Надо сказать, что еще в далеком 1790 году Питт-младший говорил Франсиско Миранде, что независимость испанской Америки – это вопрос, который будет привлекать любого министра иностранных дел Англии. В 1808 году именно Каннинг был защитником идеи о поддержке движений за независимость испанских колоний. В 1822 году он писал герцогу Веллингтону: «Каждый день я все более и более убеждаюсь, что при нынешнем состоянии Испании и в нынешнем состоянии нашей страны американские вопросы несоизмеримо важнее для нас, чем европейские. Если мы не воспользуемся обстоятельствами и вовремя не обратим их в свою пользу, мы потом будем сожалеть об этой упущенной возможности, которая может уже никогда не повториться».
В 1823 году Каннинг выпустил меморандум, согласно которому Англия обещала не допустить повторного завоевания любых испанских колоний никем, кроме Испании. Это был прозрачный намек на Францию, где набирали силу идеи пан-латинизма, согласно которым «латинские» народы противопоставлялись «англосаксонским» и «германским». Согласно этой идее «латинские» народы должны были править миром, под эгидой Франции конечно. Более того, правительство Людовика XVIIIначало с Испанией переговоры о предоставлении последней французской армии для реконкисты колоний. Испанцы за это должны были отдать Парижу… Кубу.
И тут надо перенестись за океан, и посмотреть, как отреагировали на все описанные события в Вашингтоне. Надо сказать, что для парней из «сияющего града на Холме» Веронский конгресс и последующее вторжение французских войск в Испанию оказались шоком. В Белом доме крепло ощущение, что сейчас Священный союз восстановит «вертикаль власти» в Испании и пошлет войска в Испанскую Америку, дабы вернуть Мадриду его колонии. Понятно, что для США такое положение дел было бы катастрофой, ибо уже во всю зрели планы аннексии Техаса, Орегона, Калифорнии и Кубы.
Надо сказать, что идея о недопущении европейцев в дела Америки в США возникла в далеком 1783 году, сразу же после завоевания независимости. Уже тогда генерал Вашингтон объявил, что его страна «будет держаться подальше от Европы, и надеется, что Европа ответит Америке тем же». В 1787 году министр финансов США Александр Гамильтон в «Записках федералиста» писал, что США должно «принадлежать Западное полушарие, и что Америка вскоре станет достаточно сильной, дабы удерживать европейские страны за пределами Нового Света». Напомним, это писалось в тот момент, когда европейцам принадлежала большая часть Америки. Гамильтон отводил США в будущем роль посредника между Европой и «новыми независимыми странами в Америке». (Рис. 4)
С началом революционных и наполеоновских войн казалось, что мечты американцев стали сбываться, Европе на тот момент явно было не до Нового Света. Но вторжение французских войск в Испанию испугало США неимоверно. И на свет появилась доктрина Монро. Смысл ее был в следующем:
1. США воздерживаются от вмешательства во внутренние дела или военные действия между европейскими державами;
2. США признают и не будут вмешиваться в дела уже существующих колонии в Западном полушарии;
3. исключается возможность дальнейшей колонизации Западного полушария;
4. любые действия европейских держав, направленные на покорение или установление господства над независимыми государствами в Западном полушарии, будут рассматриваться как недружественные по отношению к США.
Чуть ранее в Вашингтон обратился британский глава МИДа Каннинг. Великобритания предложила США создать альянс, который бы препятствовал любой европейской стране (исключая Британию, конечно же) вмешиваться в дела Америк. Англичане, предлагая подобный союз, хотели не только ударить по Испании, но и по России, которая на тот момент активно обживала Аляску и двигалась вдоль побережья на юг.
Каннинг отмечал пять ключевых моментов:
1. Предположение о том, что Испания сможет отвоевать свои колонии обратно - абсурд, ее дело безнадежно.
2. Признание южноамериканских республик - вопрос времени и обстоятельств.
3. Есть смысл не возражать против мирного урегулирования между бывшими колониями и их метрополией.
4. Англия уверена в том, что никто не претендует на территорию предыдущих колоний.
5. И все же Англия предупреждает США, что нельзя оставаться равнодушным к передаче территориальной собственности другим державам.
