Приключилась эта история в те далекие времена, когда я была маленькой девочкой, а по улицам с лязганьем мчались металлические козы ‒ троллейбусы. Автобус ‒ подумаешь! ‒ просто Винни-Пух на колесах, ни в какое сравнение не шел. Сиденья в троллейбусе ‒ большие кожаные лавки с блестящими трубами-поручнями вдоль спинки. А одна ‒ точнее две, потому как справа и слева ‒ выше всех, на колесе-горе стоят. И не важно, что коленки в впереди стоящее сиденье упираются, зато сидишь на уровне окна и всё-всё видно! Лучшее место, но… не для всех.
Антонина Васильевна и Людмила Ивановна были заядлыми дачницами. У Антонины Васильевны участок на юге от Минска, под Осиповичами ‒ на шести сотках маленький домик, сделанный из вагончика, чтобы только инструмент спрятать или от дождя укрыться; два деревца справа-слева, а дальше грядки ровными рядами. Любила Антонина Васильевна порядок, вот как, в школе пока работала, от учеников аккуратность «под линеечку» требовала, так и сама под веревочку разоры копала. А уж пропалывала как! И хоть была она дамой не худосочной и не толстой, не спортсменкой, но и не болезненной ‒ обычной «средней» женщиной пятидесяти семи лет, но за четыре часа уставала как проклятая. Зато тут картошечка, а здесь петрушечка, там клубничка, а следом огурчики ‒ всего понемножку. Зачем много-то? Жила Антонина Васильевна всю жизнь одна, детей не было, а племянникам закатки да зелень таскать ‒ пф! Вот еще! Хотели бы, сами могли приехать, и вскопать помогли бы, и прополоть, и довезти. А раз уж Антонина Васильевна в одиночку на электричке полтора часа катит, а потом еще на троллейбусе полчаса трясётся, то увольте.
Людмила Ивановна купила участок для детей. Чуть севернее Минска, под Заславлем. Приехать отдохнуть, шашлычок приготовить. Место хорошее, кругом санатории, озеро недалеко и добираться удобно ‒ двадцать минут на электричке в направлении Олехнович и уже станция «Беларусь». Пройти, правда, еще надо с полкилометра, но ведь по лесу сосновому ‒ красота, а дышится-то как! Чего не прогуляться, если налегке. Сруб деревянный поставили, лужайку сделали и беседку рядышком, сад насадили. Огородом Людмила Ивановна заниматься особого желания не имела, но от парника не удержалась. Свои помидорки ‒ такие в магазине не купишь. Спелые, сладкие. Дочкам на даче нравилось, но потом старшая уехала в Витебск учиться, там и осталась ‒ вышла замуж за одногруппника, а младшая ‒ так вообще в Москве осела. Муж Людмилы Ивановны, не дождавшись пенсии, умер два года назад, осталась она одна. Сначала думала продать дачу, ей, шестидесятилетней, весьма солидной комплекции даме стало тяжело добираться, десять минут хода ‒ и уже сердце бухает, в виски стучит. Но прикипела душой Людмила Ивановна к даче, еще и доктор сказал больше двигаться. Не продала. Упросила Саныча с рессорного завода, где Людмила Ивановна продавщицей в столовой работала, сделать ей тележку под сумку ‒ ручку повыше и колеса побольше. Хороший мужик Саныч, смастерил, не напрасно ему лишний черпак супа наливала. Удобная сумка-тележка получилась, не то, что покупные модели, даже после дождя идти ‒ в грязи не вязнет.
В то памятное воскресенье все участники этой истории, в том числе и я, её свидетель, возвращались с дач одновременно. В семнадцать часов десять минут на платформу пять прибыла электричка с Олехнович, а через семь минут напротив, на шестой платформе, высаживались прибывшие с Осиповичского направления. Толпа гудела, дребезжала колесиками тележек, стонала под тяжестью сумок и ведер, набитых плодово-овощным урожаем. Люди смешивались в общий поток, льющийся в подземный переход и выплёскивающийся на остановке общественного транспорта «Вокзал». Конец и начало пути троллейбуса номер шестнадцать. Именно здесь он полностью пустел и тут же набивался до отказа, проделывая это хоть и поспешно, но методично.
