Этюд № 30 (из89)
VI.
ВТОРОЙ КОНТАКТ
Маковей был вне себя от гнева. Пропали двое молодых ребят, и только сегодня утром, на второй день поисков, ему доложили об этом!
– Ну что? Дожили! Говорил я вам, что бородачи скоро нас из кроватей таскать начнут! Говорил или не говорил?
– Владимир Михайлович, не было никого из посторонних в лагере, головой ручаюсь! Да и не факт ещё, что их украли. Может, пошли щавеля нащипать и заблудились? Ей-богу, найдём, если не сегодня к вечеру, то в течение завтрашнего дня – ведь не первый же раз люди блудят!
– Думай, что говоришь, Сергей! Их уже почти трое суток нет – раз! Это дети – два! Сколько у тебя шансов, что ты их вообще живыми найдёшь?
Из приёмной раздался грохот и женские возгласы. Маковей и Горбатов переглянулись и вышли на шум. Возле перевёрнутой табуретки лежала, запрокинув голову, женщина, а над ней на корточках, со стаканом в руке и с раздутыми щеками склонилась Валерия Павловна.
– В чём дело, Валерия Павловна, кто это?
Валерия Павловна брызнула изо рта в лицо женщине фонтаном воды, не торопясь встала, промокнула губы и подбородок платочком и только затем ответила:
– Мать пропавшей девушки, с утра здесь сидит. Уж очень громко вы, Владимир Михайлович, про шансы у Сергея Анатольевича спросили. Услышала – и вот!
– Чёрт! Предупреждать надо. Пойди, Валерия Павловна, посмотри, чего там Шестов расшумелся и позови его сюда! Идём, Сергей, план поисков доложишь.
Минуты через две в кабинет без стука ввалился сияющий довольной физиономией Шестов. Маковей и Горбатов подняли головы от самодельной карты местности и недоумённо посмотрели на радостного товарища.
– Чему это, интересно, ты так радуешься, Олег Михалыч? – Маковей нервно постучал карандашом по карте.
– Так нашлись же, Владимир Михайлович! Оба нашлись – живёхонькие и здоровёхонькие, голодные только. Сами пришли!
– Да ну? Ничего себе! А ты-то что так буйно радуешься, не похоже на тебя? К чему это, а? Шкуру-то я всё равно с тебя и с Горбатова сдеру!
Горбатов с Шестовым обменялись хитрыми взглядами, но о видах Шестова на женщину, лежащую в обмороке в приёмной, при начальнике распространяться не стали. Но Маковею хватило и того, что он увидел. Он загадочно хмыкнул, бросил карандаш на карту и сел за стол.
– Ладно, это – ваши дела. Докладывай детали.
----------------------------------------
В среду рано утром Горбатов стоял перед Маковеем в его кабинете и, заглядывая изредка в маленький помятый блокнот, докладывал:
– В общем, всего три дома – большие, длинные, наподобие бараков, в них все и живут; ещё один, четвёртый, тоже длинный – что-то вроде молельного дома, в нём все пять раз на дню собираются… Общий скотный двор, общий амбар. Бани, правда, две – побольше и поменьше: то ли женская и мужская, то ли ещё по какому принципу разделены. Там же, на этом островке – небольшие полянки, зерновыми засеянные, огороды, садики, пруд небольшой. Всего населения – не больше пятнадцати мужчин (я только тех, что с бородами, имею в виду) и около пятидесяти женщин от семнадцати до глубокой древности. Остальные человек сорок – дети обоего пола. Их трудно пересчитать, бегают друг за другом, как цыплята! Коммуна, одним словом.
– Да-а, Сергей Анатольевич, удивил ты меня! Это ж надо – под самым носом, в каких-то тридцати километрах целая деревня, а ты её полтора месяца даже не замечал!
– Но, Владимир Михайлович, вы сами посмотрите: вокруг неё, кольцом – болото, трясина непролазная; эту гать, даже зная о ней, с трудом найти можно! – Капитан подошёл к столу, схватил карандаш и быстро обвёл обширный участок на карте, всплошную заштрихованный голубыми чёрточками. – Кто ж знал, что внутри возвышенность и сухо? Но… знаете, что я думаю?
– Ну?
– Они сами всего боятся, и навряд ли кто-нибудь, кроме них, знает о нас! А вот их самих, как раз, можно будет использовать для этой, как её… ас… астимуляции…
– Ассимиляции!
– Ну да, я и говорю – ассумуляции. Их же мало, бежать им некуда, да и женщин там намного больше, чем мужчин…
– Кто о чём, а вшивый – о бане! – улыбнулся, наконец, Маковей.
– Что?
– Я говорю, здесь ты, пожалуй, прав. Ладно, поговорим об этом с профессорами и служителями культа. Гать охраняется?
– Да, конечно, мои ребята там будут круглосуточно костры жечь, чтобы из деревни никто не вышел, пока мы тут по ним не определимся. Не рыпнутся они никуда, тем более что их предводитель у нас.
– Как это у нас?
