал Леве шубу и шапку.
— Повесь мое барахло в своей пещере, а то не дай Бог букашки заползут ко мне в гости. Потом в прожарку не примут.
— У нас нет никаких букашек. Можешь быть спокоен.
Лева взял доверенные ему вещи. Ушел, но вскорости вернулся обратно. Музыкант в это время внимательно посмотрел на соседа, лежащего на нарах параллельно его постели.
— А этот крах, что, будет так со мною лежать?
— Ну, а куда же ему деваться? — Лева, недоумевая развел руками.
Музыкант решительно поджал тонкие губы. — Этот доходняк мне не нравится. Рожа, как у заморенного бульдога. Положи сюда другого. Да чтобы был шустрый, не как этот хмырь, который едва поворачивается на нарах.
Просим оказать помощь авторскому каналу. Реквизиты карты Сбербанка: 2202 2005 7189 5752
Рекомендуемое пожертвование за одну публикацию – 10 руб.
Лева быстро сделал замену. Вместо маленького больного заморыша появился заключенный с руками почти до самых колен, лошадиным профилем и остро торчащими скулами. Музыкант пристально осмотрел нового соседа.
— Ладно, этот подойдет. На что косишь? — издевательски спросил он. Доходяга сразу его понял и болезненно искажая лицо, хрипло проговорил:
— Цинга у меня, ноги отнимаются.
— Со мной никто у тебя не отнимет. Будь спокоен. А ну, покажи свои грабли.
Больной протянул послушно руки.
— Это разве нормальные человеческие руки? — укоризненно проговорил Музыкант. — Они от грязи похожи на лапы крокодила. — И тут же обратился к Леве, который заботливо вертелся рядом, стараясь угодить надоедливому пациенту. — Сведи его, пусть хорошо помоет с мылом эти поганые лапы пресмыкающегося животного.
Лева и заключенный с лошадиным профилем быстро удалились, и спустя несколько минут вернулись обратно. Музыкант вновь осмотрел руки своего нового знакомого и спросил:
— Как зовут тебя, милейший?
— Иваном, — ответил робко «милейший».
Мы со своих нар с интересом наблюдали, что за трюк задумал Музыкант. Лева тоже находился в недоумении...
Музыкант сидел на нарах в красной шелковой рубашке нараспашку, в черных трико и белых кожаных тапочках возле старой тумбочки, которую Лева с большим трудом где-то отыскал. В тумбочку Музыкант положил продукты: масло, сало и несколько банок мясных консервов. Все это он назвал «бациллой», когда некоторое время спустя начал ужинать. Музыкант медлительно повернул голову к спокойно сидящему на других нарах соседу и вопросительно заявил:
— Вот что, доходной Иван, ты будешь у меня массажистом. Профессия эта нетрудная, простая, но почетная. Как буду ложиться спать, научу тебя этому ласковому ремеслу. А сейчас получай аванс. — Музыкант достал из тумбочки пайку хлеба и небрежно бросил ее прямо в руки своему будущему «массажисту».
— На, засоси этот костыль, да больше не проси.
Иван с невероятной жадностью схватил пайку и буквально за минуту разделался с ней. Музыкант был просто ошеломлен.
— Ну и шакалюга! — удивленно проговорил он, подымаясь с нар.
— Мотанул, скотина, я даже глазом не успел моргнуть. Ты, Лева, заметил, что он жевал?
— Абсолютно нет... Только успел заметить, что он открыл несколько раз свою пасть.
— Ну и дела у нас в голодном шалмане. Да, будет нам, Левка, сейчас настоящая забава. У тебя в норе много найдется черняшки?
— Есть, наверно паек пять на всякий случай.
— А ну тащи все сюда, да побыстрей. Сейчас начнется обжираловка хищных животных.
Через несколько минут на тумбочке уже лежали пять паек хлеба по семьсот граммов каждая. Музыкант с радостью взял одну их них и тут же бросил ее соседу.
— Давай, Ванька, шурани так, чтоб все доходяги с нар попадали.
Иван судорожно сжимая в своих широких ладонях пайку хлеба, с дерзкой жадностью рвал ее зубами, поспешно заталкивал в свой огромный рот. Лицо его выражало какое-то голодное безумие. Глаза то закатывались ему под лоб, то расходились в разные стороны. Казалось, в этот момент он никого не замечал и ничего не слышал.
Музыкант подпрыгивал на одном месте, бил себя с восторгом руками по коленям, подкидывая Ивану пайку за пайкой, громко и радостно приговаривая:
— Обрати внимание, Левка. Пасть-то. Пасть у него как у акулы. Зубищи что клыки у тигра. Челюсти работают как жернова на мельнице. Черт возьми, не один здесь наверно с ним не сравняется.
Лева подошел к Музыканту, стал рядом:
— Хватит ему жрать, загнется у нас на глазах.
— Загнется, вы выпрямите. Вас тут в этой помойке много лекарей, — радостно возразил Музыкант, бросая очередную пайку и весело покрикивая:
— А ну, Ванька, быстрей заглатывай! Смелей, Вань- ка-а-а-а. Смелей жри на зло врагам. Обжирайся, шакалюга проклятый, пока я добрый. Давай шуруй, последняя пайка осталась. Рви своими клыками на куски. Беспощадно разделывайся, заглатывай паскуду. У начальника много этого удовольствия. Жри, Ванька-а-а-а... Да не подавись, а то убью, как собаку. Ой, да отчаянный доходяга. Просто герой Индигирки. Прямо на радость нам появилось это доходное сокровище.
В нашем закоулке собралось уже много заключенных, глотая слюнки, с завистью любуясь небывалым в санчасти представлением. Подошли также несколько санитаров. Когда пайки кончились, Музыкант внушительно крикнул, не снижая «темпов» возвышенного настроения.
— Давай, Левка, теперь разбирай этот каменный барьер и бросай кирпичи в пасть этому дракону. Он вошел в азарт обжираловки, ему сейчас все равно, чем набить утробу грешную.
— Ладно, достаточно с него и шести паек. Пять моих и одну твою он слопал совсем без памяти. Это четыре с лишним килограмма черняшки.
— Да ему эти килограммы просто были забавой, он их проглотил как муху. — Парировал Музыкант и весело обратился к непосредственному участнику представления.
Продолжение следует.
Сердечно благодарим всех, кто оказывает помощь нашему каналу. Да не оскудеет рука дающего!!!