В одну девушку, Рита ее звали, влюбился парень с работы. Ходил мимо Риты и подмигивал все одним глазом. Потом, конечно, в кафе зазвал - мороженое есть. И в кино они много раз ходили, и в театры различные. В парках еще рука об руку прогуливались. Рита венки из одуванчиков в парках плела и ходила тоже влюбленной русалкой.
А парень этот, Сережа, очень положительный человек. Дурных привычек не имел, литературу читал и на турнике вертелся.
И все в коллективе о Сереже только хорошее говорили. “Такой парень чудесный, - говорили все, - вот кому-то однажды повезет, вот кому-то достанется”.
Полгода так они гуляли и обнимались на природе. А потом решили - достаточно. Люди все взрослые, пора и отношения строить всерьез. С общим бытом чтобы.
И Сережа этот Рите предложение сердца сделал.
- Переезжай-ка, Рита, ко мне в квартиру, - сказал он, - поскольку у меня к тебе довольно серьезное чувство. И тебе я, кажись, небезразличен. Будем жить общим хозяйством. С дальним прицелом на ЗАГС.
А Рита и не возражала. Прыгнула Сереже на грудь и ножками интересно задергала. От счастья с девушками бывает такое поведение.
И в тот же миг собрали узлы - в новую совместную жизнь.
А у Сережи дома, как выяснилось, кот Тимошка живет. Лохматый кот какой-то северной породы. Усища у него огромные, а лапы толстые, как у щенка породистой овчарки. И брови еще. Громозека, а не семейство кошачьих. И Сережу этот Тимошка обожает. Ходит за ним следом, о ноги трется, рыбу свою Сереже в миске даже оставляет. Оставит в миске хвост минтая и башкой ушастой кивает: иди, мол, Сережа, угощайся и приятного тебе аппетита.
- Этот кот Тимошка, - Сережа рассказывал, - со мной уж десять лет живет. От маменьки еще достался. Он мне меньший брат фактически. Очень уж умный кот. А верный какой!
А Тимошка рядом сидел и головой кивал: верный и родственником Сергею прихожусь.
А Рита Тимошку немного опасалась: она так близко с животными знакома не была. И кот к Рите тоже не очень расположился. Сядет и смотрит на нее глазами желтыми. С едва прикрытым неодобрением глядит. Иногда и фыркнет в усы.
И вот живут они неделю так счастливо. Все прелести семейной жизни: Сережа гвозди без устали колотит, Рита борщ с пампушками готовит, а Тимошка из угла фыркает.
Живут они, живут. И вдруг у Риты насморк начался. Из носа капает буквально. Будто капель весенняя, кап и кап.
И Сережа любимой своей всякие аспирины сует и ноги грелками греет. А Рита в ответ еще пуще капель делает.
- А, пожалуй-ка, - говорит она, - это на Тимошку твоего у меня реакция выдалась. Я ранее с котами-то под одной крышей не проживала. И такими насморками не страдала. А тут вон чего. Давай-ка его, Тимошку, отдадим в добрые руки. Вдруг он кому сгодится в хозяйстве.
А Сережа давай Тимошку защищать.
- Данный кот, - защищает он, - совсем аллергий у людей не вызывает. Живу с ним десять лет. И хоть бы хны. Ты, Рита, небось просквозилась у форточки.
И грелку ей опять в руки сует.
- О, боги, - Рита сквозь капель говорит, - за что мне? И грелку эту несчастную оставь при себе. Пойду-ка объявлений о Тимошкиной личности накорябаю. Пусть забирают его добрые люди подальше. Иначе вся это сожительство для меня плачевно окончится. Кап-кап.
И пошла объявления писать. "В хорошие руки, - писала Рита, - отдаю сибирского кота. В лоток ходить обучен. Возраст преклонный. Лежанка в комплекте".
И вот в тот роковой вечер поругались они впервые. Сережа объявления изорвал в мелкие клочья, кот Тимошка ему в этом деле помогал, старался.
А Риты рыдала и спрашивала у судьбы: за что ей такое сердечное разочарование?
- Выбирай, - рыдала она, - сейчас же выбирай: я или этот твой Громозека?!
А Сережа подумал такой. И кота себе выбрал. И даже Рите узлы помог собрать. Вот так выбор.
- Не могу, - сказал он на прощание, - брата меньшего в чужие руки спихивать. Это маменькин питомец. И мне его она завещала. Сам я, опять же, к Тимошке привязан всей душой. И староват он для приключений - исчахнет в чужом дому.
А Рита, конечно, в глубокой драме от Сережи уходила. И выбор такой не поняла решительно. Живого человека на кота менять!
И даже на работе поделилась случившимся с коллективом. И ее там все жалели. А на Сережу теперь с подозрением поглядывали. “Странненький какой”, - говорили.