Чермен Хугаев — известный политический деятель, имеющий непосредственное отношение к лучшим годам развития партии Коммунисты России. Сегодня он депутат краевого законодательного собрания, хоть и живет в Москве. Во время февральской сессии «Автографу» удалось встретиться с ним и обсудить острые политические события, происходящие сегодня внутри партии, в Алтайском крае и в стране в целом.
— Чермен Вазноевич, вы живете в Москве, а работаете в Алтайском крае. Как так получилось, и чем вас привлекает работа в нашем регионе?
— Работа в регионах вообще более интересна, чем на федеральном уровне. Когда в 2021 году в АКЗС прошла наша фракция, для нас — небольшой партии, не обладающей какими-то ресурсами, в том числе и финансовыми, и поддержкой государства — это был прорыв. На тот момент у нас сложилась определенная внутрипартийная атмосфера и договоренности. Могу сказать, что на Алтай меня направило федеральное руководство. Честно, я не горел желанием сюда ехать, хоть и знаком с Сергеем Владимировичем Матасовым давно, но комитет не знал. Конечно, мы на своем уровне сделали многое для победы на выборах депутатов, но депутатство в Алтайском крае было не в моих интересах. Далековато. Чисто физически тяжело все время передвигаться из Москвы в Барнаул и обратно. Я понимал, что это будет трудно, и большой объем работы я выполнял из столицы. Но со временем часть меня стала принадлежать Алтайскому краю, поскольку я, конечно, интересовался проблемами региона, участвовал в формировании повестки партии, общался с людьми, вел прием граждан, обращал внимание на их проблемы и трудности.
В итоге наш тогдашний председатель Максим Сурайкин убедил меня, что я должен сюда поехать, чтобы помочь, в том числе, и Сергею Владимировичу. Это сейчас краевой комитет стал обрастать людьми, а когда фракция прошла в АКЗС, это были молодые энтузиасты, которые объехали весь край и которым поверил народ. Они молодые, импульсивные, пассионарные. Именно поэтому сложился такой успех на тех выборах. И надо отдать должное Сергею Владимировичу Матасову, он всячески поддержал мою кандидатуру: пожалуйста, приезжай, поможешь нам здесь. И для меня это определенный опыт тоже. Потому что я состоял в руководстве партии, и это получился такой мостик от краевого комитета к верхушке. Мы понимали, что, в первую очередь, нужно помогать тем фракциям, которые лучше всего себя проявили. Объективно, чтобы не ударить в грязь лицом и делать в закосбрании то, что нужно, нужна постоянная консультативная помощь. А если никто из центра партии не будет этим заниматься и углубляться в проблематику, то никакой работы не получится.
— Недавно в руководстве партии произошли серьезные изменения, вызвавшие конфликт интересов. В чем причина?
— В определенный момент на федеральном уровне в партии произошел некий раскол на старшее поколение и молодежь. И наш председатель Максим Сурайкин всегда пытался подтягивать ту молодежь, которая соображает и хочет работать. Он говорил, что мы должны оставить после себя сильных людей. Рано или поздно мы постареем, поэтому должны воспитывать грамотных и инициативных партийцев. Но определенная группа людей с тревогой отнеслась к назначению молодых людей на какие-то должности. Хотя они получали эти должности, когда уже долгое время осуществляли соответствующую деятельность. И этот конфликт в итоге вышел качественно на другой уровень, плюс амбиции старшего поколения — их представители стали прокладывать дорожки в администрацию президента, а нас и так недолюбливали определенные чиновники. И по большому счету случился классический рейдерский захват партии. В одно утро мы проснулись и из СМИ узнали, что прошел какой-то съезд, на котором сменился руководитель.
— Но ведь когда уходил Сурайкин, он именно вам делегировал свои полномочия. И даже на сайте Коммунистов России была опубликована информация о вашем вступлении в должность. Почему в итоге не вы возглавили партию?
— Хронология была такая. 18 марта мы узнали, что появилось какое-то новое руководство партии. Нам стали звонить все наши первые секретари из регионов и говорить, что их вызывают в местные администрации и заставляют подписать бумаги, что они якобы участвовали в этом несуществующем съезде. И спрашивали: «Что нам делать?». Мы всем отвечали: «Поступайте по совести». И подавляющее большинство сказало, что ничего подписывать не будут. И на них стали давить из-за этого, вроде «вы же здесь живете, вы что, хотите здесь проблем?». У кого-то местный бизнес, кто-то занимается общественными проектами. Ну и кто-то сдался. Хотя есть и те, кто до сих пор не подписал никаких бумаг.
