Анна снова убаюкивала медвежонка. Снова и снова, на протяжении уже нескольких ночей. Выпадая из реальности, она тихонько мурлыкала колыбельную тому, кто много лет охранял сон её ребёнка.
Мишутка никогда не канючил, не топал ножками, как другие ребятишки, выпрашивая игрушки, а этого медвежонка бережно взял в руки с полки в магазине, трепетно обнял и посмотрел на родителей таким умоляющим взглядом, что те, не раздумывая, заплатили за плюшевого друга. Друг Лёха был изрядно «побит» жизнью, потёрт в нескольких местах, не раз тонул в пруду на даче, когда Мишутка учил его плавать. Вместо оригинальных глаз у Лёхи давно были пришиты пуговки, но ценности и значимости медвежонок не утрачивал никогда.
Гоша проснулся среди ночи, словно от того, что кто-то легонько тряс его за плечо. Жены рядом не было. А из детской лился тёплый свет и слышалось едва различимое пение, больше похожее на сдавленный плач. Картина была всё той же, из ночи в ночь. Аня сидела на кровати сына, баюкая медвежонка, а по всему покрывалу были разложены фотографии Миши, совсем маленького, делающего первые шаги, строящего смешные рожицы, первоклассника, с огромным букетом гладиолусов, почти в полный рост гордого собой ученика, подростка, с улыбкой до ушей, победителя соревнований с кубком в руках и, наконец, красавца-выпускника школы. Георгий уже знал, что просьб и уговоров Аня просто не услышит, он быстро оделся и вышел на лестничную клетку. Заспанная соседка, Тома, открыла свою дверь почти сразу, словно ждала звонка в час ночи. Лишь взглядом спросила: - «Опять?» и, увидев такой же безмолвный кивок, торопливо завязала халат, накинутый на ночную сорочку. Собрав ампулы и шприцы, она направилась вслед за Гошей. Аня не сопротивлялась, нет, последние девять дней и ночей она жила, как спала. Муж купал её, словно маленькую, переодевал, расчёсывал, пытался влить ей в рот хотя бы пару ложек бульона, только всё земное, повседневное, враз превратилось для неё в никому не нужную суету. Тома, сделав безучастной соседке укол, помогла Гоше уложить её в постель.
- Гош, мы сами её не вытащим, - заговорила она, прикрывая дверь в спальню, - Я настаиваю на реабилитационном центре.
- Психушка? – Георгий потёр сжатые веки пальцами, толи сдерживая боль, толи пытаясь удержать подступившие слёзы.
- Не совсем, - Тома тронула его за запястье, заглядывая в глаза и определяя, нужна ли помощь, - Центр - филиал психиатрической больницы, да, но там реально помогают в подобных ситуациях на дневном стационаре, при этом не ставя на учёт. Я договорюсь, Гоша, другого выхода нет.
Он кивнул, давая соседке добро, понимая, что и сам не переживёт ещё одной потери. Поблагодарив и проводив Тамару, Гоша тяжело осел на пол, здесь же, в коридоре, привалившись спиной к входной двери и уронив голову на руки. Он так долго носил боль в себе, не давая ей вырваться наружу. На следующий, после ТОГО дня день, его отражение в зеркале изменилось почти до неузнаваемости. Голова враз побелела, словно кто-то за ночь тайком выкрасил его волосы. Но окончательно провалиться в отчаяние он не мог. Аня. Его Анечка, словно потеряла рассудок, то молча раскачиваясь, то тихонько скуля с любимой игрушкой сына в руках. Она почернела лицом и, будто растаяла, мгновенно исхудав, напоминая живой труп. Живой! Это главное! И он не даст ей погибнуть.
Анечка и Гоша познакомились в институте. Какая там искра?! Это был самый настоящий электрический разряд! На мгновение в аудитории даже замигали лампочки. Через год они поженились. Ещё через три родился Мишутка. У них была просто удивительная семья. Даже житейские трудности и бытовые проблемы их не раздражали. Поссориться? А зачем? Единственное, что наводило на грустные мысли – невозможность родить ещё детей. Как-то не получалось. Ну да ладно, кому-то вообще не суждено познать счастья материнства и отцовства. Сынок привносил в их жизнь исключительно радость. Умница! Красавец! Спортсмен! Он стал плавать тогда же, когда и пошёл, вода была его стихией. Подростковые проблемы, о которых наперебой рассказывали друзья – полная ерунда, все вредные привычки отсекались Мишей по его собственному убеждению, а вести себя непотребным образом, тем более, с родителями, он считал ниже собственного достоинства. А ещё он никогда не дрался. Совсем никогда. Обладая таким даром убеждения, что даже совсем «отпетые» искренне уважали парня. Закончив школу с золотой медалью, Миша решил поступать в институт в областном центре. Перед отъездом он кружил маму, хохоча и уверяя, что теперь пришла его очередь носить её на руках. Папа им очень гордился. Он поступил! На экзаменах подтвердив все школьные оценки. Тётечки на переговорном пункте улыбались, поглядывая на красивого парня, радостно кричащего о своих успехах в телефонную трубку невидимым им мамочке и папе, воспитавшим, сразу видно, отличного сына. До поезда оставалось несколько часов, завтра утром они вместе отпразднуют победу! А пока, на пляж, июнь выдался чрезвычайно жарким. Вода была его стихией. Она его и поглотила. Ноги свело судорогой. Вытащили его быстро, но не на столько, чтобы спасти. Лейтенанту милиции, позвонившему со страшной вестью, ещё долго слышался душераздирающий крик матери.