– Так старик-то этот, с мальчонкой – он и есть предводитель или как там его!.. И ребят бородачи украли для того, чтобы потом на него обменять, да только вот не вышло у них!
– Ты вот что, Сергей…
Владимир Михайлович потёр переносицу, невидяще посмотрел в окно и, поймав мысль, продолжил:
– Давай-ка своих пленников – деда с внуком и этого орангутанга – сюда. Мы сейчас сделаем так: я попробую с ними ещё раз побеседовать, хотя бы в одностороннем порядке, как смогу, изложу им нашу позицию по отношению к ним; потом ты отвезёшь их к переправе и отпустишь в деревню. Может, удастся их использовать, в какой-то степени, в качестве троянского коня для установления контакта с остальными мужиками. Да только не вздумай везти их на УАЗике, телегу запряги!
– Да что ж я, Владимир Михайлович, совсем, что ли?..
– Ага, не сказал бы – так и сделал бы! Ладно, веди давай! Всех сразу.
Следующие три часа Маковей, профессор Маслов и отец Александр, переодетый для такого случая в гражданское платье, потратили, чтобы убедить болотных жителей в том, что обитатели разъезда отшельникам отнюдь не враги, а совсем наоборот – сами прячутся от властей, поэтому им нужны союзники для совместного выживания. Потап, призванный в эту компанию в качестве переводчика, втолковывал староверам, что здесь «за веру никого не гонят», а «противу того – разрешают молиться хоть попу, хоть попадье, хоть в храме, хоть в шалаше; а не хочешь – так и не молись вовсе!». Как мог, Потап пытался объяснить лесовикам, что люди, среди которых они сейчас живут, хотят и, главное, могут помочь всем лесным жителям.
– Вот-вот, Потап, молодец! Ты спроси, в чём они больше всего нуждаются? Чем мы им помочь можем?
– Дык, оне, Владимир Михалыч, не скажут николи, да тока я и так знаю…
– Так в чём же?
– Дык, ясно, в чём: в зелье огневом да в свинце!
– Понятно. Но, может быть, они болеют чем-то, медицинская помощь нужна? – вступил в разговор отец Александр.
– Не-е, батюшка, лекаря оне не примут; лекаря к ним нельзя – грех! Господь дал, Господь взял – се для них свято!
– Ну не автоматами же их снабжать, в самом деле! – проворчал профессор.
– Зачем? – Маковей поднялся, вышел в приёмную, что-то сказал Валерии Павловне и вернулся. – Наш оружейник с тульского завода – Гриша Колодкин из четвёртого вагона – уже две недели работает над воссозданием штуцера восемнадцатого века. Правда, скорее конца века, чем начала – заряжаться будет с казенной части и унитарным патроном, чего пока ещё ни в одной армии мира нет!
Пленники, посаженные все в один угол, увидев, что на них не обращают внимания, сгрудились вокруг старика и о чём-то торопливо пошушукались.
Маковей продолжал:
– Дадим им пару опытных образцов, сотню патронов, покажем, как стрелять и отпустим домой.
Вдруг из угла, в котором сидели пленники, заговорил старик необычно низким и густым басом, тем более в нём неожиданном, что после полуторамесячной голодовки весил он не более шестидесяти килограммов при росте в метр восемьдесят. Спутники его при первых же звуках этого необычайного голоса разом опустили на грудь свои косматые головы и застыли, якобы ко всему безразличные.
– Не нашего понимания это дело – кто вы такие и добрые вы люди, ай нет, – не спеша начал старик, уверенный в том, что его хорошо слышат и все разговоры сейчас прекратятся. – Спаси Бог вас за то, что зла нам не желаете! Отпускайте нас с миром, а наши люди к вам боле не придут. Тока и мы вас просим к нам не ходить; не мешайте нам жить по-старому, тады мы и за вас молиться будем!
– Ну, вот и хорошо, вот и хорошо, отец! – вкрадчиво, осторожно произнёс Маковей, как и все несказанно обрадованный тем, что старик заговорил. – Пусть так и будет, как ты сказал. Но… Как же мы друг о друге знать будем, если что случится? Мало ли что – может, беда какая, предупредить надо или ещё что: соседи, как-никак… Давай так: ты сейчас укажешь на нашего человека, который один только и будет к вам ходить. А встречаться и разговаривать, если хочешь, будет только с тобой. Ты со своей стороны к нам назначишь посыльного – он будет прибегать, скажем, к Сергею Горбатову, если в том крайняя нужда появится; наши сторожа будут знать его и пропустят каждый раз, когда придёт. Ну, как, договорились?
Старик сидел, опершись морщинистыми, с частыми веснушками и тёмно-коричневыми от времени руками о свои колени. Не меньше трёх минут смотрел он исподлобья на Маковея после того, как тот замолчал, и непонятно было – то ли гнев в нём закипает, то ли какая-то мысль рождается. Все напряженно молчали, не желая спугнуть момент.
– Сергей, говоришь, Горбатый? Ишь ты – прозвище какое! – старик ещё помолчал, пошамкал почти беззубым ртом и снова тяжело глянул на Маковея. – А штой-то он давеча про дев наших говорил? Вроде умыкнуть их от нас собирался… Это на што ж ему дев так много?
