Дорогие друзья, рад снова вас приветствовать на своей писательской кухне автора детективов! :-) Если вы впервые на моей страничке, разрешите, я представлюсь: меня зовут Сергей Изуграфов, я живу в Санкт-Петербурге и вот уже шесть лет пишу детективы. Мне за 50, по образованию я журналист, лингвист и психолог, а по хобби - историк и кулинар:-) Поэтому в моих детективах так много и истории, и кулинарии.
Ваш автор, дорогие читатели:-) С виду суров и мрачен, а на самом деле - добрейшей души человек. "Убил" за шесть лет детективной деятельности не больше пятидесяти персонажей. А мог куда больше!:-)
Пишу я не только детективы, но еще и новеллы, в то числе фантастические. Никаких пришельцев в них, разумеется, нет, но всегда присутствует некая Сила, которая играет в жизни героев очень важную роль. Насколько мои новеллы реально отражают нашу с вами жизнь - решать вам, дорогой читатель.
Сегодня я приготовил для вас блюдо, которое, надеюсь, вас заинтересует: отрывок из моей новеллы "Порок сердца". Надеюсь, он вам понравится, если вы любите тайны и загадки:-) Каждые два дня я буду выкладывать очередную часть новеллы, пока не опубликую ее здесь полностью:-) Приятного чтения!
****************************************
На следующий день, проснувшись затемно, Петр Петрович встал и, привычно постанывая от головной боли, отправился в ванную. Гладко выбрившись, – впервые за неделю – он принял душ, почистил кое-как зубы куцей щеткой (зубная паста закончилась еще три дня назад, и он все забывал ее купить), расчесал косматые седые волосы, давно требовавшие услуг парикмахера.
«Ничего, – думал он, стоя у зеркала и сжимая в дрожащей руке расческу с поредевшими зубьями, – надо просто аккуратно причесать. Сойдет и так…»
Из зеркала на Петра Петровича глядел уставший сутулый старик с опухшим одутловатым лицом, тяжелыми набрякшими веками и потерянным взглядом. Скрипнув зубами, он отвернулся и вышел из ванной.
В комнате он распахнул дверцу шкафа, за которой висел его единственный выходной костюм. Одевался, уже не глядя в зеркало. Носки, сорочка, брюки, галстук, пиджак… Тщательно почистил щеткой старые немецкие полуботинки, еще сохранившие форму, – напоминание о лучших временах, сунул руки в рукава старого плаща, обмотал худую шею шерстяным шарфом и вышел на Малую Садовую.
Следуя сложившемуся ритуалу, он нырнул в переулок, толкнул стеклянную дверь с полустертой надписью «Цветы» и скромно замер у прилавка. Молодая продавщица, почему-то в медицинской маске по самые глаза, узнала его и, поздоровавшись, дружелюбно уточнила:
– Вам как всегда, Петр Петрович?
– Да, Сонечка, – пробормотал он в шарф, неловко выкладывая дрожащей рукой на прилавок смятые купюры из кармана. – Спасибо вам…
Продавщица кивнула и придирчиво отобрала из вазы шесть темно–красных гвоздик, аккуратно упаковала в коричневую бумагу и протянула сверток покупателю.
– Вы бы побереглись, Петр Петрович, – со вздохом сказала она, расправляя купюры и убирая их в кассу. – Возьмите вот маску. Берите, берите. Вам бесплатно… Вы что, телевизор не смотрите?
Петр Петрович, держа в одной руке сверток с цветами, другой взял маску, покрутил и недоуменно посмотрел на продавщицу.
– Пандемия, – пояснила она. – Надо маски носить, не дай бог заразитесь! Каждый день по телевизору говорят! Столько уже народу заболело и умерло, жуть! Неужели новости не смотрите?
– У меня, – покраснел покупатель, неловко пряча маску в карман и боком направляясь к выходу, – у меня нет телевизора…
Петр Петрович вышел на Малую Садовую и побрел в сторону метро, закутавшись в шарф по самые глаза. Он всегда ходил так, не желая видеть окружающую его действительность, которая давно уже не приносила ему никакой радости. По той же самой причине он не смотрел телевизор: всесильная и воинствующая пошлость, захватившая телеэфир, настолько ему претила, что еще года три назад Петр Петрович выставил свой старенький "Самсунг" на подоконник лестничной клетки и с облегчением отметил его исчезновение к утру следующего дня.