— У нынешнего руководства партии разве есть какие-то рычаги давления на местные администрации?
— Понимаете, у каждого есть свои цели. Мы, партийцы, хотим работать и иметь какую-то определенную власть. Люди в администрациях, — и мы это прекрасно понимаем, — используют нас в качестве пугалки для КПРФ. Я считаю, что у нас более здравые коммунистические идеи, а КПРФ банально вымирает. Ведь мы все помним стотысячные митинги в 90-х на главной площади Москвы. Затем они стали сокращаться до десятитысячных, потом тысячных. И сейчас Геннадий Андреевич Зюганов еле сотню-то собирает. Да и митинги теперь запрещены. И вот он, как Моисей водил 40 лет евреев по пустыне, водит столько же времени своих коммунистов вокруг да около. И ничего не происходит, только люди стареют и умирают.
А что такое Коммунисты России? Это 50 тысяч членов КПРФ, вышедших из партии на протестном настроении, потому что Зюганов в 2004 году включил в партийные списки людей из скандально известного «Юкоса». И тогда партию покинули несколько депутатов Госдумы, два действующих губернатора. Это была целая когорта очень влиятельных людей, которые провели альтернативный съезд и 2/3 голосов легитимным образом сняли Геннадия Андреевича. По всей видимости он успел добежать до руководства страны и убедил его сохранить за собой партию. Ну, а эта группа вышедших людей была амбициозна. Сначала они создали Всероссийскую Коммунистическую Партию Будущего (ВКПБ), но там каждый стал тянуть одеяло на себя, и проект развалился. Геннадию Андреевичу в то время удавалось пресекать регистрацию альтернативных компартий.
Но комсомольцы КПРФ в лице Максима Сурайкина, Ярослава Сидорова, Руслана Хугаева, Константина Жукова и других организовали сначала общественную организацию «Коммунисты России» в 2009 году. Работу этой организации они выстраивали в формате партии, создавали реготделения, но гослицензию не оформляли. А когда случилась Болотная, власть упростила схему легализации партий. И Геннадий Андреевич проглядел, как мы зарегистрировались. А у нас всё давно было готово, в каждом регионе были представительства, и получение лицензии было делом нескольких формальностей. И мы провернули это буквально за две недели. А потом Зюганов стал говорить, что не знает никого из нас, хотя с каждым был знаком лично. И с тех пор в КПРФ началась текучка. К нам переходили целыми обкомами.
Очевидно, есть напряженные отношения между двумя коммунистическими партиями, есть плагиат идей. Например, на последней сессии АКЗС представители КПРФ выразили свои мысли по поводу возвращения полномочий депутатам по утверждению плана приватизации объектов государственной собственности. Но это же мы предложили еще год назад. А нас тогда никто не поддержал. И у нас возникает резонный вопрос. Да, мы морально поддерживаем эту идею, поскольку сами ее предложили. Но как мы можем вас поддержать на голосовании в АКЗС, если вы нас тогда проигнорировали, а теперь выдаете наш проект за свой?
Отвечая на ваш вопрос, скажу, что наша партия нужна местным администрациям, поэтому, грубо говоря, да, рычаги давления так или иначе имеются, и наше руководство может каким-то образом продвинуть свои интересы.
— Почему вы не пошли путем внедрения в КПРФ и омолаживания партии?
— Потому что нас никогда не воспринимали там всерьез. Они страдают политическим снобизмом. Мы видели, как работает руководство. Геннадий Андреевич – мудрый политик. Но его мудрость основана на личных интересах. Мы прекрасно помним, как он сдал выборы в 1996 году, об этом все знают. И как после этого можно бороться — под крылом человека, который изначально бороться не предполагал? Это тупиковый путь. И мы поняли, что он не наш.
— Как вы считаете, успех партии в нашем регионе – это тот самый процесс отъема голосов у КПРФ, или все же в сибирских регионах действительно есть тренд на возвращение коммунистических идей?
