Старики–разбойники. СССР, 1972. Режиссер Эльдар Рязанов. Сценаристы: Эмиль Брагинский, Эльдар Рязанов. Актеры: Юрий Никулин, Евгений Евстигнеев, Ольга Аросева, Георгий Бурков, Андрей Миронов, Валентина Владимирова, Юрий Белов, Валентина Талызина и др. 31,5 млн. зрителей за первый год демонстрации.
Режиссер Эльдар Рязанов (1927–2015) поставил 26 полнометражных игровых фильмов, 14 из которых («Служебный роман», «Невероятные приключения итальянцев в России», «Гусарская баллада», «Карнавальная ночь», «Девушка без адреса», «Вокзал для двоих», «Старики–разбойники», «Дайте жалобную книгу», «Берегись автомобиля», «Гараж», «Зигзаг удачи», «Совершенно серьёзно», «Жестокий романс», «Забытая мелодия для флейты») вошли в тысячу самых кассовых советских кинолент (и это не считая его телехитов – «Ирония судьбы» и «О бедном гусаре замолвите слово»).
Вот какая рецензия была опубликована на этот фильм в «Советском экране» 1972 года:
«Картина Эльдара Рязанова «Старики-разбойники», явившись вслед за фильмами «Берегись автомобиля» и «Зигзаг удачи», стала как бы финалом своеобразной комедийной трилогии этого режиссера. В самом деле, все эти фильмы едины по стилю, почерку, особой авторской интонации, лирической и чуть ироничной. Можно заметить в них и общность комедийного хода, основной комедийной ситуации, которая и исключительна и вместе с тем правдоподобна при всей своей невероятности.
Помните таинственного автомобильного вора, чудака Юрия Деточкина — Иннокентия Смоктуновского, который угонял в картине «Берегись автомобиля» нечестно нажитые «Волги», таким оригинальным способом мстя за попранную законность?
А «Зигзаг удачи»— увлекательная интрига вокруг облигации с выигрышем в 10 тысяч, купленной на деньги из кассы взаимопомощи: кому же принадлежит выигрыш, одному счастливцу или всем пайщикам кассы?
В «Стариках-разбойниках» главное событие — кража. Не простая кража,— «преступление века». Похищен «Портрет молодого человека» кисти великого Рембрандта! Казус в том, что похищение инсценировано. И кем? Следователем прокуратуры Николаем Сергеевичем Мячиковым и его приятелем уважаемым инженером Валентином Петровичем Воробьевым. Хитроумный замысел друзей имеет целью раскрытие преступления, причем следствие будет вести... Мячиков же. Преступление и наказание, криминал и карающий закон волей судьбы должны совместиться в одном лице. Так решили злоумышленники. А все это для того, чтобы Мячиков доказал свою незаменимость и избежал ухода на пенсию. Ведь уже пробил роковой час, настал рубеж «60» — вот о чем мы еще не сказали! Роли закадычных дружков, «стариков-разбойников» играют Юрий Никулин и Евгений Евстигнеев.
И снова, как и в предыдущих сценариях Э. Рязанова и Э. Брагинского, необычная главная ситуация тянет за собой цепь забавных сюжетных сплетений и переплетений, совпадений и парадоксов. И снова сквозь пеструю вязь эксцентрического комедийного сюжета должно просматриваться и иное: людские судьбы и характеры, живая наша каждодневность.
Однако зрители, которые, любя комедию на экране, пристально следят за творчеством верного ее рыцаря Эльдара Рязанова, неверное, заметят в «Стариках-разбойниках» не только связь с прежними фильмами, но и немало нового, говорящего о поисках художника.
Начинается это с формы. В отличие от тех двух, черно-белых, внешне очень скромных, здесь — активный, неравнодушный цвет (операторы Г. Абрамян и Н. Немоляев), «играющий» по-разному. Мягкий, чуть элегичный цвет большого старинного города с башнями и шпилями, каменными фонтанчиками на уютных площадях, гористым ландшафтом и желтой осенней листвой. Условный резковатый цвет «снов» и «кошмаров», которые посещают Мячикова, — в фантастических этих видениях много остроумных и неожиданных трюков, эффектов, вроде чугунного топота гигантских конных статуй: кондотьеры сошли со своих музейных пьедесталов и преследуют дерзкого вора... Праздничный, сверкающий цвет живописных полотен на выставке: красный и зеленый Матисс, кобальтовая синь на вангоговском «Ночном кафе»... И на этом фоне, полном красок жизни и искусства,— необычайно пластичные, выразительные, чуть ли не диккенсовские черные фигуры двух героев, вечно в беге, в стремительном ритме музыки Андрея Петрова, одержимых, устремленных к чудной своей цели.
Ю. Никулин и Е. Евстигнеев демонстрируют высокий класс кинематографической актерской игры. Фильмы Рязанова, всегда отличавшиеся актерским исполнением, начиная с Игоря Ильинского — незабвенного Огурцова из «Карнавальной ночи», ныне обогатились прекрасным артистическим дуэтом. Соревнуются с ним и те, кому приходится лепить образ из скупого материала «вторых ролей»: О. Аросева, сыгравшая отважного инкассатора, подругу «разбойников» Анну Павловну с присущей ей тонкостью и юмором, и А. Миронов в роли и. о. следователя Проскудина, чистенького, самоуверенного мерзавца, о каких говорят: «из молодых, да ранний».
