После работы Фома сначала заходил к Ксанке. Говорил, где вечером встретятся, потом шёл домой.
С матерью ругался каждый день. Никак не унималась она.
— Кого она тебе родит? Кого? Позор на всю мою оставшуюся жизнь. Обожди, вот отец вернётся, задаст тебе!
Ходила она и к Марье. Ругалась с нею.
— Ты зачем эту дyрочку к нам в деревню притащила? Она сына моего охомутала!
"Повесть об окаянной" 30 / 29 / 1
Марья в полемику не вступала, всегда отвечала одной фразой:
— Они молодые, без тебя разберутся.
Фома от матери отмахивался.
— Ксаночка, — говорил он любимой, — я без тебя даже спать не могу. Свет белый мне не мил, когда тебя не вижу.
Ксанка прижималась к Фоме и жадно впитывала в себя моменты счастья с ним.
Однажды вечером не пришёл.
Ксанка разволновалась, Марья успокаивала её.
— Ну мало ли что! Занемог, на работу вызвали, всякое может быть.
— Нет, — отвечала Ксанка. — Мать послушал… Разлюбил… Права его мать. Не будет ему со мной счастья.
Фома пришёл после полуночи.
Постучался в окно Марьиной комнаты. Та подскочила. Вспомнила, что третьего гостя так и не дождалась. Схватила спящего сына на руки и прошептала:
— Господи, помоги мне справиться… Помоги…
Поцеловала ребёнка, положила в люльку, пошла открывать.
— Кто там? — спросила она.
— Это Фома, открой, тётя Марья!
Марья вздохнула с облегчением. Открыла.
Фома был взволнован.
— Можно я у вас поживу? Не вернусь больше домой. Пришёл с работы, мать лежит без сознания. Я фельдшера вызвал, тот осмотрел. Пока я за водой для неё пошёл, услышал: «Доктор, не болею я, специально так сделала, чтобы не ушёл гулять. Вы скажите ему, что меня нельзя одну оставлять. А то пропадёт парень».
Я видел, как она сунула ему деньги. Тот перед уходом наплёл мне, что мать смертельно больна и осталось ей от силы три дня.
Я смотрел в глаза этому лжецу, даже сквозь одежду как будто видел деньги, что мать ему сунула.
Когда он ушёл, я собрал вещи и сказал матери:
— Через три дня приду проверю тебя. Вдруг жива ещё будешь. Денег много дала?
Мать вскочила с кровати, бросилась на колени:
— Фомочка, прости! Я для тебя стараюсь…
Всё, тётя Марья, некуда мне идти кроме вас.
— Ну заходи, — кивнула Марья. — Спать ложись тут. И не шуми.
— А Ксанку разбудите?
— Ещё чего! — возмутилась Марья. — Пусть спит. Она слёз пролила много.
— Эх, — прошептал Фома, — обидел…
Марья только улеглась, как опять стук услышала.
— Ну вот, за Фомой уже мать приплелась! Никакой жизни от них нету!
Марья ворчала, шла к двери.
Сказала Фоме:
— Мать твоя пришла, поднимайся.
— Не она это, — махнул рукой Фома и повернулся на другой бок.
— Вставай, кому говорю! Нечего мне тут устраивать сцены. Иди домой и там с ней разговаривай!
Марья открыла дверь и недовольно прикрикнула:
— Забирай его и разбирайтесь у себя!
А когда увидела, что это не мать Фомы, отпрянула назад.
Сердце так заколотилось, что дыхания не хватало.
На пороге стояла молодая женщина.
Она смотрела на Марью и молчала.
Хозяйка дома чуть пришла в себя и спросила:
— Чего надо?
— Здравствуй, хозяюшка, нет ли знакомой ведуньи? Помощь нужна человеку.
Марья забыла, что говорить. Никак не могла вспомнить.
Начала кричать на гостью:
— У меня что, на заборе написано, что знаю где ведунью искать?
Гостья смотрела на Марью с насмешкой.
Марье казалось, что очень знакомо лицо женщины.
Вспомнила. Ещё больше стало страшно. Это была жена председателя Митрофановки, которая так тщательно отбирала кухонных работников. Её Ксанка и укусила тогда.
Гостья слегка оттолкнула Марью и вошла в дом.
— Младенчиком пахнет, — каким-то злорадным голосом произнесла Ася. — Родил кто-то?
Фома присел на кровати, тёр глаза.
Ася уставилась на него.
— Уж простите, что добрые часы сна забираю. Темна ночь. Свет увидела у вас, вот и подалась сюда. Мало кто свет нынче зажигает, боятся люди.
Фома встал на ноги.
Марья стояла за спиной у Аси и бормотала:
— Не горел у нас свет!
