27 марта 1827 года умер Дмитрий Веневитинов.
Так рано, в двадцать один год, не умирал ни один известный русский поэт. Но эта короткая жизнь, овеянная романтическим ореолом неразделенной любви, возможно, оказалась значительнее и талантливее его литературного творчества.
«Поэзия, прости Господи, должна быть глуповата», - сказал Пушкин. Веневитинов категорически не согласился бы со своим четвероюродным братом – и, думаю, зря. Того, что больше всего привлекает в стихах - свежести чувств, непосредственности переживаний – почти не найти в его холодных, рассудочных строках.
Мне кажется, прав Ходасевич: «Конечно, Веневитинов был слишком молод. Но развиться в выдающегося поэта он вряд ли мог. Он сам себя душил… Это было систематическое "приуготовление" себя к поэзии, а не поэзия. Он постоянно писал о назначении поэта, о величии поэта, о том, что его чувства ему более не принадлежат… Свои чувства он все хотел очистить от личного, непосредственного, сделать "идеальными" и принести в жертву Поэзии. Однако в том и беда, что поэзия, которую сделали идолом, Поэзия с большой буквы - кровожадна: она питается поэзией с буквы маленькой; она высасывает из стихов их непосредственную поэзию…».
Вот за что упрекал современную поэзию он сам: «Многочисленность стихотворцев во всяком народе есть вернейший признак его легкомыслия… У нас чувство некоторым образом освобождает от обязанности мыслить и, прельщая легкостью безотчетного наслаждения, отвлекает от высокой цели усовершенствования».
Как же боялся Веневитинов хоть на минуту стать легкомысленным! Грустно думать, что представляло бы собой творчество Пушкина, Лермонтова, Фета, Есенина, Цветаевой, Бродского, если бы все они руководствовались «высокой целью усовершенствования»! Основатель и идеолог тайного «Общества любомудрия», знаток Канта, Шеллинга, Шлегеля, критик и переводчик Веневитинов методично убивал в себе поэта, взращивая философа.
Проживи он еще хотя бы столько же – наверно, предварил бы судьбу замечательного мыслителя-мистика Владимира Соловьева, который был известен и как поэт. А умер Веневитинов по причине несерьезной, пустяковой, чуть ли не водевильной: сильно простудился, когда после бала, разгоряченный, перебегал через двор к себе в квартиру, находившуюся в том же доме. Хотя, возможно, смертельная болезнь зародилась раньше, от сильного нервного потрясения, когда при въезде в Петербург он был арестован по подозрению в причастности к заговору декабристов, подвергнут допросу и провел несколько суток в сыром и мрачном помещении гауптвахты.
«Это - один из тех поэтов, которые затеплили свои свечечки от пушкинского огня, но и побледнели в его ослепительном сиянии», – писал литературовед Юлий Айхенвальд. Веневитинов и сам был такой свечечкой – тонкой, тихо мерцающей, колеблемой малейшим дуновением, не способной противостоять грубым ветрам жизни.
И все же у него, особенно в последние годы, случались чудесные стихи и удивительные пророчества.
«Душа сказала мне давно:
Ты в мире молнией промчишься!
Тебе всё чувствовать дано,
Но жизнью ты не насладишься».
(Ту же участь через несколько лет напророчит себе другой, более значительный поэт:
«Я раньше начал, кончу ране,
Мой ум не много совершит;
В душе моей, как в океане,
Надежд разбитых груз лежит»).
Самым поразительным было предсказание в стихотворении «К моему перстню». Бронзовый перстень, извлеченный из вулканического пепла Геркуланума, подарила ему княгиня Зинаида Волконская, в которую он был безответно влюблен. Веневитинов завещал похоронить его с этим подарком. «Разве меня венчают?» - спросил он перед смертью, на мгновение очнувшись, когда перстень надели ему на палец.
«Ты был отрыт в могиле пыльной,
Любви глашатай вековой,
И снова пыли ты могильной
Завещан будешь, перстень мой…
Века промчатся, и быть может,
Что кто-нибудь мой прах встревожит
И в нём тебя отроет вновь…», -
писал он за несколько месяцев до смерти.
Так и случилось. Век спустя, когда в Москве сносили древний Симонов монастырь, а прах Веневитинова переносили на Новодевичье кладбище, жена архитектора Петра Барановского сняла перстень с его пальца. Наверно, этот поступок кому-то может показаться неэтичным по отношению к памяти поэта. Но в те времена по отношению к мертвым и живым творились дела куда более горестные, а памятники истории уничтожались один за другим. И если бы не тот же Барановский, собор Василия Блаженного, по всей вероятности, разделил бы участь Симонова монастыря...
Впрочем, это уже совсем другая история. А перстень Веневитинова сегодня хранится в фондах московского Литературного музея.
Если статья понравилась, наградой автору будут лайки и подписка на дзен-канал "Строки и судьбы". https://zen.yandex.ru/stroki_i_sudby