История двух закадычных друзей поначалу полна смеха, отлично поставленных и разыгранных комедийных пассажей. Чего стоят уже сами три марш-броска в музей — реализация гениального плана «преступления века»!
Победоносное шествие к выходу с заветным Рембрандтом на плечах, в черных халатах музейных служителей, только что наспех напяленных в туалете,— марш первый. Проверка эффекта под видом посещения выставки экзотическим иностранным туристом (метаморфоза Никулина здесь преуморительна!)— марш второй. Но в опустевшем квадрате стены—спокойная табличка: «Картина на реставрации». Увы! Пропажи бесценного портрета никто не заметил. И друзьям приходится проделывать третий свой, ныне обратный, рейс в маскхалатах, водружая шедевр на стену. Все это и невероятно и, к сожалению, ой, как правдоподобно!
Но с какого-то момента картины вы начинаете ощущать спад. Смех становится реже. Действие будто стопорится. Авторский текст за кадром — этот иронический комментарий происходящего — уже кажется то лишним, то умилительным. В чем же дело?
Может быть, веселое комедийное действие побеждается грустью надвигающейся старости героев? Может быть, допущен какой-то просчет — в драматургии, в режиссуре, в игре артистов?
Да, просчет драматургии обнаруживается легче всего. Ведь, по правде говоря, как только Рембрандт безрезультатно для стариков вернулся в свою пышную музейную раму, сюжет фильма заканчивается. Дальше мог бы пойти другой рассказ о людях, потерпевших фиаско в своей борьбе против цифры «60» авантюрными средствами и, скажем, решивших искать другие пути «самовыражения». Позволим себе фантазию: а вдруг Мячиков стал бы писать мемуары «40 лет из жизни следователя» или детективный роман? И интересно, что бы из этого получилось? Но сюжет на экране начинает дублироваться в следующей, уже менее удачно придуманной и разыгранной истории: о провале второй фиктивной кражи — на сей раз ограбления инкассатора, то есть, конечно, Анны Павловны.
И еще раз приходит в движение тот же комедийный механизм, когда Мячиков-юрист заключает под стражу Мячикова-грабителя, причем его опять никто никак не хочет признать вором. И опять обыгрывается в финальном «сне» героя — суде. Причем здесь нет нарастания, нет того «крещендо», которое превратило бы повтор в комедийную закономерность. Сюжет теряет остроту, а кульминация остается в залах музея.
Однако было бы опрометчивым решить, что все дело и сводится к этому драматургическому просчету. Нет, вопрос сложнее. Дело, как нам кажется, в том, что жизненный пласт, человеческий смысл, то, что Вл. И. Немирович-Данченко называл «грунтом», или «вторым планом», образов, в комедии богаче ее эксцентрического сюжета.
Действительно, сама тема «Стариков-разбойников» и глубоко человечна и серьезна. Ведь то, что для тысяч и тысяч есть личное благо и безоблачное счастье, а именно возможность в старости не работать, для многих, натур деятельных, активных, душевно молодых, имеет, мягко выражаясь, свою оборотную сторону. Конечно, это не новость, что уходить с работы, проведя на ней жизнь, многим больно. Не новость и то, что — увы! — человеку за все трудовые годы не приходится выслушать столько похвал, как на своих проводах. Такая церемония с речами, вдруг уже вовсе напоминающими похоронные, замечательно точно и смешно показана в картине. Но ведь это наш старик-разбойник Воробьев может принять пышные речи за чистую монету, быстро вернуть подарки отделам и учреждениям-дарителям и объявить, что в таком случае решил остаться! А в жизни всякий ли смог бы! Видимо, каждый уход на пенсию — дело, требующее сугубо индивидуального решения. Вот какой тонким вопрос затронула комедия!
Между ее психологическим содержанием и комедийным сюжетом возникает зазор. Героям приходится опять и опять проигрывать, задыхаясь, одну и ту же схему, предложенную драматургией фильма. И содержание и психология, не вмещающиеся в комедийное действие, часто вынуждены уходить в «подтекст», в боковые ручейки, совершать «обходные маневры». Например, при повторном просмотре картины вы яснее почувствуете и грустный и светлый мотив нереализованных возможностей в обоих героях — в поэтической, одинокой душе лирика Мячикова, в конструирующем, деятельном уме Воробьева. Тема эта, пронесенная актерами подспудно, режиссерски прочерченная в деталях, теряется из-за сумятицы сюжетных коллизий — повторов.
Есть в драматическом искусстве и в кинематографе жанр трагикомедии, где смешное и печальное, свет и тени, веселье и грусть сплавлены подобно самой жизни. К этому сложному жанру Рязанов как комедиограф тяготел уже и в прошлых своих фильмах. Но там существовала гармония между эксцентрическим сюжетом и элементами трагикомического. Ныне она оказалась нарушенной как раз «по вине» жизненного содержания, от которого как бы отстает эксцентриада. Картина оказывается где-то на перепутье между комедией и трагикомедией.
Но и это говорит о движении художников к новому уровню искусства, об их многообещающих возможностях. «Старики-разбойники» добром отзовутся в судьбе самих комедиографов и не пройдут бесследно для развития жанра» (Зоркая Н. Когда и смешно и грустно… // Советский экран. 1972. № 16. С. 4-5.)