— Я вам сейчас скажу непопулярную в коммунистических кругах вещь. У нас не принято так говорить, но левая повестка — самая популистская. Каждый хочет все отнять и поделить. И да, мы, конечно, оцениваем историю большевизма как хорошую. Ведь именно большевики собрали расколовшуюся Империю и превратили ее в великий Советский Союз. Но мы выступаем не с той позиции, что не весь этот полезный опыт советского времени нужно брать и использовать. Там тоже была куча ошибок и сложностей. Например, Ленин в свое время говорил, что нужно работать с мелкой буржуазией, но почему-то эти моменты перестали учитывать после смерти Сталина. Ведь до этого у нас были частные артели, мелкие производства. И было понимание того, что госплан не должен выяснять, где в каком маленьком поселке сколько пар обуви пошили. Ведь это бюрократический идиотизм. Советский Союз — это огромная 1/6 части суши, и государство не может это все спланировать. Отдайте частнику возможность определять, какая обувь в мелком поселке нужна и кому, сколько человек нужно постричь в конкретной парикмахерской. Такие вещи определяются самой жизнью, а не планом. Поэтому в определенное время советская власть себя дискредитировала. Но у нее были и очень полезные вещи. Например, номенклатурная система в вопросе подготовки и развития кадров. То есть человек знал, что если он не берет взятки и хорошо работает, то он гарантированно через три года получает повышение зарплаты, социального статуса и, само собой, должности. А сейчас что должен сделать молодой человек, чтобы избраться депутатом? Или если он идет работать в госкомпанию, как ему надо упахаться, чтобы стать директором или топ-менеджером? Даже если ты будешь семи пядей во лбу, у тебя нет никакого социального лифта и возможностей роста, если, конечно, ты не чей-то родственник, друг или сват. И по этому поводу у государства нет никакой идеологии и пропаганды, а есть только успешные голые девки в телевизоре. Естественно, девушки будут думать: надо раздеться — и всё будет хорошо. А теперь еще и парни начали раздеваться. Мы должны определить для себя, кем мы будем завтра. Кто эти дети, которые сегодня растут, и что мы им должны дать, чтобы они выросли хорошими людьми. У нас же об этом вообще не говорят. По федеральным каналам идет критика всего и вся, но мы не говорим о самих себе. Вот в чем проблема.
— В какую сторону вы планируете развивать идеологию внутри партии?
— Мне кажется, сейчас максимально не хватает социальных прав. В советское время были государственные институты. А что удалось сделать Путину с начала 2000-х, так это только выстроить вертикаль власти. Да, тогда это было жизненно необходимо, потому что все сыпалось, не было никакого исполнения решений. И он в этом вопросе провел колоссальную работу. Но горизонтали власти, общественных институтов, которые и обеспечивают эти горизонтальные связи, их нет. Условно говоря, вы заходите в подъезд, и у вас не горит лампочка, вы обращаетесь к главе управы. И если он хороший человек, то через час будет бригада, которая все починит. А если он болван, то у вас ничего не будет. Так почему вы должны зависеть от одного человека и его моральных качеств? Должен работать институт, который будет обеспечивать ваше право на светлый подъезд. Это должно работать независимо от главы управы. И в советское время это частично реализовывалось.
Да, к любой идеологии можно придраться, и людей всегда разделяли и сталкивали. Но есть ведь какие-то морально-нравственные основы. В советское время неприлично было в публичном месте обозвать человека плохим словом. С человека бы за это спросили, был бы скандал. А сейчас это сплошь и рядом. Поэтому мы нашим молодым товарищам сперва прививаем морально-нравственные основы, потому что с них все начинается. И когда человек хорошо воспитан, он хорошо относится к себе и к тем, кто его окружает. Вот таких людей можно допускать к общественной работе и понимать, что они дадут результат.
— В свое время, когда большевики пришли к власти, они нивелировали значимость церкви. Сейчас же у РПЦ очень большое влияние, в том числе и на политические процессы. Как современные коммунисты к этому относятся, и какие у вас взаимоотношения с церковью?
