- Ты же можешь, — настаивал Гога. — Ты же всегда интересуешься новым. Ну попробуй! Спроси шарик, что ли…
Он уставился в монитор, а я покрутила в пальцах синий шар из хрусталя. Он небольшой, уже изрядно поцарапанный, потому что он со мной десятилетие. И у него есть история. Как-то, гуляя по Москве, зашли мы со знакомым в эзотерическую лавку. Он выбирал благовония, разглядывал тибетские чаши, интересовался ловушками для снов, а я… А мне просто очень уютно бывает в такого рода заведениях. Хожу, рассматриваю, дышу будоражащими воображение ароматами. В какой-то момент обнаруживаю себя в странном и сладком забытьи. Я так могу существовать часами. Как в библиотеке, среди бесконечности томов… В высоких залах Ленинки я всегда начинаю мечтать, чтобы меня там забыли, закрыли хотя бы на ночь, а лучше на несколько суток.
Так и в этот раз я в сомнамбулическом состоянии слонялась между прилавками, пока мое внимание не привлек шар. Он был слегка подсвечен лампой и блистал моим любимым цветом. Это уникальное сочетание розового и сиреневого — странный цвет, который многие маги называют «цветом духовной любви». Я остановилась, залюбовавшись, как будто погружаясь в манящую прохладу стекла. У меня было совсем не много денег в кошельке, но шар стоил удивительно недорого. И он звал меня к себе.
— Ну, ты скоро очнешься? — позвал меня закупившийся всякой всячиной знакомый.
Я быстро прошла к кассе с шаром в руках, оплатила покупку, и мы вышли в веселую толчею летнего вечера в центре Москвы. Тут только опустила я глаза к шару, надежно и тепло лежащему в моей ладони. И ахнула:
— Так он синий! Знакомый пристально вглядывался в мое разочарованное, наверное, лицо:
— Ну да. Я изначально видел, что это синий хрустальный шар.
— Точно? — опешила я. — В магазине видел? На витрине?
— Конечно, — в его тоне сомнения не было.
— Но я, — растерянно залепетала я, — понимаешь, я взяла его только из-за цвета! Он был моего любимого цвета — сиренево-розовый, понимаешь?!
Он кивнул:
— Вполне. Он просто мимикрировал под твой вкус. Он тебя выбрал.
— Да ну?! — изумилась я. — Неужели? Я ведь только приблизительно знаю, как с ним работать…
Правда, обучения мне не потребовалось. С того памятного дня я обычно взаимодействую с ним просто: освобождаю сознание от всех посторонних мыслей, от внутреннего диалога, свойственного любому думающему человеку, от воспоминаний, а потом смотрю в свой синий шар. Он такого волшебного глубокого синего цвета, что дух захватывает! Смотрю и спрашиваю его — о чем угодно. И в моем сознании возникает ответ. Ошибаюсь ли я? Да, и нередко. Ошибаюсь в интерпретации. А вот шар не ошибается никогда…
И вот теперь именно этот шар привычно лежал у меня в ладонях, и мой товарищ и начальник Гога предлагал ему новую задачу.
— Спроси у шарика, куда нам надо поехать, чтобы мы смогли найти клад или хотя бы нычку! — сформулировал свое желание Гога.
Честно, я не знала как. Как спросить? Ладно, попробую... Привычно освободила сознание и мысленно сказала шарику: «Лети!» И в тот же миг почувствовала себя Мюнхгаузеном, только подо мной было не пушечное ядро, а хрустальный шар волшебного синего цвета. И летела я на нем над лесами, городами и полями, над озерами и речками. Летело, понятно, мое сознание, моя душа. И летела она на север. Долго достаточно летела…
Наконец покружился и остановился шарик, а моя рука, которая все это время двигала компьютерную мышку по карте области, еле успевая за направлением полета, дрогнула и остановилась. И поставила после секундного колебания на карте точку.
— Уф-ф… — выдохнула я. — Получилось!
Гога удовлетворенно хмыкнул и быстро срисовал координаты:
— Почти 300 километров ехать! Лесочек над речкой. Даже по обычной человеческой логике там большие шансы что-то найти. — Он щелкнул «зиппо», прикурил и взглянул на часы. — Завтра с утра, пожалуй, выедем.
Дорога на север, исключая только столичное кольцо, на котором всегда пробки, была легкой. Свежий ветер врывался в окна. Полетное состояние души, мчащейся далеко впереди автомобиля, предвкушало незабываемые приключения… Мы несколько раз как бы споткнулись — задержались из-за ремонта дорог — и потому подъехали к месту во второй половине дня. Решили не заморачиваться исследованиями, поскольку устали. Покрутились в поисках удобного для лагеря леска. Наконец довольно неплохо устроились, проехав метров 300 по старой дороге лесорубов. С шоссейки нас было не видно. Вокруг маленькой полянки столпились высокие строгие ели. И это укрытое от посторонних глаз место показалось нам удачным прибежищем.
Сварили макароны с тушенкой, поели плотно и пораньше отправились спать, чтобы завтра поскорей попасть на точку. Гога признался, что координаты красной строкой пульсируют у него в голове, и ему будет трудно спокойно дождаться утра.
Впрочем, спокойному сну не способствовал и отчаянный визг, раздавшийся едва мы залезли в спальники.