Напротив входа в здание питерского комздрава велись ремонтные работы. Петр Петрович, заметив необычное движение людей у сетчатого строительного забора, сбился с шага и присмотрелся. На заборе висели чьи-то фотографии. Их было много, несколько десятков. Под ними в пластмассовых горшках стояли цветы. Какая-то девушка доливала воду из зеленой пластиковой лейки в горшки. Худое лицо ее было скорбным, глаза покраснели.
Прохожие останавливались, вглядывались в фотоснимки, качали головами и шли дальше.
Петр Петрович подошел ближе. На одной из секций висел рисунок: врач в образе ангела со стетоскопом и в маске. К слову, масок отчего-то было много: их привязывали прямо на забор, рядом с фотографиями.
Петр Петрович, решившись, шагнул прямо к снимкам и обратился к девушке:
– Простите… Я… Что это?
– Это? Это стена памяти медицинских работников, – ответила она, оглянувшись. – Вы не местный? Местные все знают. Мы тут с весны. Это все коронавирус, будь он проклят…
– Они что, – сглотнув комок, застрявший в горле, спросил Петр Петрович, указывая неловким жестом на забор, протянувшийся на несколько пролетов, – все погибли?
– Да, – просто ответила девушка. – Здесь те, кто погиб. Уже больше ста, и фото еще продолжают присылать каждую неделю. Мы вешаем снимки, люди приносят цветы, пишут записки. Вот сегодня повесила фото Ромашиной Марины – медсестры, всего двадцать семь лет… Мы с ней вместе учились. Вы меня простите, – вдруг резко отвернувшись, извинилась она. – Мне лейку надо вернуть…
Петр Петрович кивнул и ошеломленно двинулся вдоль забора. Со снимков на него смотрели лица людей в белых халатах. Они все были разными: мужчины и женщины, молодые и уже зрелые, серьезные и веселые… Объединяло их одно: год в дате смерти – две тысячи двадцатый. Пройдя весь забор, Петр Петрович оглянулся: к стене шли люди и несли цветы. Он еще сильнее ссутулился и побрел дальше.
То, что жизнь несправедлива, он усвоил давно. И поделать с этим ничего нельзя. Надо или принять свою судьбу и жить с ней, пока это возможно, или покончить со всем, когда станет совсем невмоготу от собственного бессилия что-то изменить. Но для этого надо иметь смелость. Петр Петрович же был человеком слабым. Он смирился и плыл по течению, принимая свою судьбу и не ропща. Наивные юношеские размышления о смысле жизни он давно выбросил из головы. Здоровье его становилось все хуже с каждым годом, и скоро все и так закончится само собой…
В метро все были в масках. Петр Петрович, ступив на эскалатор, неуклюже и криво надел свою. В вагоне он привычно пробрался в дальний угол и ухватился за блестящий поручень. Сквозь стекло он видел застывшие лица людей в масках в соседнем вагоне. Обезличенные фигуры, словно манекены, в едином ритме раскачивались на ходу. Петр Петрович ощутил холодок между лопаток и поежился. Ощущение абсурдности происходящего не покидало его всю дорогу.
Могилу дочери на Северном кладбище Петр Петрович нашел без труда. С памятника на него смотрело родное лицо, совсем юное, улыбающееся мягкой улыбкой.
«Вся в мать, – в очередной раз тепло подумал он, бережно укладывая гвоздики рядом с памятником, – те же ямочки!» И глаза так же сияют, как у Татьяны, когда они только познакомились… Наведя порядок и прибрав могилку, он присел на скамейку и погрузился в воспоминания.
Как же он, Петр Петрович Вознесенский, шестидесяти семи лет, лауреат международных конкурсов, профессор консерватории по классу гитары, питерский интеллигент в пятом поколении, дошел до жизни такой?..
Сперва было все хорошо. Детство талантливого музыканта, любящие родители. На четвертом курсе московской Гнесинки он встретил свою Татьяну. В Петербург вернулись уже вдвоем с женой. Счастливая семья, красавица жена, любимая дочка Маруся и много музыки. Признание, если и не слава, то известность, концерты, концерты, концерты… Потом ученики.
А потом пришла беда. У пятнадцатилетней Маруси нашли онкологию. Назначили сложную операцию. Петр Петрович запомнил тот день на всю жизнь: ноябрь выдался по-питерски ветреным и промозглым. Весь во власти дурного предчувствия, он не мог заставить себя зайти в больничный коридор, даже в вестибюль онкоцентра в Песочном. Все время, пока шла операция, Петр Петрович, как неприкаянный, бродил вокруг операционного корпуса, глядя в залитые косым дождем окна. Жена ждала в больничном коридоре. Поэтому-то она и узнала новости первой.