— Я считаю, что перегибов не должно быть ни в одну, ни в другую сторону. Россия всегда была верующей страной, но в то же время светской. И конечно, церковь не должна вмешиваться в вопросы, например, капитального ремонта. И когда я читаю интервью нашего патриарха Гундяева, где он комментирует какие-то хозяйственные вопросы, мне это непонятно. С другой стороны, когда идеология государства — делать деньги, то это, к сожалению, влияет и на базовую религию, а она сейчас претерпевает и так не самые лучшие времена. У большевиков, конечно, были перегибы. Но в тот момент, когда уже Сталин взял на себя руководство, он с пониманием относился к тому, во что люди веруют. Особенно в критический момент. Вспомните обращение Иосифа Виссарионовича: «Братья и сестры…». Когда началась война, руководство страны увидело сердцевину вопроса, и вопрос веры упускать нельзя. Невозможно запретить людям верить. Но и пропагандировать конкретную религию тоже нельзя, ведь у нас многонациональная и многоконфессиональная страна. Если человек сам себе какие-то вопросы задает, он должен найти ответы. Он должен иметь возможность прийти в храм или мечеть. Но заниматься пропагандой веры неправильно. Все должно исходить из семьи.
— Коммунистов традиционно поддерживает старшее поколение, пенсионеры, которые застали то время. Насколько вам, молодым коммунистам, близки и понятны проблемы этого поколения? Есть ли внутри партии идея наставничества от старших коммунистов?
— Конечно, мы же сами дети этих людей. И мы понимаем, что они ностальгируют небезосновательно. Я родился на закате советской власти и только по книгам и фильмам могу судить, как это все происходило. А они видели коммунизм своими глазами. И когда государство в лице крупных чиновников заявляет, что страна людям ничем не обязана, что мы должны все сами, возникает вопрос: зачем нужен такой государственный аппарат, если он не обеспечивает человека элементарными вещами? Образованием, здравоохранением, да просто безопасностью. Меня государство банально не может оградить от спама. А ведь это тоже элемент безопасности. И всяческих проблем с каждым годом становится все больше. И не только у старшего поколения. Они общие.
Те принципы, на которых зиждилась коммунистическая партия Советского Союза, они нуждаются в реформах, их нужно перекладывать на современность. Когда школьники выходили в поддержку Навального, они спустя время начинали «въезжать» и понимать, что им это на самом деле чуждо. К нам в Москве приходили молодые ребята тик-токеры, и я у них спрашивал: ребят, ваш контент – полная фигня, вы не думали немного подколоть власть и ее решения? Попробуйте над этим посмеяться креативно. И если вот так молодежь натаскивать, позволять им вникать в политические процессы, то я вас уверяю, сторонников левых идей станет намного больше. Просто этим нужно заниматься.
— С какими проблемами вы сталкиваетесь во время работы в АКЗС?
— Основная проблема заключается в том, что я живу в Москве, и мне приходится вникать в местную повестку со стороны. Конечно, те люди, которые живут здесь, они лучше знают край. Но я считаю свою работу полноценной, у меня нет каких-то упущений. У меня есть общественные приемные в Барнауле и Бийске, я встречался с жителями Смоленского, Алтайского районов, Белокурихи. Это населенные пункты моей территориальной группы.
Ну, а про взаимоотношения между фракциями в АКЗС я уже говорил. Партии не поддерживают друг друга, выдают чужие идеи за свои, и это происходит регулярно. Когда к тебе приходит профильный министр и начинает говорить о какой-то инициативе, приходится консультироваться, бегать к руководителям комитетов. Хорошо, что есть люди, которые доходчиво все объясняют и помогают. Все зависит от уровня личной вовлеченности.
— В этом году в Алтайском крае пройдут выборы губернатора. Есть ли у вас соответствующие амбиции? Будет ли партия выдвигать своего кандидата?
— У меня лично никаких губернаторских амбиций нет. Я не вижу себя в этой должности. У крайкома в этом вопросе пока конкретного решения нет. Но я считаю, нам нужно предлагать свою повестку и свою кандидатуру. Напомню, у нас сейчас непростая ситуация в партии, но любая партия должна быть политически активна на всех выборах. И раз уж нас демократия в стране, то у общества должен быть выбор. В конце концов, у нас есть представление о том, как должен развиваться регион, и оно должно быть воплощено в каком-то человеке. А кто это будет, мы еще подумаем.
— Какие политические события в регионе вы прогнозируете на ближайшее время?
— К сожалению, уже сейчас мы видим грязные методы. Например, черный пиар, который льется на действующего губернатора. И это несправедливо. Если у тебя есть претензии к работе человека в его должности, то ты должен спрашивать с него, как с губернатора. А личное – это личное. Но, скорее всего, подобные атаки еще повторятся. Хотя я считаю, что такие технологии давно себя изжили. Губернатор должен быть эффективным чиновником, отчитываться перед своим руководством, иметь богатый административный ресурс.
