— Игнатова Валентина? — казëнный голос из динамика звучал сухо и по-деловому.
— Да, — ответила я, ещё не догадываясь, что этот звонок перевернёт всю мою жизнь.
***
Я думала, мы до самой старости будем жить вместе. Но жизнь играет по своим правилам.
Мы познакомились на втором курсе университета и я сразу поняла, что Ваня мой мужчина. Сильный, надëжный и в то же время мягкий и понимающий — с ним я всегда чувствовала себя красивой, желанной и защищенной.
С третьего курса он перевелся на заочное обучение и в перерывах между сессиями ездил в Москву на заработки. Я чувствовала себя виноватой, когда он отменял подработку, чтобы побыть со мной — ему нужно было помогать родителям в деревне и копить деньги на собственное дело, о котором он очень мечтал. Я ничего не могла с собой поделать, только радовалась, что он рядом.
Мы поженились не дожидаясь окончания университета. Тогда я узнала, что беременна и пришла к нему испуганная, с заплаканными глазами и ощущением, что моя жизнь теперь в его руках. Я не думала об аборте, я бы никогда не смогла убить своего ребёнка. Но в то же время чëтко осозновала, что позора тоже не переживу.
Ваня встревожился как только увидел меня, вскочил с дивана и бросился ко мне, обнимал, целовал и умолял сказать, что случилось. А я тряслась от страха и слëз и не могла вымолвить ни слова, только цеплялась за него и рыдала, оттягивая момент признания — мы были нищими студентами, оба из деревни, без поддержки и помощи, оставить ребëнка означало перечеркнуть все планы на будущее.
— Я не могу его убить, — проревела я Ване в рубашку и тут же почувствовала, как напряглись его мышцы, каменной стала грудь. Он схватил меня за плечи, отодвинул и заглянул в глаза, обжигая взглядом.
— Что ты говоришь? Валя! Ты что, беременна?
Я кивнула, глотая ком в горле и прикусила губы, не спуская с него глаз. Я ужасно боялась увидеть на его лице страх, раздражение, а может и злость.
Он недоверчиво улыбнулся, а потом счастливо захохотал. И я невольно засмеялась в ответ, чувствуя огромное облегчение, будто мне только что отменили смертную казнь. Он схватил меня, поднял и закружил по комнате, целуя грудь и шею.
— Валя! Валюша! Это же счастье! Такое счастье!
А я снова разрыдалась, но теперь уже от радости. Обмякла в его надежных руках и повторяла за ним:
— Счастье...
В тот момент я поняла — он меня действительно любит.
Калерия родилась в день экзамена. Наша маленькая дочурка не захотела ждать положенные до срока две недели в животе, а решила помочь маме закрыть финальную сессию. Я отвечала на вопрос по дипломной работе, когда почувствовала боль и схватилась за живот, выронив тетрадь. Бедный преподаватель, престарелый Матвей Егорович, бегал вокруг, махал на меня руками, нагоняя воздуха и кричал:
— Караул! Рожает! Помогите!
А мне было больно и смешно одновременно. Я тяжело пыхтела и просила найти Ваню, но никто не слушал. Вокруг было очень шумно, меня подхватили под руки и скоро уже везли в роддом. Хорошо, что находился он совсем рядом, роды были стремительные и уже через два часа я держала на руках свою красавицу.
Ваня ворвался в палату красный, запыхавшийся и напуганный. Следом бежали медсестры, требуя покинуть роддом, но он никого не слушал. Кинулся ко мне и, увидев Калерию, замер.
— Какая она маленькая! — прошептал удивлённо, а глаза были полны нежности и счастья. — Спасибо, Валюша, спасибо, родная!
Он потянулся к дочке кончиком пальца и легонько коснулся её щеки. Калерия открыла чёрные, как у папы, глазки, и внимательно на него посмотрела.
— Калерия, доча моя! — он заплакал, а медсестры смотрели на нас и улыбались. Потом вошёл врач и строгим голосом велел Ване уйти.
Через два дня мы были дома. Мои родители помогли нам купить комнату в общежитии, добавив к накоплениям Вани — своё дело снова отложилось. Он успел сделать там ремонт и сам смастерил детскую кроватку. Встретил нас с огромным букетом цветов и тортом, сразу же отобрал у меня дочь и не спускал её с рук до самой ночи, отдавая мне лишь на кормление.
— Моя ты принцесса, — щебетал он, возясь с Калерией, — моя ты сладкая девочка...
Три года промчались незаметно. Ваня жил на два города, чтобы обеспечить семью, а я занималась дочкой. Я столько раз просила его найти работу в родной Рязани, он лишь отмахивался, говорил: "здесь столько не платят, а мои девочки достойны лучшего".
Каждый раз возвращаясь из Москвы, он обязательно что-нибудь привозил Калерии и мне. Я ругалась, что тратит деньги, вместо того, чтобы собирать и поскорее запустить своë дело, но в глубине души радовалась такой заботе. Насмотрелась на мужей подружек да соседок и не понимала, за что мне такое счастье.
Однажды Ваня привëз огромного плюшевого зайца. Позвонил в домофон и мультяшным голосом велел позвать Калерию:
— Лерочка, к тебе идëт новый друг, открывай скорее дверь!
Дочь захлопала в ладоши и нетерпеливо запрыгала, дожидаясь папу. Дверь открылась и в дверях показалась игрушка ростом с Калерию. Вот было визгу! Дочь обнимала то зайца, то Ваню, и не выпускала подарок из рук до самой ночи.
Перед сном она уложила его с собой рядом и сказала:
— Он совсем как у Леры.
