Недавно прочел еще один роман Жоржи Амаду (знакомством с этим писателем для меня стала книга «Генералы песчаных карьеров»), в котором автор сочетает сильно идеалогизированный реализм с попыткой подражания Маркесу. Однако, до текстов великого колумбийца этому бразильцу далеко: несмотря на некоторые фантастические эпизоды, описывающие афро-бразильские религиозные культы, это именно реализм, разводящий по разные стороны баррикад расистов и их противников. Дата написания «Лавки чудес» (а это 1969 год) чрезвычайно важна – это время молодежных бунтов и борьбы меньшинств за свои гражданские права, что получило отражение в современных сценах романа. Текст Амаду строится на сопоставлении событий 1968 года в Бразилии с временем жизни некоего непризнанного этнолога (конечно, вымышленного), а это 1930-1940-е годы, ведущего войну с расизмом фактически в одиночку.
Задача автора «Лавки чудес» показать богатство народной жизни со всеми сопутствующими ей религиозными ритуалами, изобразить благотворность для страны смешения рас и противопоставить это псевдонаучным расистским теориям, за которые стеной стоят обезумевшие фанатики. Так этнолог Педро Аржаншо сталкивается в научных спорах с безумным расистом Нило Арголо, в итоге доказывая, что в Бразилии вообще нет людей без примесей черной расы, все, так или иначе – мулаты. Излишняя заидеологизированность книги Амаду, очевидность противостояния добра и зла, шаржированные, карикатурные злодеи и благородные положительные герои не идут роману на пользу. Не сразу становится понятно, почему «Лавка чудес» с таким отчетливым сексуализированным настроением (автору важно подчеркнуть любвеобильность мулатов) была переведена и напечатана в СССР (а это 1986 год), однако, сильная левизна, особенно четко проявившаяся ближе к финалу романа, все расставляет на свои места.
Не скажу, что роман плохой: в нем много жизнерадостности, присутствует дух бразильского карнавала, в целом идеи благотворности для страны смешения рас и опасности расизма не могут не убедить читателя в своей правильности. В то же время четкое деление на черное и белое, монструозность злодеев и благодушие добряков несколько отталкивает от себя своей декларативностью и прокламационностью. В отличие от «Генералов песчаных карьеров», в которых бедняцкий быт был изобразительной самоцелью, а типажи и характеры покоряли своей подлинностью, «Лавка чудес» стилистически синкретична, не совсем удачно сочетая реализм традиционный и «магический». Из книги Амаду можно много узнать о сущности афро-бразильских культов со множеством терминов и пояснений, также и о бедняцкой кухне нищих районов бразильских городов. В «Лавке чудес» много юмора и даже сатиры (в основном в адрес высокопоставленных расистов), а радость жизни примитивно рифмуется с количеством выпитого и съеденного.
Амаду наивно верит в реальность социального прогресса, связанного для него со смешением рас, в отсталость и реакционность расистских теорий. В одном из диалогов с марксистским преподавателем Педро Аржаншо признается, что не верит в афро-бразильские ритуалы, хоть и участвует в них, что он – материалист по мировоззрению. Это очень симптоматичный для понимания текста диалог, из него становится понятно, что сам марксист и материалист Амаду хоть и с любовью описывает религиозные культы бедноты, но сам в них не верит. Так перечеркивается та стилевая составляющая, которая и относит «Лавку чудес» к «магическому реализму». Это в чем-то чрезвычайно простой и плакатный роман, и нет ничего удивительного, что он был опубликован в Союзе: тогда идеологи любили четкое разделение на прогрессивное и реакционное, а пресловутое смешение рас сочеталось для них с черно-белой нравственной дихотомией. Раз прочитать «Лавку чудес» можно, но не стоит от нее ждать литературного волшебства, как от тех же «Ста лет одиночества».