Опытным взглядом оценив скорость приближающегося транспорта, Антонина Васильевна прижала к груди набитую битком авоську и сманеврировала так, чтобы оказаться первой справа от открывающейся средней двери. Людмила Ивановна, привычно оглядев через стекло очереди выходящих, сместилась к мало популярной, в силу своей одностворчатости, передней двери. Двенадцатилетняя я была достаточно шустрой, чтобы первой добежать к задней двери. Хотя надо признаться, что вообще-то в этот момент желающих сесть на шестнадцатый троллейбус особо и не было. Кроме моей семьи, Людмилы Ивановны и Антонины Васильевны, человек пять. Но ведь этого вполне достаточно, чтобы занять ваше любимое, лучшее в троллейбусе место! Поэтому нет ничего удивительного в том, что мы «подсуетились».
Вскочив внутрь, как только нога последнего выходящего пассажира ступила на тротуар, я стрелой метнулась направо и, довольная, устроилась на вершине в роли наблюдателя. В этот момент Людмила Ивановна, пыхтя, уже заходила, пока Антонина Васильевна нетерпеливым взглядом подгоняла все еще выходящих. Счет шел на секунды.
Людмила Ивановна дернула вверх застревающую на последней ступени тележку и, повернувшись, уверенно двинулась мимо передней «лавочки», даже не замечая вторую (вообще же неудобно, спиной к движению!), сразу к третьему ряду ‒ одиночному сиденью перед средней дверью. И ехать удобно, никаких соседей, и место рядышком есть, тележку поставить, задевать-толкать-спотыкаться не будут.
Антонина Васильевна, ступив ‒ наконец-то! ‒ внутрь, заметила нацеленный на её ‒ её!—сиденье взгляд. Спокойное, на одного место, никаких толкающихся соседей. Сесть на другое… Перед глазами промелькнули ужасные видения болтающегося рядом с ней пьянчужки или прижимающейся вот такой же, наверняка потной, толстухи… Ну уж нет! Понимая, что не успевает проскочить две ступеньки и усесться первой, Антонина Васильевна сделала ход конём и с криком: «Место занято!» ‒ приложив все силы, перебросила тяжелую авоську через спинку кресла, прямо перед носом конкурентки.
Людмила Ивановна опешила от такой наглости, но быстро придя в себя, поставила рядом тележку, швырнула дурацкую авоську напротив и гордо села:
‒ Места для людей, а не для сумок! ‒ торжествующе провозгласила она.
Из завалившейся набок авоськи вывалился огурец, упав на пол, прокатился мимо хозяйки и поскакал по ступенькам наружу. Антонина Васильевна, возмущенно подхватив сумку, запихивала разбегающиеся овощи обратно:
‒ Что вы себе позволяете! Это мое место, я первой его заняла!
‒ Занял тот, кто сел, ‒ фыркнула в ответ Людмила Ивановна.
‒ Куча свободных мест! Сядьте на другое! ‒ настаивала Антонина Васильевна. ‒ Это я заняла.
‒ Сама возьми и сядь! Нахалка! ‒ закипала Людмила Ивановна.
«Нахалка? Я?» Оскорбленная Антонина Васильевна зло схватила тележку, и переставила ее к окну на левой стороне салона:
‒ Вот ваше место, я даже помогла перенести вещи!
Не ожидавшая такого, Людмила Ивановна подхватилась, и Антонина Васильевна с видом победителя плюхнулась на сиденье, крепко сжимая авоську в руках. У Людмилы Ивановны в душе всё колотилось, но что-что, а сдаваться она не собиралась. Схватив тележку, она вернулась назад:
‒ А ну вставай, выдра!
‒ Еще чего! ‒ и, помедлив, не привыкшая к ругани, Антонина Васильевна добавила. ‒ Хамка! ‒ Она показательно отвернулась к окну, но не замечать нависшую над ней тушу соперницы было боязно.
Людмила Ивановна, в надежде проделать тот же финт, на который попалась сама, постаралась вырвать авоську из рук врага. Антонина Васильевна держала крепко, но «нападение» заставило её вскочить:
‒ Я на вас милицию вызову!
‒ Вызывай, дрянь бесстыжая! Посмотрим, кого посадят, воровка!
‒ От воровки слышу! Стыдно должно быть! Ведёте себя как великовозрастная торговка рыбой!
Людмила Ивановна, которой попали не в бровь, а в глаз, со свистом втянула в себя воздух:
‒ Не твое собачье дело, как я себя веду! Ты свои кастрюли сначала вымой, кошка драная!
‒ Уймитесь уже и отойдите от меня подальше!
‒ Кому ты надо! Слезь с моего места, и иди сядь в другое.
‒ Это место ‒ моё!
‒ Я первая села!
‒ Я первая заняла!