Я удивилась — время, когда она говорила о себе в третьем лице, давно прошло.
— Надо говорить "у меня", — поправила я, улыбнулась и посмотрела на Ваню. Неприятное чувство возникло в груди — муж выглядел встревоженным. Он прямо впился взглядом в Калерию.
— Нет, это мой заяц, синий, а у Леры розовый, но такой же, — упрямо повторила Калерия.
— Дочь, Лера это же ты? — спросила я, совсем сбитая с толку.
— Я Калерия, — важно ответила она, — а Лера моя подружка.
Всë встало на свои места — выдуманный друг, конечно же. Я читала, что дети часто выдумывают себе друзей, но не была готова, что моя такая общительная Лерочка тоже нуждается в выдуманном друге. Решив разобраться с этим позже, я поцеловала Калерию и пожелала ей спокойной ночи. Ваня натянуто улыбнулся и вышел.
Когда дочка уснула, я пошла к мужу. Он с хмурым видом сидел на кухне, обхватив руками кружку остывшего чая.
Я подошла и обняла его сзади, примостив голову ему на плечо.
— Что-то случилось?
Он будто стряхнул с себя неприятные мысли и тут же ответил мне улыбкой, притянул и усадил к себе на колени.
— Нет. Как думаешь, о чëм это она?
Ваня был очень тревожным папой. Таким паникëром. Он трясся над Лерой как Кощей над яйцом. Чуть у неё повысится температура — мы мчимся в больницу, вылезет прыщик — бежим к педиатру, а сколько он ходил с ней по неврологам да логопедам, когда до двух лет Лера не желала говорить ни слова! И ругался с врачами, когда его уверяли, что это норма. А в свой второй день рождения дочь выдала ему сразу целое предложение, когда он вручил ей куклу в розовом платье:
— Папа, я не люблю розовый цвет.
Ваня тогда сначала опешил, а потом взял её на руки и закружил.
— Ах ты хитруша! Почему молчала так долго?
Лера смеялась и с того дня стала говорить даже больше, чем нужно.
Поэтому сейчас я совсем не удивилась тому, что Ваня разволновался. Рассказала ему всё что вспомнила о выдуманных друзьях и, вроде бы, сумела успокоить. Но он всë равно взял с меня обещание сводить дочь к психологу.
— Сходи в детский сад, напиши заявление. Ей надо больше общаться с детьми, — закончил он, а я чуть не запрыгала от радости.
Путëвку нам выдали полгода назад, но Ваня и слышать не хотел о том, чтобы отдать Леру.
— Она слишком маленькая! С ней может что-нибудь случиться! Детям до трëх лет нужна мама рядом! — пыхтел он на все мои жалобы, что я хочу на работу и устала сидеть в декрете.
Я тогда подумала, что он прав и согласилась подождать. А теперь в голове закружились мысли — куда и кем устраиваться на работу, что нужно купить Лере к саду, и в то же время я заволновалась — а вдруг ей там будет плохо? Ей же всего три, а воспитатели бывают разные. Вдруг её обидят? Или случится беда? Но я прогнала эти мысли, успокоив себя тем, что заберу её домой если что-то вдруг пойдет не так.
Утром дочь первым делом схватилась за зайца.
— Лера нарисовала своему очки, я тоже хочу! — закричала она и потащила его к столу с фломастерами. Не успела я ничего сделать как на плюшевой морде вокруг глаз появились два чëрных круга.
— Лера! Нельзя рисовать на игрушках! — пожурила я дочь, но она радостно повертела зайца во все стороны и сказала:
— Совсем как у Леры!
— А расскажи-ка мне про Леру, — попросила я.
Калерия вдруг насупилась, спрятала лицо за зайцем и тихо буркнула:
— Я пошутила. Нет Леры.
Ваня, когда увидел разрисованного зайца, побледнел и так посмотрел на Калерию, что я решила — сейчас Лерке достанется, хотя он никогда её не ругал. Но муж быстро взял себя в руки и ничего не сказал. А дочь, перехватив его взгляд, сначала попыталась оттереть фломастер, а потом и вовсе спрятала зайца подальше.
Воскресный день мы провели вместе в парке, а вечером Ваня снова должен был ехать в Москву. За ужином Лера без умолку болтала, забывая жевать, а я вздыхала, что мы снова останемся одни.
— Лера сказала, что у них парк больше, — стряхнув грустные мысли, услышала я от дочки. — Что папа ей мороженое покупает всегда, и у неё горло не болит...
Калерия полдня выпрашивала мороженое, но мы ей не разрешили, потому что она только недавно отболела.
Ваня отложил ложку и насупился, снова тревожно глядя на дочь. Лера заметила его взгляд и пробормотала:
— Лера не разрешает про неё говорить, говорит мама будет ругаться. А я сказала, что моя не будет. Ты же не будешь?
— Не буду, — успокоила я дочь. — А почему Лерина мама ругается?
— Потому что Лера ещё маленькая.
— Для чего маленькая? — решила уточнить я, хотя понимала, что дочь просто говорит всё подряд.
— Чтобы колдовать.
Ваня с грохотом отодвинул стул и встал из-за стола.
— Мне пора. Валюша, обязательно сходи с ней к психологу. Не нравится мне это.
Мне и самой стало тревожно. У нас и слов-то таких не употреблялось, разве что когда сказки читали. Успокоив себя мыслями, что всë дело в них, я проводила Ваню, решив завтра же найти психолога.
P. S. Формат для меня необычный, жду комментарии, стоит ли такое писать. Рассказ дописан. Будет три части.
