фантастическая повесть
Анджела Савицкая, русская космонавтка, возвращалась на Землю на космическом аппарате сделанном по технологии стеллс, из далекой планеты Марс. Аппарат вошел в околоземную атмосферу, и из него в пункт управления НАСА были переданы позывные о приземлении. Войдя в атмосферу Земли, Анджела включила автоматику, настроенную на посадку в США, и устало откинулась на кресле. Аппарат затрясло от входа в плотные слои атмосферы, потом аппарат перешел на автоматическую мягкую посадку: загорелись четыре реактивных луча внизу аппарата, и он начал медленно спускаться. Опустившись на Землю в облаке пыли, двигатель автоматически выключился, и огни по четырем сторонам аппарата, голубоватой струей дающие вниз, исчезли. Крышка люка аппарата открылась, и из него по-ступенькам железной лестницы на бортовой обшивке медленно спустилась вниз на землю Анджела.
Анджела сняла гермошлем, опустилась присесть на песок, и сидела тут, задумавшись. Перед ней раскрылась огромная красная пустыня планеты Земля, и где-то вдали слышался шум приближающихся армейских вертолетов. Она вытащила из кармашка свое зеркальце, взглянула на свое лицо, посмотрев примеряющим взглядом на отражение своих глаз, и молча вздохнула, убрав зеркальце обратно в карман.
Тем временем огромные вертолеты черного цвета, покружив над ней, приземлились невдалеке, и из одного из них выпрыгнули американцы в камуфляжной форме с зелеными беретами на голове. Подойдя к Анджеле сквозь шум успокаивающейся вертушки, прижимаясь к земле и придерживая свои береты от ветра, поднятого вертолетом, американцы спросили сквозь грохот мотора: "Where are you from?" Лицо у Анджелы вытянулось в недоумении. Понимая, что вопрос поставил ее в тупик, военный спросил еще: "Are you a communist?" Анджела так же молча и еще более недоумевающе смотрела на этого военного. Затем ее, взяв подмышки, подняли, повернув спиной к себе, и надели наручники. И она оказалась в черном вертолете, который снова взлетел, оставив космическую летучую машину лежать в пыли красных песков плато Колорадо.
Очутившись в тюрьме, Анджела стала тосковать. Ее держали не в одиночке, а в общей камере совместно со всеми заключенными. Несмотря на это, она тосковала по дому здесь еще даже больше, чем в космосе, на Марсе, где провела столько дней среди своих русских друзей-космонавтов. Здесь же, в Америке, она была словно чужой. Никто не понимал ее и не хотел понять: ни заключенные-сокамерники, ни надзиратели, никто. Через некоторое время - сколько прошло дней или месяцев сказать было сложно - ее вызвали к начальству тюрьмы. Начальник - офицер в военной форме - говорил с ней через переводчика:
- Мы знаем, что ты, заключённая номер такой-то, прислана в нашу страну выполнять подрывную миссию против целостности Соединенных Штатов.
- Кем прислана?
- Русскими. Коммунистами.
- А вы кто?
- Мы кто? Мы - истинные патриоты Америки, защищающие ее от таких как вы, против коммунистов.
- Что Вы хотите?
- Мы предлагаем тебе на выбор две вещи: либо пожизненное заточение в этой тюрьме и долгую смерть, либо пулю и быструю смерть.
- По-видимому, у меня нет никакого выбора.
- Подумай. Выберешь пулю - и завтра утром будешь расстреляна. Выберешь жизнь - будешь жить, но тогда тебе придется кое в чем помогать нам.
- По-видимому, у меня нет выбора.
- Что это значит? Да или нет?
- Это значит, что вы - нацистские прихвостни, и никакого доверия к вам с вашими жестокими методами нету!
- Коммунисты ничем не лучше. А для интересов Америки - хуже коммунистов и нету никого. Девочка, вот я тебе расскажу как у нас относятся к коммунистам. Но это будет потом. А пока подумай, и я уверен, завтра утром ты сама попросишься ко мне в кабинет...
Анджелу увели и заключили в карцер.
Оставшись наедине со своими мыслями, Анджела думала: "На Марсе было куда спокойнее чем на Земле. И ведь надо же было приземлиться из космоса и очутиться там, где еще хуже чем в космосе".
Так в тоске и унынии пролетела ночь, шествие небосвода которой в карцере было совсем незаметно. Выйдя под конвоем Анджела зажмурилась, привыкая от темноты к дневному свету. Ее повели к начальнику тюрьмы. Он быстро спросил:
- Твой ответ?
- Пуля.
- Увести!
Анджелу привели от комендантской снова в тюрьму, но теперь отвели куда-то вниз в подвал. Здесь находилась камера пыток: на широком длинном столе Анджелу распластали, связав по рукам и ногам, а рядом стоящий тюремный служащий сделал ей инъекцию в вену. После чего Анджелу оставили так лежать на вязках на столе. И ее вдруг начало мутить, ужас объял ее. Хотелось закричать. Но, бессильная что-либо сделать, она в конце-концов успокоилась, и заставила себя уснуть. Проснувшись, она чувствовала себя еще хуже, чем до сна: ее кровяное давление сильно упало, и она обессилила.
Увидев, что она проснулась, надзорный служащий спросил по-русски с акцентом: "Как самочувствие? Ослабить?" Анджела кивнула. Ее тут-же развязали, и отвели на руках обратно в общую камеру. Здесь она устало и молча легла на кровать. Ее окружили сокамерники и живо стали говорить что-то между собой. Но Анджела уже слабо что-либо понимала, и не слушала их, заснув.