Гоша даже не подозревал, что у его сына было так много друзей. Рыдающие девочки, сжимающие до боли челюсти мальчики, общее горе «выкрасило» их одежды в чёрный цвет. Миша не любил чёрного цвета. Он был таким ярким, его сыночек, как цветы, много цветов, море, покрывшее в несколько слоёв последнее пристанище их с Анечкой смысла жизни.
Спустя две недели в реабилитационном центре Анна смогла различать людей по лицам, отличая врачей от пациентов. Ещё через две стала улавливать суть тихих разговоров. Вот ту чернявую женщину бросил муж. Эту, маленькую и худенькую зовёт на тот свет недавно умершая мама. Пухленькая блондинка потеряла работу и растерялась по жизни. Каждого привела сюда своя беда вселенского масштаба. Анне казалось, что на ней больше не осталось живого места от уколов. Но физическая боль была куда легче душевной. Если она ещё осталась, та душа, разорвавшаяся в клочья жарким июньским днём. Через три месяца её выписали. Гоша настоял, чтобы она вернулась к работе. Замыкаться в себе он ей не давал. Говорят, время лечит.
- Гош, может мне, конечно, кажется, но…- Аня поутру вышла из ванной, бледная и растерянная.
- Анечка, что случилось, - подскочил к ней муж.
- Кажется, я беременна, - прошептала женщина.
Женечка родился крепышом. Очень похожим на Мишутку, но всё же другим, горластым, требовательным, не отпускавшим от себя маму ни на одну минутку. Да и сама Анна буквально растворилась в своём малыше, то прислушиваясь к его дыханию, то придирчиво осматривая пухленькое тельце, то разговаривая с ним, радуясь ответным звукам и улыбке. Она и сама заново училась улыбаться. Да что там улыбаться, жить! Счастье возвращалось в их дом крохотными шажками, подобными тем, что делали маленькие, родные ножки. Женька рос озорником и драчуном, учился легко, но без особого желания. Гоша вовремя направил его буйную энергию в мирное русло, отведя в секцию единоборств. Строгая дисциплина и, конечно, тренер, сделали своё дело. Родители гордились сыном.
Риточку, славную девочку, Женя привёл в родительский дом рановато, в девятнадцать лет, но Анна с Георгием приняли её сразу, как родную дочь. Чувства между детьми были такими же трогательными, как когда-то их собственные. Через полгода, светящаяся от радости Риточка, сообщила, что ждёт сына. Она была уверена, что это именно сын. Малыш родился в срок, но тут же невольно заставил поссориться собственных родителей.
- Мам, Рита хочет назвать сына Мишей, - сообщил Женя, навестив жену в роддоме.
- А ты не хочешь? – улыбнулась ему Анна.
- Так говорят же, что это плохая примета, - удивился новоиспечённый отец.
- Слышала я такое, - вздохнула мама, - Но решение принимать вам.
Рита стояла на своём.
- Мам Ань, - робко заговорила девочка, когда Анна пришла её проведать, - Только не подумайте, что я сошла с ума. Мне Миша снился. Ваш Миша.
Анна вздрогнула, и улыбка сползла с её лица. Ей самой Мишутка почти не снился.
- Это он просил назвать малыша Мишей, - обняла женщину Рита, - Сказал, что всё будет хорошо. Ещё про Лёху какого-то говорил, только я не поняла ничего.
Анна быстро стёрла со щеки предательскую слезинку и, улыбнувшись, кивнула.
Маленький Мишутка сладко посапывал в кроватке, когда мама, папа и бабушка с дедушкой, налюбовавшись на своё сокровище, тихонько вышли из детской. И только старичок Лёха, заботливо подреставрированный бабушкой Аней, остался сидеть у изголовья кроватки, охраняя сон друга, своим рождением вдохнувшего и в его жизнь новый смысл.