Когда я уехала в Москву «насовсем», папа прислал мне вслед недоуменное письмо. Писал, что не понимает, как я могла и зачем. Я не ответила, обиделась на отсутствие поддержки. С детства помню — каждый раз, когда мы провожали родню на московский поезд, он говорил: хорошо, мне никуда не надо ехать. И вздыхал с облегчением. Потом медленно шел через пустую вокзальную площадь, как сейчас вижу, на фоне заката. Сначала расстроенный — вспоминал прощальные улыбки. Потом ускорял шаг, чтобы успеть на рынок, где продавцы приговаривали «вечерний базар, вечерний базар» и отдавали виноград совсем дешево. Папа делал домашнее вино и с балкона смотрел на море. Все уезжали, а он оставался. Через двадцать лет оказалось, я так и не сепарировалась от родины и тоже перестала понимать, зачем уехала. И что я тоже хочу ходить на вечерний базар, смотреть, как низко летают стрижи, в апреле цветут фруктовые деревья, а в мае тюльпаны и маки. И давно хочу свой дом, не временный, не съемный. Чтобы думать, где солнечн