Федот ходил вокруг стола, раскладывал перед каждым приборы, блюда, рюмки серебряные, а под правую руку Никиты поставил тяжелый штоф зеленого стекла. Нетерпеливый Петр тем временем, поигрывая столовым ножом, поинтересовался:
– Ты куда-то собрался, Никита?
– Давайте-ка, братцы мои, выпьем по чарке на добрую дорогу, закусим, я все и поведаю.
Серебром зазвенели рюмки, ложки застучали по фарфору блюд и тарелок, за столом на некоторое время воцарилось молчание. Потом старший брат отер губы, бросил на скатерть белую салфетку и начал рассказ:
– В Петербург меня вызывают, братцы. Нынче получил указ из морского ведомства. Надлежит прибыть в столицу и незамедлительно приступить к руководству строительством новой галеры, заложенной на Галерной верфи. Одновременно назначен командиром сего корабля, который после спуска на воду пополнит галерный флот Балтийского моря и послужит защите стольного града.
Так сложилось, что Алексею нечасто доводилось видеться со старшим братом. Жизнь Никиты, годами пропадавшего на морской службе, являлась неведомой для братьев, поэтому младший поинтересовался:
– А кем ты прежде на флоте служил, Никита?
– Так выходит, Алехан, что, вроде бы, никем и не был я по большому счету. Судьба мне моряцкая выпала такова, что годами приходилось с досады скрипеть зубами и смотреть, как приходит в упадок флот Петра Великого. Строительство новых кораблей велось ни шатко, ни валко. Если и отправлялась эскадра на бой, то возвращалась в родную гавань бесславно из-за нерешительности флотоводцев, неподготовленности команд и ветхости кораблей. Дщерь Петрова, царица-матушка Елисавет свет Петровна в Семилетнюю войну пыталась использовать морские силы для блокирования побережья Пруссии, да только из этой затеи проку вышло чуть. При общем расстройстве финансов страны состояние флота продолжало оставаться плачевным. Лишь государыня наша Екатерина Алексеевна решила поднять его на высоту, должную быть у государства великого. Приняла меры к восстановлению корабельной мощи и отправила эскадру адмирала Спиридова
в Средиземное море турок бить. Добыли наши моряки победу и славу в Чесменской битве.
Но я тогда Морской корпус заканчивал, и при делах боевых быть не поспел. Послали меня, раба божьего, вместо морских походов в Архангельск на верфи новые корабли строить. Вот и строил! Десять лет в мичманах прослужил. Ни корабля для морской практики, ни плавательского ценза, ни должностей, ни званий новых не досталось. Наконец, в Адмиралтействе вспомнили и отправили меня на Черное море. Там на линейных кораблях и на фрегатах изрядно ходил. Звания далее получал вовремя, но славы покуда не сыскал. Новая война с турками лишь нынче летом началась. Я на фрегате «Скорый» старшим офицером служил. Вот ужо думаю, зададим мы перцу басурманам. Не тут-то было! В первом же бою меня и контузило. Для поправки здоровья в отпуску по ранению и контузии приказано находиться в родовом имении. Так мы с вами здесь и повстречались. А друзья мои флотские продолжают биться с турками в кампании нынешнего года.
– Никита, ты бы рассказал, что за бой был, где тебя контузило. А то ведь ничего о себе и не сказываешь, – попросил Петр.
– Так ведь видимся мы здесь с вами не часто. То я в гости к соседям отправлюсь, то вы на охоту ускачете. Встречи-то наши по пальцам можно счесть. А рассказать можно, что же, не секрет чай! Когда Турция в войну решила вступить, фрегат наш «Скорый» вместе с ботом «Битюг» в Днепровско-Бугском лимане отстаивался на «яшке»(на якоре флотск.жарг.) Ожидали выхода линейного корабля «Владимир» и фрегата «Александр», только что построенных на верфях в Херсоне. Вооружения на них не имелось, а нам было приказано сопроводить их в Севастопольскую базу. Ждали кораблей своих, а появились аки снег на голову басурманские. Турки еще войны нам не объявили, а отряд свой отправили в лиман. Их интересовала Кинбурнская коса и наша Кинбурнская крепость,
которая имела выгодное положение недалеко от турецкой крепости Очаков. Поэтому они избрали косу первым объектом нападения в этой войне. Отряд османов насчитывал три линейных корабля, четыре фрегата, бомбардирские суда, канонерские лодки и имел задачу бомбардировать Кинбурн для выявления огневых точек русских войск. Два наших корабля не позволили туркам сходу решить задачи, мы открыли огонь из всех орудий, а турки в ответ стали палить по нам. Одно из ядер взорвалось рядом со мной, палубу заволокло дымом, я упал и лишился чувств. Наши тем временем смогли отбиться и укрыться в Херсоне. Там меня переправили на берег, все думали, что я сильно ранен, потому что из носа и ушей текла кровь, лоб был разбит, мундир разорван в клочья...
