- В нашей деревне была девочка Лëка. Ну как девочка, когда я родилась, ей было около 20 лет.
Её любили мама и папа, её любили все взрослые в нашей деревне. Но обижали дети.
Дети собирались стайками, кто-то кидал камни, кто-то обзывался. Лëка детским голосом, пыталась выговорить : Ну ребята, не надо.
Чем ещё больше веселила толпу. Дети кричали: Говорить не умеешь, а пора бы научиться.
Или же просто просили её что-то сделать. Подманивали конфетами, печеньками. Потом бросали на землю. Лëка доверяла детям, и пыталась сделать о чем просят. Родители учили девочку ценить, что имеешь. Еда для неё было что-то священное, ребята об этом знали, знали, что она поднимет с земли и положит бережно в карман.
Однажды я попала в такую толпу детей. Лëка шла по дороге, как обычно сложив ручки за спиной. Мы её догнали и мешали пройти дальше.
Кто-то толкал её в спину, кто-то говорил обидные слова, вынуждая её отвечать.
И я помню как встретилась с глазами Лëки. Мне было от силы лет 11. Но я понимала, что моё присутствие в этой компании мерзость. С Лëки пытались стянуть курточку, она жалобно смотрела на меня своими кариими глазами, полные разочарования. Лëка не верила, что я с ними. Она привыкла, что моя старшая сестра когда её видит, обнимает, обнимаю и я. Почему сейчас я не обняла? Почему я стою в стороне и смотрю как ребята потешаются. Почему я не с Лëкой?
Я прочитала по её губам: Люба.
Этот случай занозой в моём сердце до конца моих дней. Мне всегда были противны эти кучки, чаще я отгоняла детей от Лëки, и как я могла поддаться стадному инстинкту, я предала мою Лëку. Я захотела быть крутой, как эти ребята, я захотела уважения от них. Но мы разные. В тот вечер я с остервенением отмывалась в ванной. До крови отмывала тело мочалкой. А тогда мочалки были злые, жёсткие. Мне было противно видеть себя в зеркало.
Потом я открылась папе, я плакала навзрыд, я чувствовала себя предателем.
- Папа, как я могла? Она мне верит, она ждала, что я отгоню их. А я стояла и улыбалась. Папа, она смотрела мне в глаза!
Я благодарна отцу за совет, который он мне тогда дал. Попросить прощение у Оли. Оля всё понимает, да ей тяжело говорить, но она не глупая, просто она взрослый ребёнок. Чистый, добрый, наивный ребёнок.
- Она простит, главное, что бы ты поняла, что сделала и больше не делала так. - Закончил папа.
На следующий день я пришла к Лëке домой. Я плакала, я просила простить меня. На что моя Лëка обняла меня, улыбнулась по доброму, прошептав: Люба, моя Люба.
Мы долго стояли обнявшись в коридоре. Мы были одного роста, я стояла и гладила её по голове, желая забыть, что было вчера. Мне хотелось, что бы того дня просто не было в нашей жизни.
Потом я уехала из родной деревни, вышла замуж, родила детей. Однажды подруга детства позвала нас в гости. Встречу назначила в той деревне, где жил её папа.
Я как раз была беременна 3 ребёнком.
Мы подъехали к дому подруги, у подъезда стояла Лëка. Я не могу передать словами, сколько в ней было счастья, когда она меня увидела. Она меня узнала. Лëка ходила тяжело, но тут как пушинка подбежала ко мне, прижалась крепко: Люба, моя Люба!
Она поглаживала мой круглый животик, повторяя: Мама, мамочка.
Муж стоял и не понимал, кто эта женщина, уже с сединой на висках, и столько радости в детских глазах.
Мы сели на лавочку перед домом и говорили. Лëка не выпускала мою руку из своей, пыталась меня о чем то спросить, речь путалась, я половины не понимала, но кивала ей и улыбалась, старалась не переспрашивать, ей было тяжело говорить. Но как же рада видеть тебя, Лëка!
Оленька помнит моих родителей, помнит сестру . Словно всё это было вчера. Когда я её спрашивала о ней, как она поживает?! Она замолкала, пожмёт плечами: "Лëка скучает." - Говорила она.
И я скучаю, девочка Оля, моя Лëка.
Всем желаю добра и оставаться людьми до конца! Чтобы не смывать потом от стыда свою кожу с тела, желая отмыться.