— Что это? Это свинья? — прошептала я. — Где-то там, возле вырубки?
— Ну, может, лесорубы решили шашлычка поесть, — успокаивающе сострил мой товарищ и начальник.
— Нет, Гога, нет! Это поросенок. Точнее, кабаненок. Попался волку, скорей всего… Это крик ужаса!
— Откуда здесь волки? — хмыкнул он.
— А кости? Вспомни, когда палатку ставили и разводили костер, рядом видели раскиданные кабаньи кости, старые уже…
— Ну, может, это работа браконьеров? — предположил Гога.
— Хочешь сказать, они отстрелили кабанчика и здесь же его сожрали?! Как ты себе это представляешь?
— Никак! — буркнул Гога. — Но у нас есть неприятность посерьезнее: мы проглядели, что рядом с палаткой целых два муравейника. Думаю, утром их обитатели дадут о себе знать.
И, как всегда, он оказался прав: утром, когда наспех пили кофе с уже зачерствевшими московскими булочками, муравьи полностью колонизировали нас. Они были повсюду: на одежде и под ней, в обуви, в пакетах с едой, в чашках… К счастью, они не кусались, однако скоро вывели нас из терпения. Лагерь мы назвали «Муравьиным» и решили, если главная точка нашего маршрута окажется перспективной, непременно перебраться отсюда в более спокойное место.
Ухабистая дорога — ну не принимает земля российская асфальт! — привела нас к искомой точке. Это была совсем небольшая полоска леса над рекой. Речушка, быстрая и глубокая, но шириной не более 5 метров, поражала прозрачностью и чистотой воды. С берега видно было, как стоит в омуте рыба. Впрочем, нам некогда было отвлекаться на все эти красоты и чудеса: навигатор упрямо вел нас к точке. В лесу сочетались странным образом крупнолистные липы и раскидистые сосны, а их стволы были сплошь увиты хмелем. Высокий берег реки, с достаточно плоской вершиной, вездесущий хмель, который часто является признаком былого жилья, — да, все говорило в пользу того, что здесь мог стоять какой-нибудь барский или на худой конец купеческий богатый дом. Тем более что на другом берегу реки начиналось достаточно древнее и богатое село.
Гога включил металлоискатель, тщательно ощупывал катушкой каждую пядь земли. Ни звука. Он приближался, медленно водя прибором, все ближе к точке, наконец опустил глаза к навигатору и сказал: «Это здесь!» И двинулся концентрическими кругами, терпеливо исследуя катушкой землю… Мгновения напряженного молчания. Кажется, даже птахи в лесу притихли. Сигнал! Хороший сигнал на цветной металл… Лопата как в масло вошла в мягкую землю, взъерошила ее, приподняла крупный квадратный кусок, откинула… и глазам нашим предстала пивная пробка. О, эта вездесущая пивная пробка! Ее находят и в Гоби, и в Сахаре, и даже в Антарктике! Без преувеличения — пивная пробка покорила мир.
Прикурив сигарету, Гога продолжал водить катушкой, пока не обшарил пространство вокруг точки координат по десятиметровому радиусу — во все стороны. Мне стало грустно. Досадно. Обидно за шарик. И я злилась на Гогу: зачем потребовал такой эксперимент?!
А он вдруг срывающимся голосом произнес:
— Смотри!
— Что? — раздраженно повернулась я.
— Да наверх посмотри!
На толстом сучковатом стволе столетней сосны прилепился большой зеленый ящик. Нет, это не было ожидаемым барским или купеческим кладом! Но в такие ящики прячут оружие, например. Да мало ли что ценное могло быть тут заныкано?..
— И ведь в точности совпадает по точке координат… — изумленно прошептал Гога.
А я вглядывалась в ящик, пытаясь понять, что с ним не так?! И где я это уже видела? И вспомнила.
— Гога, слышь, дорогой! Насколько я могу судить, это улей.
— Как улей? — Гога уже подтянул свое гибкое сильное тело к первой толстой ветке, встал на нее, распрямился и осторожно, цепко двигался дальше. — Какой еще улей?!
— Да обычный, — печально констатировала я, — для диких пчел…
В этот момент Гога приблизился к ящику. Он застыл, помолчал и разочарованно протянул:
— Ага. Леток вижу. И гул стоит.
— Слезай, — шепотом попросила я, — слезай скорей! Закусают!
Мы не знали, смеяться или плакать, благодарить ли мой синий шар или обижаться? Почти 300 километров мы проехали к точке, по ясновидению выбранной на карте, в поисках клада или нычки. А тут?! Какой-то хитрый человек решил приручить лесных пчел, сделав им улей, чтобы потом лакомиться целебным медом. И ведь он спрятал свой улей весьма успешно: даже тропинка к нему была старательно замаскирована! Мы ее только на выходе смогли обнаружить. Но тут меня осенило: но ведь этот улей — это нычка! То есть мой синий шар меня не обманул. Нет, все-таки это всего лишь улей… Понимаете, улей с пчелами дикими, а не клад! И значит, мы с Гогой все же обмануты…
Уже в лагере, собирая нехитрые походные пожитки и попивая на дорожку крепкий чай, мы с ним вздыхали:
— Надо же — улей! И стоило столько времени потратить...
— Нет, это нычка. Реальная.
— Ага. Только надо помалкивать об этом, а то коллеги засмеют…