Он помнит до сих пор белое, словно окаменевшее, лицо жены, когда он, мокрый и насквозь продрогший, вошел в вестибюль. Вода стекала с него ручьем, и пока он потерянно топтался у гардероба, Татьяна прошла мимо него, не заметив и не сказав ни слова.
Потом выяснилось, что приглашенный анестезиолог допустил фатальную ошибку. Неверно была подобрана доза обезболивающего лекарства, и Маруся умерла на операционном столе, так и не придя в сознание: отказало сердце. Смерть дочери разрушила всю их жизнь: жена от него отдалилась, а он начал выпивать. Через два года они развелись, и жена уехала к дальним родственникам в Белоруссию. Это было пятнадцать лет назад...
Бутылка из-под водки звучно ударилась в соседний памятник в трех шагах от Петра Петровича и рассыпалась в осколки. Он вздрогнул и поднял глаза: по дорожке между могил шла нетрезвая компания: трое крепких молодых людей в сильном подпитии. Идущий впереди держал в руках позвякивающую сумку и, куражась, выбрасывал пустые бутылки прямо на могилы. Каждый хлопок его друзья приветствовали одобрительным гоготом.
– Вы что творите, сволочи? – неожиданно для самого себя крикнул Петр Петрович звенящим от ненависти голосом, приподнявшись со скамейки. – Вы что делаете, мерзавцы? Как вы смеете?! Немедленно вернитесь и подберите все, твари!
Он отчаянно шагнул вперед и перекрыл компании дорогу к Марусиной могилке.
- Ты базар фильтруй, дед! - угрожающе качнулся в его сторону один из парней. - Ты че, попутал, мухомор старый? Че сказал, а ну повтори!
- Сволочи. Мерзавцы. Твари! - бросал им в лица бывший профессор, уже понимая, что сейчас за этим последует, но с дорожки не ушел. Ему вдруг стало все равно. Он даже не поднял руки, чтобы защититься.
Криво ухмыльнувшись, тот, с сумкой, с размаху ударил Петра Петровича в лицо с такой силой, что он упал навзничь. Компания гоготала. Бросив сумку, парень подошел к лежащему на земле бывшему профессору консерватории, дважды пнул ногой по ребрам, а затем ухватил его левой рукой за грудь и приподнял, занеся правую для нового удара.
– Гаси его, Макс! – азартно крикнул кто-то из его приятелей, воровато оглядываясь по сторонам. – Тут же этого старого козла и похоронят!
В голове Петра Петровича снова мелодично звенело, в висках с грохотом пульсировала кровь, от жгучей боли в боку он задыхался. Похоже, ребра сломаны. Разбитых в кровь губ он почти не чувствовал. Во рту вдруг опять появился тот самый странный металлический привкус. Профессор открыл глаза и внезапно снова увидел вместо тела нападавшего какой-то темно–лиловый контур, в котором мигали и переливались светящиеся органы: легкие, печень, желчный пузырь, большое, здоровое, пульсирующее сердце… Не понимая, что он делает и зачем, Петр Петрович мысленно вскинул руку и со всей силы сжал это сердце. Парень глухо охнул, тотчас же выпустил его и упал ничком рядом. Петр Петрович обессиленно откинулся на спину и закрыл глаза.
– Макс? – удивился один из парней, подойдя ближе и нагнувшись. – Ты че, Макс?
Он перевернул приятеля на спину и, увидев его бледное лицо, посиневшие губы и застывший взгляд с расширенными зрачками, в испуге отпрянул.
– Пацаны, да он мертв, походу! – ошарашенно произнес другой, мгновенно протрезвев. – Валим отсюда, пока нас не замели из-за этого козла!
По топоту ног стало ясно, что нападавшие скрылись. Петр Петрович медленно встал на четвереньки, потом кое-как поднялся на ноги. Тело парня, лежавшее на земле, вдруг дернулось и задышало, с тяжелыми хрипами втягивая воздух.
«Жив! - с облегчением понял профессор. - Надо уходить!»
Как он дошел до автобусной остановки, Петр Петрович помнил с трудом. Он сильно хромал, боль в боку была невыносимой, во рту стоял солоноватый привкус крови. Хорошо, что разбитое лицо скрывала маска. В вагоне метро молоденькая студентка, увидев его полные боли глаза, уступила ему место и еще долго потом бросала на него сострадательные взгляды...
Продолжение следует! Подписывайтесь на мой канал, пишите комментарии, ставьте лайки, читайте мои материалы и книги, всегда рад вам, ваш автор!