Что касается предвыборной гонки в других партиях, то заметна активность КПРФ, они стали активнее критиковать Виктора Петровича Томенко, вроде как определились со своим кандидатом. Но у них тоже произошел свой раскол. Мария Прусакова и Анжелика Глазкова делят шкуру неубитого медведя. И это выглядит весьма комично.
— А в стране, в целом?
— Сейчас у России есть уникальная возможность сделать качественный рывок вперед и наконец-то избавиться от изжившей себя элиты в финансовом и денежно-кредитном секторе. Этой возможностью мы обязаны воспользоваться. Есть люди, которые хотят работать и быть полезными. Но в коридорах верховной власти их нет. Сегодня не развивается производство ввиду отсутствия дешевого кредита. А дешевого кредита нет, потому что Центробанк реализует все предписания Международного валютного фонда. Из-за этого затушевывается все наше развитие, хотя у нас для этого есть все ресурсы. Наша партия и я лично будем делать все, чтобы Россия наполнялась соками.
Мы ждем изменений и в налоговом законодательстве. Сейчас оно у нас грабительское. Ведь если в отношении какого-то предприятия начинается серьезная проверка, то у всех его контрагентов по цепочке тоже замораживаются активы и арестовываются счета. А если у человека есть инвестиционный проект, то даже двухнедельная задержка будет для него губительной.
— Не так давно вы вернулись из зоны СВО. Какую работу вы там вели и что видели?
— У меня там сейчас много родственников, погиб брат. Я считал своим долгом поехать туда и своими глазами увидеть, что вообще происходит. Когда я туда поехал, были закрыты границы, и возникали сложности с передвижением. Я побывал в августе в Мариуполе, Донецке, Луганске, в расположении нескольких частей. Мы привезли квадрокоптеры, газовые горелки. Мне повезло, я смог это реализовать. Мои товарищи – военные адвокаты, а я в свое время работал в следственном комитете, и они меня взяли с собой в качестве консультанта.
В этой поездке я еще раз убедился, что, например, в том же Донецке молодых людей не осталось вообще. Они либо сбежали, либо воюют. Мариуполь был похож на пепелище, особенно в районе «Азовстали». Там не осталось ни одного уцелевшего дома. Воронки от снарядов — метров десять в глубину и около 15 в радиусе. Это нужны авиабомбы, наверное, чтобы так изрыть местность. Люди, которые там оставались, по большому счету бомжевали. Жилые дома изрешечены снарядами, в них не было ни окон, ни дверей. И местные жители искренне не понимали зверства ВСУ, почему они себя так вели. Говорили: «Мы ведь в одной стране живем, но мы для них всегда были чужими». А когда я у них спрашивал, разве они не замечали откровенных нацистских настроений во власти, они отвечали, что никто им не может запретить говорить на русском языке. Казалось, что это их лично никогда не коснется. К сожалению, большинство людей мыслят именно так.
А сколько там было гонений на тех, кто противодействовал этому режиму, сколько журналистов убили. Наш друг Андрей Манчук сам с Западной Украины, но он самый настоящий патриот России, так ему сожгли там дом, но мать еле увез. А это было еще году в 2015-м. И все, кто пытался бороться, были вынуждены уехать, или их убили, или они сидят в тюрьме. А простые жители грудью на амбразуру не пойдут. У них дом, семья, работа.
— Сейчас есть тенденция среди депутатов на поездки в зону СВО. Каждый депутат считает своим долгом побывать там. На ваш взгляд, почему это происходит, и как вы к этому относитесь?
— Это опять же зависит от морально-нравственных качеств человека. Кто-то едет туда, исходя из карьерных целей, а кто-то — из патриотических соображений. Нужно смотреть на каждого конкретного человека. Депутаты ведь тоже разные бывают. Есть грамотные профессионалы, которые разбираются не только в политике, но могут и применить другие свои навыки, а есть случайные люди, которые не чураются никакого пиара.
Я вообще думаю, что у депутатов есть прямые обязанности, и именно их нужно хорошо исполнять. Да, если у тебя есть личная потребность посетить зону СВО, тебе никто не запретит. Но каждый человек должен заниматься своим делом.
Интервью: Иван Маркер, фото предоставлены героем публикации, Олег Укладов, АКЗС.
