В таких простых удовольствиях незаметно пролетает лето. В августе на деревьях кое-где появляются жёлтые листья.
– Вот и осень, – вздыхает бабушка.
– Бабушка, какая осень? – возмущаюсь я. – Ещё двадцать дней до неё! Это ж очень много!
– Это тебе только кажется, что много, – отвечает бабушка.
И действительно, мне только так казалось. Почему всё самое лучшее так быстро заканчивается? Очень обидно.
Вихрем проносятся последние дни каникул. В конце месяца Наташу увозят домой, во Владивосток. Саша и Витя уезжают с тётей Аней ещё раньше. Они живут в Амурской области, в Белогорске. Там служит их отец.
Непривычно тихо становится в доме бабушки. Я неприкаянно брожу из дома во двор, всюду натыкаясь взглядом на летние отметины. Вот здесь, на чурке, Саша делал поплавок для удочки. Вот здесь мы с Наташей собирали малину. Под черёмухой собирались все к обеду. Сколько было смеха, шуток, как же было здорово и весело! А теперь остались только бабушка и кот Мурзик. Мне так плохо, что хочется плакать. Бабушка говорит:
– А пойдём в магазин! Я тебе куплю конфет, пряников, посмотрим, что там свежее к чаю есть.
– Ну, пойдём, – соглашаюсь я.
Мы идём в ближний магазин, в народе называемый «лесхозовским». Он находится в минуте ходьбы от бабушкиного дома, напротив конторы лесхоза. В магазине продают и продукты, и другие товары. Справа – продуктовый отдел. Там всегда очередь. В промышленном отделе очереди почти никогда нет. Если мне нужно купить тетради, ручки или куклу, например, я должна сказать об этом любой из продавщиц, она подойдёт во второй отдел и продаст товар. Обычно продавщиц было две.
– Надо тетради купить? – спрашивает бабушка.
– Не надо, мама уже купила по сто штук и в линеечку, и в клеточку.
– Девчата, а какие у вас конфеты свежие? – обращается бабушка к продавщицам.
– А вот, возьмите, тётя Паша, «Школьные» и «Одуванчик».
– Давайте по триста в один кулёк.
Продавщица сворачивает кулёк из грубой обёрточной бумаги, взвешивает по триста граммов конфет, ловко запаковывает его, чтоб конфеты не вываливались, и предлагает:
– А карамели не надо? У нас «Барбарис» очень свежий, сегодня привезли, и «Раковые шейки».
– Ну, давайте, – решительно машет рукой бабушка, как бы говоря «гулять так гулять!». – Тоже по триста.
Когда мы приходим домой и пьём чай с конфетами, бабушка говорит:
– Не расстраивайся ты так. Смотрю, совсем зажурилась. На следующее лето они снова приедут.
– Когда ещё это будет, бабушка!
– Не успеешь оглянуться, – говорит бабушка. – Сейчас пойдёшь в школу, и некогда станет тебе горевать. А если будешь хорошо учиться, папа возьмёт тебя на автобусе во Владивосток в гости.
Папа мой работал водителем большого междугородного автобуса и часто ездил по маршруту «Шмаковский курорт – Владивосток».
Самые красивые георгины из своей коллекции приберегает бабушка к моему первому сентября. 31 августа вечером она срезает их мне в шикарный букет – лотосовидные лососево-розовые и махровые бордовые с белыми кончиками лепестков, сиреневые, похожие на цветы кактуса, со скрученными в трубочку лепестками и крупные, по форме напоминающие пышные астры, пунцового и лимонного оттенков, белые шаровидные помпончики…
Наутро я несу букет в школу, и на торжественной линейке дарю классной руководительнице.
– Это ж откуда красота такая? – удивляется она.
– От бабушки.
– Ну и ну! Целая коллекция!
