Представьте себе игру Юрия Яковлева, Людмилы Гурченко, Эдуарда Марцевича, Павла Кадочникова, Елены Кореневой, Игоря Дмитриева, Бориса Химичева, Альберта Филозова, Анны Твеленевой… И умножьте это на три.
Перед вами – стимпанк-перфоманс советской эпохи с изящным и простым до комичности сюжетом и с романтической развязкой, достойной «Двенадцатой ночи» Шекспира. Злые силы прекрасны, а добрые – сомнительны. Всё в стиле Оскара Уайлда с его монументальной амбивалентностью Дориана Грея.
Ирония судьбы сбрасывает маски. Заработанная тяжким трудом репутация члена Британского парламента, метившего в Премьер-министры, сэра Роберта Чилтерна находится не просто под угрозой. Ему пообещали потерю всего и главное, - жены Гертруды, которая ценит только безупречную честность и нравственное чувство.
Леди Лора Чивли, - почти центральный персонаж пьесы и фильма, которую воплотила в себе шикарная Людмила Гурченко, - прообраз совершенства индустриальной разведки начала прошлого века, не оставляющая выбора тем, кто как-то раз легкомысленно отнёсся к священному праву свободы воли.
Шантаж, который мисс Чивли хочет монетизировать в целое состояние, оборачивается неожиданной случайностью, - королевой всех сюжетов.
В «Идеальном муже» ярко прослеживается родство мелодрамы и трагикомедии, правды чувств и чудовищного, скрываемого под неисчислимыми масками эгоизма, теряющего свою жалкую вычурность при неизбежном разоблачении. Собственно, сочетание созерцательного и разрушительного, «идеального» и предельно циничного, благородного и коварного, и создаёт линию сюжета пьесы Оскара Уайлда, атмосферу напряженного действия, стремящегося к фантастической развязке «с продолжением».
Шедевры сцены и кинематографии создаются для искушенного и далеко небезразличного зрителя. Иметь художественный вкус – это прежде всего быть неравнодушным к жизни в её драматической полноте неявных соответствий. Интерес к происходящему – это наш главный психологический «ресурс», как сейчас говорят.
Чтобы не стать невольным участником фарса, надо научиться ценить глубокую драму жизни. Совершенный зритель – это не столько критик, сколько соавтор истории жизни, драматург художественной повседневности, как я это называю.
Ведь в театре или на съёмочной площадке, положа руку на сердце, гораздо больше смысла и сюжетной завершенности, нежели в той, что происходит на подмостках мироздания. Нам лишь нужно научиться считывать эти смыслы, понимать игру не через правила, а через азарт. Играть смыслами – это уже не проза. Это высокая поэзия. Особенно, когда энергия этих идей движет массами поклонников.
Сценическое действо возбуждает не мысли и не чувства. И то и другое связано с объективной действительность, на которую мы, в меру наших душевных и умственных сил, «субъективно» реагируем. Театр – это ПЕРЕЖИВАНИЕ. Спектакль – это сонастройка с проживающими роль актёрами на тех вибрациях, которые удивительно напоминает наш потенциальный опыт, наши «картинки из виртуального прошлого». Театр – это «воспоминания» из того, чего не было, но вполне могло бы случиться именно с нами, хотелось бы, чтобы случилось с нами. Переживание – это проживание не своей, но и своей жизни, которую мы присваиваем благодаря уникальной и ни с чем не сравнимой сценической атмосфере. У кинематографа даже больше возможностей погружения зрителя в наполненный потусторонним волшебно-обманным светом, опасный для неокрепших душ мир Элизиума.
Почему нас захватывает сюжет литературного вообще и драматического произведения в частности? Потому что, в отличие от нашей рутинной жизни, в литературной реальности происходят яркие события, необыкновенные случаи, потрясающие эпизоды и неожиданные и конфликтные происшествия, из которых соткана занимательная история происходящего почти с нами, но принципиально другими. Хороший, «иммерсивный» спектакль – это маскарад, на котором зрители примеряют личности актёров. Когда мы начинаем волноваться внутри истории, происходящей с героями пьесы, - эффект достигнут. Мы меняемся благодаря переживаниям. Нас захватывает игра, как катание с горки или ныряние с вышки. Это кайф – испытать что-то, что происходит не с нами, как будто это происходит с нами. Это тонкое удовольствие сновидения наяву.
Но популярность театра (или театральных экранизаций) не только в этом. Дело в том, что большую часть жизни МЫ ГРЕЗИМ, находясь в остро желаемом предполагаемом будущем. В театре то же самое, но в настоящем. Сев в театральное кресло, мы занимаемся привычным делом. Со сцены с нами разговаривает чья-то мечта, чей-то идеальный мир или тоска по этому идеальному миру.
Переживание – это товар, который в умелых руках хорошо продаётся. Прежде всего потому, что спектакль – это упаковка продукта под названием «желание». Спросите себя, чего вы хотите по-настоящему, какое желание из множества «хотений» даст максимальный эффект, и что из наших отложенных желанных свершений нам навязано, как морковка перед мордой осла? Наше истинное предназначение – это загадка всей нашей жизни, наша реализованная судьба, наша личная дорожка к счастью. Но как мало нас спрашивают, чего мы хотим в мире необходимости – то есть в «предлагаемых обстоятельствах» делания то, чего хотят другие.
Театр – это как оракул, указывающий путь ИИ-Дэвиду из «Искусственного интеллекта» Стивена Спилберга. Мы тоже ищем на подмостках нашего внутреннего театра ту голубую фею, которая укажет нам направление к дому, путь к себе.
