Дорога через поле была извилистой и шла в гору. Варька то и дело спотыкалась, хныкала и спрашивала: «Ма-а-м, ну ско-о-о-ро?..». Санька мягко стискивала в своей ладони дочкину руку, останавливалась, смотрела вдаль, заводила свою руку за спину и доставала из огромного рюкзака помятую бутылку воды . «Пей, малая, вон видишь, уже дома виднеются…». Варька тянулась за пластиковой бутылкой, одновременно спрашивая мать: «Где?!». Санька указывала загорелой рукой в самый конец раскаленного поля. Там темнели на солнце едва различимые точки деревянных домов. Потом Санька поправляла на голове девочки панаму, и они шли дальше.
Глядя себе под ноги, будучи погруженной в гул гудящих пчелиных голосов, стрекот кузнечиков и постоянное дочкино «мам, скоро?», Санька любовалась бескрайним полем. Любовалась, несмотря на летний зной, усталость от многочасовой дороги — сначала на поезде, потом на автобусе, несмотря на тяжесть огромного рюкзака и натертые новыми кроссовками мозоли.
Маленькой егозой она бегала по этому полю, когда отец, мать и братья выходили на уборку сена. Санька помнит запах свежескошенной травы, его ни с чем не перепутать. Сок десятков тысяч только что оторванных от матушки-земли травинок пахнет влажностью, медом, специями, солнцем. Этот аромат одновременно горьковатый и сладкий, густой, пьянящий, обволакивающий.
Потом, когда наступали первые холода, отец и братья выезжали вспахивать свой кусок поля, чтобы в следующем году оно было плодородно. Санька с матерью оставались в доме. Топили баню для мужчин, мыли деревянные полы, выхлопывали на улице половики, кормили скотину, доставали теплые яйца из курятника, готовили в печи лепешки-табани, пекли картошку, поднимали из погреба соленья.
Мужчины приходили с поля уставшие, когда первые сумерки уже разливались в летнем вечернем воздухе. Отец первым уходил в баню и уводил с собой мать. Парням Санька наливала молока, доставала из печи картошку и табани. Они набрасывались на еду и сметали все со стола за считанные минуты. Устало перебранивались между собой, рассказывали Саньке, сколько успели вспахать. Что видели ужа, который в спешке уползал от их старенького трактора глубоко под комья свежей земли. Что соседи Филимоновы сегодня успели сделать меньше, видать, завтра выгонят и младших на работы.
Санька слушала вполуха, убирала со стола посуду, вытирала тряпкой крошки и, зевая, отправлялась к себе на деревянные полати. Когда братья рассказывали ей о работе на поле, казалось она и сама провела там целый тяжелый день. Лежа на полатях и смотря на близкий побеленный потолок, Санька представляла, что однажды переедет в большой город, поступит в институт и потом будет работать учителем. Тихие перебранки братьев, возвращение из бани распаренных отца и матери, которые отправляли теперь мыться сыновей, ужин родителей — все это Санька слышала сквозь пелену сна. А, может быть, ей это снилось.
«Мама! Смотри! Там кто-то есть!» — громкий крик шестилетней Варьки вывел Саньку из своих мыслей, и до нее наконец дошло, что она уже давно видит вдалеке своих, но только сейчас, отреагировав на дочкин крик, осознала это. Санька подняла руку вверх и заорала: «Колесниковы, приве-е-ет!». Казалось, густой зной не дает ее словам полететь слишком далеко, да и гул непрекращающейся возни насекомых в траве на многие километры вокруг поглотил ее всегда громкий, но сейчас уставший голос. Два брата подняли в ответ руки и, приветственно махая, пошли навстречу Саньке и Варьке.
«А мы думаем — вы, не вы?.. Давай рюкзак, сестра, приве-е-ет!» — младший брат Колька подоспел первым и распахнул объятия. Санька обнялась с младшим, расхохоталась, отдала рюкзак: «О-о-о, ну и устали мы, Коль!», кивая, она указала на дочь. Варька пока смущалась и пряталась за материнской спиной. В это мгновение подошел и средний брат Иван: «Здорово, сестрица!». Улыбаясь, он тоже обнял Саньку и протянул руки к девочке: «А это кто у нас такой мелкий? Уж не Варвара ли Васильна?». Варька прыснула, но из-за матери не вышла. «Вань, оставь, она сейчас освоится, потом с шеи не снимешь!» — Санька потрепала дочь по макушке.
«А где Петька? — спросила Санька, когда они двинулись дальше, и впереди показались деревянные дома, — со своими возится?». Братья активно закивали. «Третий у них родился неделю назад, прикинь! И все пацаны. Бедная Машка — Петьке ж девка нужна, вот и старается… Ну ничего, даст Бог — будет» — средний, Иван добродушно усмехнулся. «А как отец, Вань?» — Санька спросила тихо, чтобы ушедший вперед Колька не услышал в ее голосе тревоги. «Потихоньку, Сань, помаленьку. Приходим постоянно к нему. Как узнал, что ты приедешь с дочкой, так обрадовался!». Санька посветлела. У нее отлегло от сердца. Матери не стало около года назад. С тех пор отец начал выпивать, хотя до этого выпивкой вообще не интересовался.
В конце поля Санька крикнула всем: «Подождите, ребят!». Потом взяла за руку Варьку, завела ее в глубь цветочного ковра и что-то терпеливо ей объясняла с полминуты. Затем они вдвоем начали собирать ромашки. Братья переглянулись. «Помнит, что отец дарил матери их летом, — Колька кивнул на сестру, — вот ведь не уезжала б никуда, может, и подольше б мать-то прожила…». Иван насупился. «Знаешь, малой, если бы да кабы, во рту бы выросло сам знаешь что…». Младший не ответил.
Во двор родного дома вошли, когда первые сумерки разливались в летнем вечернем воздухе. Куры уже заняли места на насесте перед сном, козы были закрыты в загоне. В доме горел свет, отец — поджарый высокий старик сидел на советском продавленном диване. Увидев вошедших, он расплылся в улыбке: «Санечка, наконец-то, приехали!». Санька подошла и крепко его обняла. «Ну здорово, пап. А вот и Варя, смотри» — она мягко взяла дочь за плечико и подвела ближе к отцу. Девочка обеими руками обнимала букет ромашек и смотрела исподлобья.
«Санечка, так это же вылитая мама. — Отец тихонько всплеснул руками, — Давно я тебя не видел, малая. А ведь ты копия бабушки. Особенно с этими ромашками». На этих словах его глаза заблестели, а на щеке появилась тонкая мокрая дорожка. Он вглядывался в детские черты и словно удивлялся чему-то. Потом добавил: «Только твоя-то Варвара Васильевна, а наша была Варвара Степановна. Но это ее бабки наши так звали, еще бы — воспитательница все-таки. А для меня она всегда была Варёнком».
Отец зажмурился, быстрым движением вытер слезу и пошел на кухню за банкой для цветов.
Поставьте лайк красивым букетам и подписывайтесь на цветочный канал AzaliaNow.