Это мой звёздный час, в течение которого одноклассники смотрят на меня с завистью. Школьные будни сильно меняют привычный уклад жизни. Мне уже не до летней блаженной расслабленности. Теперь у меня много обязанностей, и у бабушки я бываю намного реже. Но если выпадает выходной, когда я приезжаю к ней, радости моей нет предела.
Особенно я люблю ездить к бабушке с ночёвкой. Тогда мы с ней болтаем обо всём на свете. И самое главное, что я могу у неё спросить про то, как они жили раньше. Она для меня как посланец из прошлого.
– Бабушка, расскажи какую-нибудь страшную историю!
– Да я страшных и не знаю, – пытается она уклониться от вопроса.
– Знаешь! Про парня того расскажи!
– Про какого? – делает она вид, что не знает, о чём речь.
– Про того, которого приворожили.
– А-а, ну слушай.
Мне кажется, бабушка уже смирилась с тем, что мне хочется по нескольку раз слушать одни и те же истории. Я усаживаюсь удобнее на кушетку рядом с ней, и она начинает свой рассказ:
– У нас в деревне, в Иннокентьевке, жил один хлопец. Красивый был, высокий. Невеста у него была. Как идут рядом по деревне – любо-дорого смотреть. Как с картинки.
Я слушаю, замирая от предвкушения самого интересного.
– Ну вот. И понравился он другой девушке. Проходу она ему не давала. А он на неё не смотрит. А у той девушки мать умела ворожить. И решили они его приворожить, чтобы он от невесты своей отрёкся. Как уж они ворожили, не знаю. А только стал он какой-то чумной. Придёт к невесте своей – и не может с ней долго находиться, будто тянет его куда-то от неё. Потом стал ей говорить всякое… Что плохо ему рядом с ней. Душа болит у него. Измаялся совсем. Невеста его все слёзы выплакала. Как подменили хлопца. А вскорости стали люди говорить, что он собирается жениться на той, разлучнице. Их и не видел никто, чтоб они куда вместе ходили. Быстро как-то он женился-то. Невеста его бывшая аж почернела от горя. Смотреть просто страшно было на неё.
Бабушка на некоторое время замолкает, опустив глаза, смотрит куда-то в пол, потом, прерывисто вздохнув, продолжает:
– И вот хлопец этот стал сохнуть. Вроде и болезни нет никакой, а худеет и худеет. Сил у него нет, работать не может. А он один сын был у матери. Всё хозяйство на нём было. Сена накосить, дрова попилять да порубать. Да всё делал по хозяйству. Мамка его водила к бабке, которая ворожила. Та и сказала, что сделано ему.
– Как это «сделано»? – не понимаю я.
– Наворожено, значит. Вот так и извели хлопца эти две змеи подколодные – девка и мать её.
– Бабушка, а зачем его было изводить? Он же и так к ней пришёл, невесту свою бросил.
– Пришёл-то он пришёл – ногами. А душой-то там остался. Не мог забыть невесту свою.
– И чем закончилось? – спрашиваю я, как будто впервые слышу эту историю.
– Помер он вскорости. Двадцать лет хлопцу было.
– Как жалко, – говорю я, и глаза у меня на мокром месте.
– Конечно, жалко. Вся деревня его жалела. А эти две уехали потом. Не смогли людям в глаза смотреть.
– А про лягушек – это правда?
– Про лягушек-то? – переспрашивает бабушка. – Я сама не видела. Я тогда ещё маленькая была. А люди говорили: как помер он, у него из рота лягушки повыскакивали.
– Ой, – я закрываю лицо руками. – Как ужасно, бабушка!
– Испугалась? – обнимает меня бабушка. – Не бойся, то давно прошло всё. Надо было не рассказывать тебе.
Я молчу. Мне уже непонятно, надо ли было слушать про этих гадких лягушек, которые могут теперь ночью присниться.
– А ещё что-нибудь теперь расскажи!
И она рассказывает, а я слушаю и жалею, что нет у меня магнитофона…
Глава 12-я