– Но в Полужье ты появился без следов от ран…, – удивился Алексей.
– В том-то и дело! Перевязали меня на берегу, сочли, что я не токмо ранен, но и контужен, потому флотское командование с оказией отправило
меня на лечение домой. В себя я пришел в дороге. Контузия, к счастью, оказалась легкой. Я давно на ногах, о чем доложил в Адмиралтейство. Написал, что здоров, готов вернуться в строй. Ответ пришел сегодня, о нем уж я вам поведал. Сатисфакцию получил. У меня снова будет возможность послужить флоту и России. В будущем году мне сорок лет стукнет, а я, только-только, получаю под команду боевой корабль, который построю своими руками. Отправляюсь в Петербург немедля. Завтра буду в Адмиралтействе. Потому и пригласил вас к обеду, чтобы поговорить и распрощаться.
– Никита, а после твоего отъезда, что сталось у Кинбурнской косы, ведомо тебе? – продолжал расспрашивать Петр.
– Войсками русскими там командует герой турецких компаний генерал-аншеф Александр Васильевич Суворов. Сие мне ведомо. Он турок везде бивал, и у Кинбурнской косы побьет, не сумлевайтесь!
Могу добавить, что Александр Васильевич почитай сосед наш – имение его Кончанское расположено в сорока верстах от Боровичей. Недавно я гостил у знакомого помещика в Жаворонках, тоже рядом с Боровичами. Вспомнили про Суворова, и знакомый показал, где находится село Кончанское.
Из-за стола братья, у которых почти одновременно заканчивался летний отпуск, перебрались на диван и в кресла, закурили трубки, каждый свою любимую.
– Тебе, Никита, не одному в путь пора. И я отправлюсь в Петербург, скоро в полк надо прибыть. Поутру в дорогу тронусь, – поразмышляв, сообщил о своих планах Петр.
Петр или Петруха по-домашнему, отроду тридцати лет, единственный из братьев вырос темноволосым. «В ту родню пошел», указывали обычно в семье, имея в виду родственников матушки, дворян Денисовых из Подмосковья. Он и в самом деле походил на мать и внешне, и манерами. Такой же медлительный, любящий рассуждать, недоверчивый. Лишь ростом уродился в отца, и с младшим братом Алексеем стоял вровень. «Притолоку лбами сшибают», говорили про них. Петр Соковнин по семейной традиции служил в лейб-гвардии Семеновском полку.
Поручиком уж давно стал. В ту давнюю пору, когда Иван Никитич рассказывал маленьким сыновьям о своей службе в гвардии, у отроков иных мыслей и не появлялось, кроме одной: стать семёновцем как батюшка. Мать поддерживала желание сыновей. Лишь Никита неожиданно для всей семьи проявил ершистый характер, не пошел по стопам отца, а вознамерился стать моряком и поступил в Морской корпус. Петра же, равно как и младшего брата Алексея, в раннем возрасте записали в полк, что для дворянских семей в середине XVIII века считалось нормой. Однополчане отца, по прошествии годов достигшие положения старших штаб-офицеров Семеновского полка, поддерживали старого боевого товарища и оказывали всяческую протекцию его сыновьям.
До восемнадцатилетнего возраста Петр без особого желания и прилежания проходил обучение точным и естественным наукам, а также французскому языку дома в Полужье. Главными его учителями были родители, а коли появлялась нужда, приглашали репетиторов со стороны. Согласно действовавшим законам, чтобы получить офицерский чин, нужно было отслужить не менее пятнадцати лет. Поэтому дворянин-отец записывал своих детей в полк с младенчества или с рождения, а потом брал для них что-то вроде учебного отпуска. По указанию полкового начальства недорослей вызывали для прохождения экзаменационных проверок по учебным дисциплинам.
Завершив домашнее обучение, Петр прибыл в полк, где после экзамена в полковой школе получил звание лейб-гвардии сержанта. Сержанты по собственному усмотрению могли подать прошение на перевод из гвардейского полка в армейский на офицерскую должность в гарнизон, чином не ниже поручика. Но так поступали немногие, сержанты гвардии в основном тянули служебную лямку в своем полку, выслуживая офицерский чин. Четыре года Петр ходил в придворные караулы: зимой в пышный дворец, построенный архитектором Растрелли на Дворцовой площади, а летом – в многочисленные резиденции венценосной семьи в Петергофе и Царском Селе.