И вдруг ей кто-то как будто шепнул на ухо. Да так реалистично, что Марья оглядываться стала:
— Воды попросит, вот эту ей дашь.
Марья вздрогнула, покрылась мурашками, да такими стягивающими, что ступить было больно.
И тут Ася повернулась и сказала:
— Хозяюшка, мне бы водички, жажда мучает.
Марья кивнула, подала гостье бутылку.
Та открыла крышку, понюхала и поморщила нос.
— Фу, как вы пьёте такое?
— Какое река даёт, такое и пьём, — возмутилась Марья. — А не нравится, проваливай к своему председателю!
Марья сама не верила, что сказала это вслух.
Ася рассмеялась.
Тут к ней подошёл Фома, выхватил из рук бутылку и произнёс:
— Тётя Марья, и впрямь воняет!
— Домой иди, — зашипела на него Марья. — У меня другой воды нет.
— Может у вас дома есть? — обратилась Ася к Фоме. — Так я с вами и пойду.
— Не-е-е-е-т, — произнесла Марья и стала наступать на гостью: — Выпьешь то, что я дала…
Теперь взгляд Аси был недоуменный.
А потом она произнесла:
— Не будем томить друг друга. Вы мне постоялицу свою отдайте. И все станут жить как жили. Она вам зачем? А я её вылечу. Это я перед богом виновата, что она стала такой. Есть у меня места на примете, где она всё вспомнит.
— И где же эти места? — взволнованно спросил Фома. — Я жениться на ней собрался, неплохо было бы, чтобы она вспомнила всё.
Ася засмеялась.
— Ну конечно, вы вдвоём со мной и пойдёте.
— Никуда они не пойдут, — строго сказала Марья.
— Тётя Марья, — возмутился Фома. — Если Ксаночку можно вылечить, что я пойду. Я на край света готов идти, чтобы ей стало лучше.
— О, — захохотала Ася, — любовничек нашёлся.
Фома смутился, покраснел.
— Не любовник я, у меня намерения серьёзные. А вы неужели знаете Ксанку?
Ася усмехнулась.
— А кто её не знает? Она ж известная для всех окаянная! Проклятая она. Её отец моего мужа отправил туда, — гостья показала на потолок. — Один ребёнок у неё ворованный. Другого она бросила и мне на воспитание отдала, а ещё один неизвестно где. Вместе с ворованным где-то.
— Не-е-е-е-т, — Фома мотал головой. — Откуда у Ксанки столько детей? Она же совсем ещё молода!
— Все дети из одного места, как будто не знаешь откуда, — опять засмеялась Ася.
Марья, до этого стоявшая молча, вдруг приблизилась к Асе и прошипела:
— Воды испей, а то жажда замучает тебя.
Ася протянула ей бутылку и произнесла:
— Ой, пожалуй, я откажусь. Перехотелось пить. Мне вот любовничек поможет напиться.
Марья совала бутылку в руку Асе, та не брала.
Когда зазвенели осколки, Марья ногой сбила Асю с ног и стала тыкать её носом в лужицу.
Ася визжала.
Фома не двигался с места.
Ксанка проснулась и выбежала на крик.
Фома, увидев Ксанку, бросился к ней. Прижал к себе и прошептал:
— Любимая моя, знаю я всё о твоих детях! Найдём их, заберём. Ты же такая хорошая!
Ксанка смотрела на извивающуюся под Марьей женщину, на взволнованного Фому.
А потом прошептала:
— Нет у меня детей, одна я…
Кое-как Ася освободилась, вскочила на ноги. Всё её лицо было в алых подтёках.
— А вот и окаянная, — взвизгнула Ася.
Ксанка смотрела на неё и не узнавала.
Марья собирала осколки.
Наступила очень долгая тишина.
А потом Ася стала размахивать руками.
Сначала просто крутила ими, потом стала заламывать себе пальцы и причитать:
— И станет она твоей болью, твоей потерей, твоей кармой. И станет она поперёк дороги и не даст уйти. И станет она твоим спасением… И станет она…
— Вот так дела! — прошептал Фома. — Отродясь не видел ведьм.
Ася стала судорожно расплетать косу. Волосами вытирала своё исцарапанное лицо.
А дальше её слова уже никто не понимал. Что-то бессвязное вылетало из её уст. Бессвязное и зловещее. Медленно гостья стала опускаться на пол.
Марья мысленно подумала о том, что вовремя убрала стёкла.
Ася рухнула на пол, встала на четвереньки и стала крутиться волчком.
Фома прижимал к себе Ксанку. Марья крестилась.
Продолжение тут
Дорогие читатели!
Добрых вам снов! Берегите себя!