«Осторожно, двери закрываются. Следующая остановка…»
‒ Чтоб ты провалилась! ‒ одновременно произнесли непримиримые соперницы, впервые оглянувшись по сторонам в намерении пересесть. Со всех мест (даже с самого неудобного, напротив) на них с интересом смотрели пассажиры. Троллейбус тронулся.
Людмила Ивановна схватилась за поручень. Сердце бухало от обиды и усталости, она тяжело дышала. Ужасно хотелось упасть и передохнуть. Уже не важно где. Но слишком поздно. Единственное свободное кресло в салоне было… здесь.
Антонина Васильевна, тоже оценив ситуацию, хотела вновь усесться, заметив вялость соперницы. Но что-то её смущало… Чуть посеревшее лицо, или просто показалось? Рука, прижатая к груди. Сердце? «Не хватало еще, чтобы толстуху удар хватил!» Антонину Васильевну кольнул стыд. Она отошла от сиденья:
‒ Ладно, ‒ махнула рукой. ‒ Садитесь уже.
Людмила Ивановна с облегчением опустилась на кресло. Она была крайне удивлена неожиданному предложению, потому как отлично понимала, что ничего не мешало нахалке сидеть самой. От этого стало неуютно. Поёрзав, она сдвинулась на краешек:
‒ Садись вот рядышком. Потеснимся, раз уж на одном месте так ехать хотели, ‒ пересиливая себя, усмехнулась Людмила Ивановна.
Антонина Васильевна собиралась отказаться, но натруженная в позе «Г» спина предательски заныла. Окинув взглядом салон и не заметив желающих выйти, она вздохнула и еле-еле уместила пятую точку на свободном пространстве. Не так, чтобы удобно, но все лучше, чем стоять.
‒ Как звать-то? ‒ толкнулось в правый бок.
‒ Тоня.
‒ А я ‒ Люда. Будем знакомы.
‒ Да уж.
‒ Далеко ехать?
‒ Почти до конечной. На «Машиностроителей» выходить.
‒ А я до Кабушкина. Я в семьдесят шестом доме живу, знаешь его?
‒ Конечно, знаю. Даже бывала. У меня там ученица живет, в третьем подъезде. Она ногу в прошлом году сломала, мне пришлось с ней на дому заниматься.
‒ Так это ж Танечка, Деревягиных. Хорошая девочка. А ты, что ж выходит, в школе работаешь?
Слово за слово, и разговорились Антонина Васильевна с Людмилой Ивановной. О районе: «Когда ж в фонари-то починят, ночью ‒ хоть глаз выколи». О людях: «Светка, ну светленькая такая, из парикмахерской, замуж за алкоголика вышла, пропала девка». О даче: «Для подкормки помидоры лучше всего настоем крапивы поливать». О жизни: «Ой, одна живу, да вот так получилось.»
Люди заходили и выходили, места освобождались и занимались, а две немолодые фигуристые женщины, не обращая на это внимания, жались на одноместном кресле, время от времени поправляя сползающие с краешка сиденья попы, и болтали.
На остановке у универмага в троллейбус зашла девочка с мамой и, увидев Людмилу Ивановну и Антонину Васильевну, удивленно воскликнула:
‒ Здрасьте, тёть Люда! Здравствуйте, Антонина Васильевна! А вы всегда на одном кресле сидите?
‒ В тесноте да не в обиде, Танечка, ‒ засмеялись женщины.
Прошли годы. Вместо школы ‒ работа, вместо телевизора ‒ интернет, вместо «металлических коз» по улицам ездят новенькие, похожие на муравьев, электробусы с большими удобными креслами. Да и на дачу я, как и многие, езжу сейчас на машине, где некому толпиться и ругаться. Одно остается неизменным: кто-нибудь где-нибудь когда-нибудь, но обязательно поборется за «лучшее» кресло в совершенно пустом троллейбусе. Неужели однажды и я буду на этом месте? Хочется верить, что тогда мне тоже хватит такта и доброты, чтобы моя история закончилась также как эта.
А Антонина Васильевна и Людмила Ивановна стали добрыми подругами, и, после того как Антонина Васильевна, умучавшись таскаться на огород за сто километров, продала участок, они вместе ездили на дачу Людмилы Ивановны, клали на тележку авоську поверх сумки и медленно шагали к электричке, наслаждаясь сосновым ароматом.
Автор: Eliza Del
Источник: https://litclubbs.ru/articles/45573-luchshee-mesto.html
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
Читайте также: