Глава 23
Танкер продолжало изрядно качать на бескрайнем морском просторе. Его длинная махина то опускалась вниз, словно готовясь нырнуть в налитые свинцом волны, чтобы хлебнуть несколько тысяч тонн соленой воды и уже больше никогда не подняться на поверхность. То вдруг, сотрясаясь своим мощным телом, напрягаясь что есть сил, выталкивала себя из пучины морской двумя громадными, высотой с одноэтажный коттедж, винтами.
Это была самая настоящая килевая качка, когда корабль опускался с гребня одной волны, чтобы тяжко бухнуться носом в другую, протаранить ее, если не слишком большая. Или взобраться, если волна окажется в несколько метров высотой, а затем ожидать следующего шага: снова то вверх, то вниз. При этом и по бортам крепко доставалось. Порой то с одной, то с другой стороны налетала соленая водяная рука, хлестко шлепала в борт или тяжко бухала по нему многотонными кулачищем, а встретившись со сталью, тяжело отваливала обратно, окатив палубу пеной и брызгами.
Всё это Колька с замиранием сердца наблюдал, пока шел по воздушному мостику к баку танкера. Раскинув руки, он цеплялся ими в ограждение, широко расставив и неспешно передвигая ногами: доски под ними были мокрые и скользкие, да ещё уложены в разбег – с крупными ровными щелями, чтобы вода не скапливалась. Он делал шаг, потом другой, останавливался, когда ветер словно давил на грудь, пытаясь остановить и заставить повернуть обратно. Переводил дыхание, а потом упрямо продолжал путь.
При обычной погоде на преодоление мостика уходила пара минут. Он был совершенно прямой, несколько десятков метров, и оканчивался спускающейся на бак лесенкой. Колька много раз ходил и даже бегал по нему туда-сюда забавы ради. Но теперь, в шторм, в этот ветер, холод и мокрые брызги, долетавшие даже на такую высоту, простенькая прогулка обернулась трудным путешествием.
Мальчишка хоть и накинул на себя ветровку, но не ожидал, что шторм окатит его водой с головы до ног. Морская влага пропитала всю его одежду, и вся она была насквозь мокрой: от носков внутри кроссовок до джинсов, сатиновых трусов и футболки. Да ещё этот противный ветер… Кольку мелко трясло от холода, окружающая температура упала – он подсмотрел в ходовой рубке – до двадцати двух градусов тепла, но при такой погоде и в таких условиях казалось, что наступила поздняя осень.
Отступать только было стыдно. Колька решил во что бы то ни стало добраться до той комнаты, все там внимательно облазить и рассмотреть, затем согреться и обсохнуть, а уже потом возвращаться обратно в каюту, к бабушке. О том, что взрослые его будут искать, он и не думал вовсе. Решил просто: бабуля сейчас вяжет, а после этого, как всегда, задремлет на часик. Отцу же вовсе не до сына – танкер идет сквозь шторм.
Вот и конец мостика. Осталось сойти вниз. Колька что было сил вцепился в леера и стал спускаться. Одна ступенька, другая. Все мокрое, сколькое, оступишься и полетишь вверх тормашками. А впереди – огромные стальные валы с намотанными на них якорными цепями. Об такой тюкнешься головой и поминай, как звали. А больше всего мальчишка боялся упасть в клюз – это такая гладкая, напоминающая унитаз, дыра в палубе, через которую спускается цепь, увенчанная многотонным якорем.
Колька однажды видел, как цепь, отпущенная матросом во время постановки судна на рейд, с невероятным грохотом и звоном, ударяясь тяжелыми звеньями, улетала вниз, и от нее вверх поднимался ржавый туман. А потом она глухо ударилась и остановилась. Заработал механизм, тянущий ее обратно, и цепь натянулась, словно струна. Все замерло. Это означало, что якорь достиг дна.
Но вот клюзы (через них можно было увидеть кипящее внизу море, но Колька не отважился) остались позади. Мальчишка спустился по ещё одной лестнице и, сделав пару осторожных шагов – теперь держаться было не за что, оказался перед массивной дверью. Как и прежде, повернув рычаг, переступил высокий порог. Закрыл дверь за собой.
Затем нащупал на стене справа выключатель, повернул его. Под потолком зажглась в толстом стеклянном плафоне, защищенном прутьями проволоки, тусклая лампа. Колька осмотрелся. Слева находился высокий, от пола до потолка, стеллаж, на котором ровными рядами лежали оранжевые спасательные жилеты.
В этот момент раздался такой мощный грохот, что Колька едва кубарем не полетел на пол от внезапности. Едва удержался на ногах. Глаза его были широко распахнуты, сердце шарахалось в грудной клетке, ладони сжались в кулаки. «Что это было?! Пробоина?! Тонем!» – лихорадочно пронеслось в его голове.
Но ничего не происходило. Танкер продолжал идти, раскачиваясь, но не кренился на один борт, как это бывает при большой пробоине. Колька постоял пару минут без движения, а потом снова этот сильный удар, от которого зазвенело в ушах и похолодело внутри. Но теперь мальчишка не так сильно испугался: он вдруг понял – снаружи в нос судна ударяют те самые волны, которые он видел, когда шел по пешеходному мостику.
Только теперь они были совсем рядом, даже запредельно близко – их отделяли от Кольки считанные метры. Он подошел ближе к борту. Протянул руку, приложил ладонь к холодной поверхности борта. Она мелко подрагивала, словно от холода. И когда раздался третий удар, мальчишка уже был к нему готов. Пальцами он ощутил сильную вибрацию, которая вскоре погасла.
В этот момент ему казалось, что он прикоснулся к прутьям клетки, внутри которой заперто громадное чудовище. Оно пытается вырваться, бьет мощными лапами, но железно прочно удерживает его внутри. Ещё несколько раз Колька ощутил эти безуспешные попытки стихии вырваться или, вернее, прорваться в чрево танкера, чтобы поглотить его. Потом отступил от борта.