Маковей, услышав такое, от неожиданности отпрянул от старика, крякнул протяжно, повернулся всем корпусом к капитану и попытался взглядом метнуть в беднягу уничтожающую молнию, но не получилось: Сергей, засунув руки в карманы галифе, с интересом разглядывал что-то за окном кабинета.
Обстановку попробовал разрядить Маслов:
– Простите, уважаемый, э-э… Быть может, вы, всё же, скажете, как нам вас называть? Видите ли – в отцы вы мне по возрасту вряд ли годитесь…
– Макарием люди зовут, мил человек! – быстро, но вежливо ответил дед.
Затем он внимательно посмотрел на профессора, непостижимым образом высоко взметнул удивлённую правую бровь так, что её не видно стало под коротко обрезанными на лбу седыми волосами и таким взглядом оглядел каждого, кто сидел в кабинете. Убедившись, что никто из присутствующих о нём действительно ничего не слыхивал, он тихо сказал, ни к кому не обращаясь:
– Здесь моё стадо, и я его вот уже десять лет пасу, дабы от искусов и соблазнов антихристовых уберечь!
– Мы благодарим вас за эту информацию. – Маслов сделал ещё шаг к старику и оказался с ним совсем рядом, так, что тому пришлось поднять голову. – Теперь мы знаем, с кем имеем дело и, безусловно, со всеми вопросами станем обращаться только к вам! Так вот, к вопросу о девушках… то есть, о девах… Э-э… Конечно же, без вашего на то разрешения… или благословения, если угодно, ни о каком изъятии женщин из вашей деревни речи быть не может. Просто капитан Горбатов… то есть, вот этот молодой человек… э-э… вслух рассуждал о том, что мужчине одному довольно тяжело обходиться совсем без женщины… У нас, знаете ли, уважаемый Макарий, мужчин почти вдвое больше, чем женщин. У вас же, судя по всему, ситуация как раз обратная…
Макарий перевёл взгляд с Маслова на тихонько сидящего в дальнем углу Потапа и тяжело посмотрел на него, словно требуя, чтобы тот перевёл ему речь профессора. Потап заёрзал под буравящим взглядом старика и, в свою очередь, посмотрел на Маковея. Владимир Михайлович ободряюще ему кивнул.
– Тут, батюшка Макарий, вот какое дело… Вам ить всё одно такую ораву девок не прокормить. А девке – ей мужика надоть, а какой он веры, мужик энтот, ей же без разницы? – Потап испуганно посмотрел на равнодушно слушающего его деда и вопросительно взглянул в сторону Маковея. Не заметив возражений с обеих сторон, он продолжил, слегка заикаясь. – А ежели девок ваших и молодух поселить здеся, то их тут и накормют, и оденут, и кажной по мужику найдут. Вот… А потом, это… Вам же за них и заплотют… – заметив ободряющие кивки Маковея и Маслова, Потап заговорил смелее. – Ты, батюшка Макарий, проси за них, что хошь: хошь – железо, хошь – зелье огневое, хошь – свинец, хошь – мушкеты: у них всё есть!
Едва заметным движением мохнатой брови Макарий остановил Потапа. Качнув в сторону бородой, старик с укоризной обратился к Маковею:
– Искусные речи ведешь, Владимир Михайлов! Негоже их робятам моим слухать!
Маковей по тому, как бросал взгляды на соплеменников старик, уже и сам догадался, что переговоры вести нужно было несколько иначе.
– Вы, Макарий, уж извините Потапа: что с него возьмёшь – сам без году неделя с нами живёт! Я вот что хочу сказать… Раз уж мы так хорошо поговорили с вами, может быть, вы позволите помыть и накормить ваших молодых людей перед тем, как мы отвезём вас домой?
Умный старик, для виду с сомнением покачав головой, «выдавил» из себя согласие. Когда Горбатов увёл с собой парней, Маковей отпустил и остальных. Оставшись один на один со стариком, он придвинул к нему вплотную свой стул и продолжил переговоры.
По тайному сговору, который состоялся между старцем Макарием и Владимиром Михайловичем Маковеем, было решено, что скиту выделяется три штуцера с сотней патронов к каждому, сто мешков пшеничной муки и два пуда соли; кроме того, в августе Маковей обязался доставить на остров два железных плуга и две железных же бороны, а также десяток топоров и «сколько не жалко» швейных игл. В обмен на всё это богатство старик согласился отпустить, благословив, двадцать пять «молодок» и около двадцати «девах, с тринадцати годов считая».
----------------------------------------
- Соотечественники! Если у вас хватило терпения дойти до этих строк, значит, вас чем-то заинтересовал мой опус. Это бодрит. Но если вы порекомендуете своим знакомым подписаться на мой канал, а они, вдруг, возьмут – да и подпишутся, то у меня появится стимул и далее складывать буквы в слова, слова – в предложения, и уже с их помощью материализовать свои мысли в средство для вашего времяпровождения. Подписывайтесь – и станем ближе!