Лопата уже порядком натерла плечо Лесьяру, и он поблагодарил Бога, завидев впереди чащу, раздвинутую подлеском. Приятели с облегчением ступили на перекрестье двух грунтовых дорог. Огляделись. Та же земля. Те же кустарники и травы на обочине. То же неугомонное солнце, что, казалось, поджаривало плоть прямо на костях.
— И чего Третьяк тревогу бил? — Истимир обозрел перекресток блуждающим взглядом. С таким же успехом они могли торчать и в любой другой глуши Пензенской губернии. — Ничего особенного.
— И никаких берез, — добавил Лесьяр сумрачным голосом.
Обочины перекрестка изобиловали разнообразными кустами, зарослями поникшей лещины и травянистыми проплешинами, но березами и не пахло. Совсем.
— Может, не то место? — Лесьяру совсем не хотелось тащиться назад, чтобы взглянуть в бесстыжие глаза старосты и спросить, какой, черт возьми, перекресток тот имел в виду.
Истимир показал на дорожный столб, отмечавший, что Моравский тракт находится в двух верстах к востоку:
— Вроде бы то. Староста среди прочего упоминал столб.
— Голову ему напекло. Он бы тебе и не такое ляпнул. Где копать-то будем?
Вопрос стоил двух хороших курочек, и Истимир задумался. И правда: где копать, если основной ориентир сгинул? Он даже пожалел, что они не взяли у Позвизда лошадей с плугом. С ними бы они враз всё перепахали.
— Может, попробуем там, где растительности поменьше? Земля-то вспучена была, когда в нее труп хоронили. Вдруг природа могилу плохо заживила?
— Ну, можно и с этого начать.
Обочина, бедная на растительность, даже на чахлые пучки травы, обнаружилась на противоположной стороне от дорожного столба. Поплевав на руки, приятели приступили к работе. Лопаты с тихим шелестом вошли в сухую землю.
Косоворотки с орнаментом на рукавах и воротничках сейчас же прилипли к спинам второй кожей. Лесьяр чертыхнулся и оголился по пояс. Не став спорить с жарой, Истимир последовал примеру приятеля. Рубашки упали на котомки и моток веревки. На взмыленные торсы приятелей полетела земляная пыль, подолгу замирая перед этим в горячем воздухе.
Спустя какое-то время, когда тени подлеска сдвинулись на два пальца, стало ясно, что раскопки проходят не в том месте. Опойца не спешил себя обнаруживать.
— Чертов Третьяк! — Лесьяр, перепачканный и грязный, выбрался из ямы, которая доходила ему уже до колен. Спина чесалась от солнечных гребней. — Неужели так сложно запомнить, куда запрятал труп?! Я вот всегда помню, куда что кладу.
— Так, может, и не он душегубством занимался, а его дружки. — Истимир оперся на черенок лопаты. Его русые волосы, напитанные телесной солью, напоминали чумазые сосульки. — Господи, мы здесь и до звезд не управимся. — Его неожиданно осенило. — А вдруг надо навыворот? Ну, рыть не там, где пусто, а там, где густо. Разве мертвецы не питают собой землю?
Словно очарованные, они уставились на роскошный куст волчьей ягоды, произраставший в северо-западном углу перекрестка. Несмотря на зверскую жару, ягоды казались свежими и полными сока. Аппетитными. Если, конечно, аппетит вызван желанием прикорнуть в гробу.
Лопата свистнула и под корень срыла кустарник. В воздухе расплылся сладкий запах, отдававший псиной. Истимир поддал ногой волчеягодник, и Лесьяр оттащил отраву подальше. Вновь взбугрились мышцы под загаром цвета красной охры. Вспорхнули и упали первые комья земли.
Когда всё стало казаться бесконечной пыткой — и солнце, и лопаты, и пот, — раздался звук. Тот самый, от которого стынет кровь, а жизнь начинает ощущаться крупинкой, что вот-вот угодит в мельничные жернова.
Режущая кромка лопаты, в очередной раз воткнувшись в землю, породила хруст.
Истимир и Лесьяр оцепенели, вперив друг в друга испуганные взгляды. Им уже доводилось слышать нечто подобное. Да что там, вся Сивинь слышала. В прошлом году смолокур Богша, сгружая с телеги только что купленный медный котел, стал жертвой выбранного им ремесла. Колесо телеги слетело, и тяжеленная емкость, выломав борт, грохнулась на ногу Богше.
Звук, сотворенный спором между котлом и голенью смолокура, прочно засел в памяти всей деревни.
Воспоминание оказалось до того живым, что Лесьяр втянул голову в плечи, ожидая вопля из-под земли. Однако никто не спешил клясть металлургов Пензы или криворукого плотника, и он расслабился.
— Неужели оно? — Истимир опустился на колени. Его руки погрузились в рыхлую плоть земли. Мысль о том, чтобы продолжать копать и тем самым бередить покойника лопатой, пробудила в нём суеверный ужас. — Господь Всеблагой, хоть бы коряга.
Проникшие глубже пальцы сообщили, что дальше идет что-то пружинистое и плотное, с подвижной кожей; что-то, напоминающее вяленый свиной бок. Вне себя от волнения Истимир принялся счищать землю с выпуклости. Мгновением позже показались черные волосы.
В ямке жутким холмиком торчал затылок мертвеца.
— Свят! Свят! — Из желудка к горлу поднялся тугой ком, и побледневшего Лесьяра вытошнило. — Боги… Лучше бы Третьяк, скотина такая, сбрехал. — Полупереваренная медовуха, несшая комки, брызнула еще раз.
Истимир посмотрел на свою руку. Такую бесчувственную, такую глупую. Словно и не он только что ощупывал шею мертвеца, пытаясь определить, что это. Косец, завороженный близостью смерти, начал гребками выбрасывать землю. Вскоре показался воротник ездового кафтана. Цвет, некогда синий, давно перешел в голубую бледноту, отчего одежда казалась подземной кожурой покойника.
— Может, лопатой его достанем? — предложил Лесьяр. Брыкавшийся желудок выгнал из него пота больше, чем идиотское солнце.
— Грех.
— Что — грех?
— Выковыривать покойника лопатой — грех.
— Ну отлично. Вы теперь со старостой в одной лодочке.
©Николай Ободников "Опойца и сушь"
Продолжение завтра.
-----------------------
Читайте "Сирены Амая" — шокирующий детектив/триллер (победитель конкурса "Со слов очевидцев", номинация "Лучший триллер").