Однако, по образному выражению госсекретаря Джона Куинси Адамса США «не пристало быть шлюпкой на буксире британского линкора», поэтому было решено высказать отдельную от Британии позицию.
Главными тут были не экономические причины (на тот момент торговля США с колониями Испании составляла менее 2% их торгового оборота), а экспансионистские, ибо США уже имели виды на Техас, Калифорнию, Орегон и Кубу. Правда они так же имели виды и на Верхнюю Канаду с Британской Колумбией, но это уже другая история.
Как отреагировала Европа на доктрину Монро?
Британия в принципе молчаливо одобрила позицию США, так как она во многом совпадала с английской. Канниг был доволен: «Я почти не сомневаюсь, что президент сделал свое заявление о южноамериканских штатах после наших предложений. Влияние ультралиберализма наших помощников-янки на ультра-деспотизм наших друзей из Экс-ла-Шапель дает нам как раз тот баланс, которого я и хотел».
Меттерних отмечал, что данная доктрина «стала новым актом восстания», которая «придаст апостолам мятежа новую силу и вдохнет храбрость в заговорщиков». Речь о революционерах в Испанской Америке конечно же. (Рис. 5)
Симон Боливар воспринял слова Монро «с искренней радостью». Чилийский революционер Диего Порталес предостерегал: «Нам необходимо быть очень осторожными. Для янки единственными американцами являются они сами, и больше никто».
Каннинг же уже в 1824 году с удовлетворением отмечал: «Дело сделано… Мы совершили то, что полностью изменит лицо мира - открыли для (нашей) торговли целый свободный континент. Конечно, наши партнеры по Венскому конгрессу будут волноваться; но они не решатся предпринять что-то серьезное. Франция быстро забудет о своих амбициях, и более того - поспешит последовать нашему примеру в отношении Южной Америки».
Почему же Каннинг так радовался открытию свободной торговли с Испанской Америкой? Давайте поясним. Дело в том, что Британия к 1820-м годам стала лидером технического и промышленного развития. Первоначально она занялась насыщением произведенными товарами своего внутреннего рынка, потом – колоний, ну а дальше… По идее должна была начаться торговая экспансия в страны Европы. Но вот беда – европейцы тоже старались развить свою промышленность и для этого вводили протекционистские тарифы, призванные защитить собственную индустрию от британского производителя. А это грозило для Англии вылиться в кризис перепроизводства.
В этом смысле испанские колонии стали просто спасением для Британии. Те же Бразилия, Аргентина, Колумбия, Чили, и т.д. стали поставлять в Англию свое сырье (серебро, хлопок, сахар и т.п.) в обмен на британские промышленные товары. В результате Британии удалось избежать кризиса перепроизводства и дефляционной спирали.
Забегая вперед, скажем, что эта схема, опробованная в Южной Америке, потом будет реализована и в Европе. По сути период 1820-1850-х годов стал периодом экспорта революций. Свергается старая власть, новая провозглашает свою приверженность либеральным ценностям и свободному рынку, и – вуаля! – тарифы и пошлины отменяются, а британские товары широким потоком обрушиваются на новый рынок. Даже если революция не удается – это в любом случае спад промышленного развития, траты на предотвращение социальной напряженности, армию, и т.д., то есть потенциальное ослабление конкурента.
Именно в Лондоне осели все радикальные революционные комитеты – «Молодая Италия», «Молодая Польша», «Молодая Германия», и т.д. Но все они собственно, все эти Мадзини, Кошуты, Легранжи, Ледрю-Ролены, и т.д. были нужны не ради продвижения идеалов «свободы, равенства, братства» в массы, а ради продвижения британских товаров на рынке Европы.
В 1830-е Леопольд Саксен-Кобург-Готский, король Бельгии, жаловался королеве Виктории, которая была его племянницей: «У вас в Лондоне что-то вроде зверинца - всякие Кошуты, Мадзини, Легранжи, Ледрю-Ролены, и так далее... которых периодически спускают на континент, чтобы там невозможно было достичь ни покоя, ни процветания...»
И опять-таки – начало было положено как раз в 1810-х, когда поддержка Миранды, Боливара, Сан-Мартина, и т.д. принесла фактическую пользу – открылись новые рынки сбыта английской продукции в обмен на сырье, причем обмен этот был сильно неравноправным.
