После того, как Ахиллес убил Гектора, он проколол ему жилы от пят до глёзн (лодыжек), проделал в отверстия ремни, и привязал их к колеснице таким образом, что тело Гектора было приподнято, а голова волочилась по земле. После того он погнал своих коней перед Троей.
"Прах от влекомого вьётся столпом; по земле, растрепавшись
Чёрные кудри крутятся, глава Приамида по праху
Бьётся, прекрасная прежде..."
Гекуба, мать Гектора, рвёт на стене седые волосы, рыдает Приам, плачут граждане Трои. Андромаха, увидев со стены, как Ахиллес, погоняя коней, увозит тело её мужа в лагерь ахейцев, падает без чувств, а затем, когда приходит в себя, произносит невероятный монолог, о котором я напишу как-нибудь в другой раз. А о чём сейчас — поймёте, если дочитаете.
А для этого сразу перейдём к следующей, двадцать третей главе — "Погребение Патрокла. Игры." Игры — это состязания между выдающимися ахейцами в разных спортивных дисциплинах в память о погибшем Патрокле. Состязания инициирует безутешный смертью друга Ахиллес. После погребения Патрокла все уже готовы разойтись, но Ахиллес их удерживает, выносит награды сподвижникам и объявляет начало игр. Дисциплин семь: скачки на колесницах, кулачный бой, борьба, бег, метание копья, метание диска и стрельба из лука.
Гомер рассказывает обо всём чрезвычайно увлекательно, подробно останавливается на особенностях участников игр (а это выдающиеся ахейские вожди), поясняет сильные стороны каждого, всё это очень живо, с выяснением отношений, летучими обидами, мгновенными ссорами, сердечными примирениями к взаимному удовольствию всех. Держим в голове, что всё это происходит сразу после трагичной, двадцать второй главы и печальной церемонии погребения Патрокла в начале двадцать третьей. Дело доходит до бега. Это середина игр.
Состязаются Оилеев Аякс, Одиссей и Антилох, сын Нестора. Аякс бежит первым, за ним, дыша, что называется, в затылок, Одиссей. Антилох отстаёт. Вообразите. Ахейцы подбадривают участников, кричат, волнуются, словом, переживают. Тут же незримо присутствует Афина. Она тоже переживает, но исключительно за Одиссея, в котором души не чает. И вот что она делает: то ли слегка подталкивает Аякса, то ли ставит ему подножку, то ли ещё что, но только вдруг:
"В влажный ступил он помёт, из волов убиенных разлитый,
Коих Патроклу в честь закалал Пелейон благородной".
Мало того, что Аякс наступил на помёт, он в него рухнул:
"Тельчим помётом наполнились ноздри и рот у Аякса".
Что же дальше? Одиссей прибегает первым, Аякс вторым. Он не расстроен, не зол, — шутит!
"Он выплёвывал кал и так говорит аргивянам:
"Дочь громовержца, друзья, повредила мне ноги, Афина!
Вечно, как матерь, она Одиссею на помощь приходит!
Так произнёс он, — и смех по собранью весёлый раздался".
Что это для греков? Разрядка после военных трудов и печальной церемонии прощания с Патроклом.
Что это для нас, читателей?
Нет никаких запретных тем для гения. Запрет есть лишь на искусственное, ложное, лживое. Есть запрет на умолчания, на эвфемизмы, на притворство и ханжество, на уклончивость и чистоту жанра.
Навоз в эпосе, как и в лирике, может вызывать недоумение. Кажется, что место навозу в анекдотах и бытовых зарисовках, да и то с осторожностью, а то придирчивый читатель не одобрит. Невоспитанный читатель хочет, чтобы автор сделал ему "красиво". Но Гомеру дела нет до такого читателя. Гомер воспевает жизнь.
Он воспевает жизнь, как и все подлинные гении. Да вот, вспомним хотя бы Бориса Пастернака.
Март
Солнце греет до седьмого пота,
И бушует, одурев, овраг.
Как у дюжей скотницы работа,
Дело у весны кипит в руках.
Чахнет снег и болен малокровьем
В веточках бессильно синих жил.
Но дымится жизнь в хлеву коровьем,
И здоровьем пышут зубья вил.
Эти ночи, эти дни и ночи!
Дробь капелей к середине дня,
Кровельных сосулек худосочье,
Ручейков бессонных болтовня!
Настежь всё, конюшня и коровник.
Голуби в снегу клюют овес,
И всего живитель и виновник —
Пахнет свежим воздухом навоз.
Зачем Владимир Набоков погрузил учебную аудиторию во тьму