По исполнении двадцати двух годов получил долгожданный офицерский чин подпоручика. Съехал из отцовской городской квартиры на Васильевском острове, поселился в офицерском доме в расположении полка на территории Загородного проспекта и зажил вольготной, но требующей немалых средств жизнью столичного гвардейского офицера. В случавшихся в 60-70-е годы XVIII столетия войнах с Турцией и Польшей полки лейб-гвардии участия не принимали. Личный состав Преображенского, Семеновского, Измайловского, Лейб-Гренадерского и Конного полков по обыкновению занимался несением рутинной дворцовой караульной службы и участием в летних войсковых маневрах у Красного Села под Петербургом.
По выслуге Петру пора было получать чин капитана, и он терпеливо ждал, когда представится вакансия. Сообщение Никиты о срочной нужде по службе ехать в Петербург заставило и его задуматься и принять решение тоже поспешить в столицу. В свои права вступила осень, и офицеры, как и он, получившие отпуска после окончания летних маневров, возвращались на службу. В эту пору в полках, как правило, происходили подвижки: офицеры переходили с одной должности на другую, появлялись вакансии, и можно было рассчитывать на следующий чин.
Потянувшись до хруста суставов, Петр, размышляя об отъезде, встал с дивана, но остановился и повернулся к младшему брату.
– А что, Алехан, может, и ты завтра отправишься в дорогу? Вместе, чай, веселее скакать будет!
Алексей, слывший среди братьев молчуном, и сам сидел в раздумьях о том, как ему лучше поступить. У него тоже последние дни отпуска шли. Поэтому предложение Петрухи воспринял сразу.
– Что же, поехали! Надобно пойти собраться…
Судьба Соковнина-младшего до поры до времени складывалась подобно судьбе брата Петра. С пеленок записанный в Семеновский полк, Алексей также до восемнадцати лет осиливал точные и естественные науки в родном Полужье. Но уже в детские годы стали видны первые отличия между братьями. Если Петр, научившись довольно изъясняться по-французски, утерял интерес к заморским языкам, то Алексей с младых лет до них был охоч. По просьбе взрослых декламировал французские стишки, которые слышал от брата. Когда пришла пора учиться самому, одновременно с французским взялся за английский, а чуть позже легко освоил немецкий и шведский языки. Французскому его обучал тот же француз-учитель, который учил Петра и некоторых иных дворянских детей в округе. Любивший разбираться в любом вопросе до мелочей Алексей узнал, что учитель владеет и английским языком. Упросил отца договориться с французом и стал учить оба языка одновременно. Причем, вполне успешно. Перечитал множество книг, как на французском, так и на английском языках.
Позднее стало известно, что недалече, в Новгороде, живет шведский унтер-офицер, попавший на прошлой войне в русский плен. Женился на местной женщине, обустроился, и на жизнь зарабатывал тем, что тачал сапоги на европейский манер. Многие горожане делали ему заказы и хорошо платили за обувь. Как всякий сапожник и бывший солдат, Густав, как его звали, был изрядным выпивохой. Приняв чарку-другую, горланил шведские песни, потому что русскому языку толком и не обучился. Имя Густава у обывателей было на слуху. Алексей вместе с отцом по делам попал в Новгород, где и узнал про шведа. Недолгие уговоры кончились тем, что отставной шведский вояка на время переехал в Полужье и принялся учить Алексея премудростям своего родного, а заодно и немецкого языка.
Ивану Никитичу уж и самому стало интересно, чем закончатся лингвистические экзерсисы младшего сына. Коим, кстати говоря, отец не препятствовал. Как оказалось, прав был отец, и склонность младшего к иностранным языкам привела его к интересному и таинственному служебному поприщу.
Алексей, так же как Петр, после завершения домашнего обучения уехал в полк и стал сержантом лейб-гвардии. Брат опекал его и помогал, где нужно. Младший освоился и быстро втянулся в обязательную для всех гвардейцев дворцовую караульную службу. Получив со временем первый офицерский чин, уже во главе караульной смены прибывал в дворцовые покои, разводил часовых по постам, проверял их бдительность, проводил время в караульном помещении невдалеке от главных лиц державы. Но внутренне Алексей ощущал, что в полку ему тесновато становится. И за четыре года до описываемых событий судьба предоставила случай, который круто изменил судьбу молодого человека.
Илья Дроканов. Редактировал Bond Voyage.
Продолжение следует.
Все главы романа читайте здесь.
==========================
Желающим приобрести авантюрный роман "Одиссея капитан-лейтенанта Трёшникова" обращаться kornetmorskoj@gmail.com
В центре повествования — офицер подводник Дмитрий Трешников, который волею судеб попал служить военным советником в Анголу, а далее окунулся в гущу невероятных событий на Африканском континенте. Не раз ему грозила смертельная опасность, он оказался в плену у террористов, сражался с современными пиратами. Благодаря мужеству и природной смекалке он сумел преодолеть многие преграды и с честью вернулся на Родину, где встретил свою любовь и вступил на путь новых приключений.
===================================================
