Найти в Дзене

Ведьмёныш. В тайге. Про машинки, про страх и про знакомство с домовым

глава 8 / начало

Я глянул на девочку. Она сидела у кровати, держась за голову. Подошёл к ней, спросил.

- Что? Плохо? На улицу тебе надо. – Я помог Олесе встать , вывел на улицу, усадил на лавку.

- Всё? Отмучилась? – Я кивнул. Олеся набрала в грудь воздуха и запричитала. - Бабуленька! На кого ты меня покинула! Кому я сиротинушка нужна буду! Делать мне теперь чего! – И так же внезапно прекратила причитать. Посмотрела на меня заплаканными глазами, шмыгнула носом и проговорила, — На похороны придёшь?

- Для чего? Я не знал её. – Пожал я плечами.

- Проверить, что у могилы осталась. Боязно мне. Вдруг приходить будет.

- Я отпустил её. Не будет приходить. Если только во сне. Но тогда я не помощник.

- А мальчишка твой? Дед Кузьмич сны трактовал хорошо. Люди к нему только за этим ездили. – Олеся поднялась и встала рядом со мной. – Понятно теперь, о чём бабка говорила, — Олеся прищурилась глядя на меня. - Вот ты, какой ведьмак.

- И какой?

- Вокруг тебя красное с золотым сияние. Я у людей то видела. Жёлтые, голубые. Вместе боли красные сияния. А ты весь красным светишься. Но не боль. Другое красное. – Олеся опять уселась на лавку, схватилась за голову.

- Болит, — Она молча кивнула.

- Пройдёт. Это временно. Сила сопротивляется. Ваши как? Не отберут у тебя силу? – Поинтересовался я.

- Кто их знает? – Пожала плечами девчонка. - Ведьмы. В глаза одно, за глаза другое. Я с вами пока буду. – Решительно встала она с лавки.

- А покойница? – Удивился я.

- Всё одно к вам идти. Тарелка спутниковая только у Кузьмича. Позвонить надо. Вот пенсионный обрадуется. – Олеся шла рядом и спокойно обо всём рассказывала. – Ей по паспорту то сто два года.

- А по жизни?

- Четыреста восемьдесят. Бабка говорила, что если бы раньше поняла, что она ведьма, так ещё бы молодой была. Она в сорок лет только разобралась, что кости умеет хорошо лечить.

- Костоправом значит была. – Уточнил я.

- И не только. Переломы видела, лучше любого рентгена. Врачи от человека отказывались. А она бралась, делала. – Объяснила Олеся.

- Тебя научила?

- А то! Но я не только кости вижу. Ещё и внутренности. Меня бабка анатомию на зубок заставила учить. – Олеся вздохнула. – То есть заставляла.

- У вас ковен есть? – Спросил я. Мне совсем не хотелось с местной верховной ведьмой встречаться.

- Блин, — Олеся закрыла глаза рукой. – Ещё и ковен. Ехать надо сообщать. Баба Хрыстя меня с Ольгой Александровной познакомила уже. Ну, как-нибудь. Оформлю самозанятость, буду лечить помаленьку и в ковен взносы платить. Блин, проблем то сколько.- Олеся опять схватилась за голову.

- Не боишься идти в логово к ведьмакам? – Поинтересовался я.

- Нет. Предрассудки, какие-то. Может раньше, и воевали ведьмы с ведьмаками, а сейчас не так. Я и с Кузьмичом дружила. Правда всегда от бабки получала за это. Он меня знаешь, сколько чему научил.

Так за разговорами мы и дошли до, теперь уже, Минькиного дома. Во дворе никого не было. Олеся смело двинулась в дом. Вообще по виду дом Кузьмича был самый богатый. Крыша крыта железом, окна пластиковые. Крыльцо поликарбонатом накрыто. В дом мы вошли так же, как и к бабе Хрысти, через двор. В нос ударил запах свежего навоза. Я осмотрелся. Двор большой, напротив крыльца, через двор, три двери. Слышно, что квохчут куры. Кузьмич держал скот?

- Олеся, а что, здесь курочки есть.

- И не только. Вовочка всех молоком снабжает. Коровка у него и поросёночек. – Ответила девушка, заходя в дом. – Значит, Вовочка, я почесал в затылке.

С опаской зашёл в дом, ожидая встречи с Вострухой. Нет, всё обошлось. Открывая дверь в дом, поздоровался с домовым.

- Здравствуй хозяин. Не по своей воле здесь, по воле Богов. – Я поклонился.

- Ну, хоть кто-то традиции соблюдает, а то припёрлись. Ни слова, ни полслова. – Раздалось ворчание за моей спиной.

- А чего же Воструха не встречает? – Спросил я, у домового рассматривая его. Классический домовой. Как любят себе воображать люди. В лаптях, в душегрейке, в латаных штанах и вышитой рубахе. Я усмехнулся.

- Так холост я. Меня хозяин привёз. Сам переезжал и меня привёз. А теперь значит, смена хозяина у меня? – Домовой наклонил голову на бок, рассматривая меня.

- Не я твой хозяин. Вон, молодой. Я так в гости.

-- А Вовку значица вон. Выселять будете. Жаль. Хозяйственный. Легко с ним. – Домовой вздохнул.

- Да мы с ним и не знакомы. Чего сразу вон-то? – Возмутился я.

- Так иди знакомься. – Толкнул меня домовой и я, как пробка влетел в дом.

- Ты чего? – Удивился Минька. – Мы Воструху не встретили.

- Нет её здесь. Я с домовым познакомился. В отличие от тебя. – Буркнул я и осмотрелся. Первое, что бросалось в глаза, это большая печь справа. С огромной припечкой, на которой свободно мог лечь взрослый человек. Комната светлая, в четыре окна. За печкой дверь в другую комнату. Я прошёл туда. Эта комната была чуть меньше первой. В ней находились две кровати, шифоньер и комод. Который стоял между двух окон. Между окон висело огромное зеркало, красиво украшенное вышитыми рушниками. На кровати лежал Вовочка и рыдал. Я присел рядом с ним.

- Он быстро умер. – Начал я. – Если тебе от этого будет легче.

- Не легче, — замотал головой мужчина. – Я только жить начал. Семья появилась и опять. – И он разрыдался как ребёнок.

Я обратил внимания на коробку с игрушками. У Кузьмича были дети? Олеся мне ничего не говорила. Я встал, вернулся в соседнюю комнату.

- Олеся, — обратился я к девушке. – У Кузьмича были маленькие дети?

- Нет. С чего такие выводы? – Удивилась девушка.

- Так машинки, — я взял со стола одну из них. На радиоуправлении.

- Так это Вовочкины. - Сказала Олеся и умолкла, будто это могло нам, что-то объяснить

- И? – Подбодрил я её.

- Ах, вы же не знаете. Вовочке в душе десять лет. Это он с виду совершенно взрослый. А так сущий мальчик. Но по дому и в сарае, и во дворе, делает всё только Вовочка. Кузьмич его семь лет назад привёз. Говорит, встретил в Барнауле. Он плакал. Мальчишки его с собой играть не брали. Я и думаю. Дети в машинки играют, а тут дядька подходит, и поиграть просит. Он там, в Барнауле, с бабушкой своей жил. В квартире. Она умерла, а Вовочка один остался. Рад был, что Кузьмич его к себе забрал. Папой его звал. Продолжение