Проснулась Анджела от того, что ее будили: "Завтрак принесли!" Она еле-еле двигаясь встала и почувствовала, что кровь отхлынула от ее головы, и в ее глазах все потемнело. Сразу присев обратно на койку, она приходила в себя. Наконец, встав, она пошла вместе со всеми в столовую. Там она присела за стол. Аппетита не было. Взяв ложку, она пыталась есть, но ложка дрожала у нее в руке, и ела она кое-как.
После столовой она потащилась обратно в камеру, еле-еле переставляя ноги, волоча их по полу, шаг за шагом, так тяжело ей было идти. И, прийдя в общую камеру, Анджела упала снова на свою койку, устало закрыв глаза. Разбудили ее в обед. Она опять поела, и опять спала до ужина. Ее не трогали.
На следующий день в камеру пришел доктор. Он ощупал пульс, измерил давление, и спросил на хорошем русском: "Сон нормальный?" Она кивнула. "Аппетит есть?" Она покачала головой. "По-большому когда в последний раз ходили?" Она молчала. "Если не будите ходить, придется делать клизму" - вздохнул доктор. Анджела привстав, спросила: "Вы - русский?" Доктор проницательно взглянул в ее глаза, и сказал: "Нет, просто нас хорошо здесь учат вашему языку".
Анджела стала пытаться ходить на прогулки, и меньше есть. Но ходить было трудно. В одну из таких прогулок она увидела начальника своей тюрьмы, который ухмыляясь проходил в это время мимо вместе со своей охраной. Анджела взглянула на него и ничего ему не сказала.
В тюрьме в-основном находились преступники, говорящие на английском. Но английский Анджела плохо знала, и почти ни с кем не разговаривала. Она молча принимала пищу, гуляла на прогулке, потом ложилась на свою койку и засыпала. Так длились ее дни, день за днем по-расписанию. Спала она больше обычного, и больше чем все остальные заключенные. Поэтому у нее начались проблемы с пищеварением, и она попросилась снова на осмотр к терапевту.
Доктор, говорящий по-русски, тот самый что осматривал ее в первый раз, улыбнулся ей доброй улыбкой, сказав:
- Ну как у вас здоровье?
- Можно мне дать какое-нибудь слабительное?
- Я же говорил, Вам нужно больше двигаться. Слабительные попросите у надзирателей, они же помогут вам сделать и клизму...
- Это из-за того что я мало двигаюсь?
- Да, и потому, что Вы еще у нас неаклиматизировались после космического полета.
- А Вам известно обо мне, что я летчица?
- Известно.
- И Вы одобряете, то как здесь ко мне относятся?
Доктор вдруг напрягся, и начал возбужденно говорить:
- Ну давайте начистоту. Что Вас здесь держит? Вас обвиняют только в том, что Вы нарушили границу нашего государства, пусть и путем полета внутри ракеты. Вы никакая не Анджела Дэвис, Вы всего лишь Анджела Савицкая. К тому же Вы белая. Достаточно Вам попросить - и Вы на свободе.
Анджела удивленно сказала:
- Но как же я попрошу?
- Считайте, что Вы это уже сделали.
Доктор смотрел на Анджелу тем же внимательным и проницательным взглядом, что и при первой встрече.
- Почему же я не на свободе?
- Ну сначала нужно подлечить Вас, не можем же мы отпустить Вас сразу. Подлечитесь, а недельки через две - наверно, не могу сказать точно когда, смотря по Вашему состоянию, Вас выпустят.
Доктор засобирался уходить.
- Так меня выпустят? Через две недели?
- Решать будет начальник, я только доктор. Но Вы здесь ненадолго, поверьте мне.
И доктор быстро исчез.
Этот разговор обнадежил Анджелу. Она стала даже улыбаться от появившегося вдруг у нее хорошего настроения. Но к вечеру ее настроение немного улеглось, и она задумалась над тем, что раньше говорил ей начальник тюрьмы, а потом? Зачем были эти запугивания? И фраза доктора о том, что все решает этот военный - его начальник? Тут что-то не так, подумала Анджела. И обратилась к надзирателю с просьбой отвести ее к начальнику тюрьмы. Надзиратель хоть и плохо знал русский, но ее просьбу понял, и, указав на постель сложил две свои соединенные ладони себе под ухо, наклонив голову. Дав знак - спать.
Утром двое надзирателей отвели ее к начальнику тюрьмы. Анджела была в ночной рубашке на босу ногу, когда они пришли к ней в камеру, спрашивая: "слабительное надо?", "клизму надо?". Она сказала только: "мне нужно на свободу". И ее повели в комендантскую. Там сидел на стуле за столом все тот-же военный надзиратель. Он курил толстую сигару, выдыхая дым табака вверх, к потолку кабинета. Он посмотрел на Анджелу прищурившись, и сказал:
- Мне доктор говорил о тебе.
Он вздохнул, перестал щуриться и раздраженно бросил дымящую сигару в пепельницу, продолжив:
- Но откуда мне было знать, что ты не захочешь с нами сотрудничать?
Начальник тюрьмы сделал паузу и выразительно взглянул на Анджелу, и тут же резко вскочив со своего стула нервно бросил ей:
- Так все, можешь собирать свои личные вещи, и идти на все четыре стороны.
И прямо так, в ночной рубашке, Анджелу Савицкую надзиратели повели к контрольно-пропускному пункту тюрьмы. Ворота тюрьмы открылись, и перед ней открылся простор ослепительного потока света и долгожданной свободы.
Оставив позади высокие стены тюрьмы, она побрела босыми ногами по пыльной дороге. Стояла летняя жара, и ее окружала пустыня. Но она шла и шла вперед, пока ее вдруг резко не озарило вопросом: "где я?" Она оглянулась - вокруг были пески, она стояла посреди грунтовой автомобильной дороги, а тюрьмы не было видно, словно тюрьма исчезла, и тюрьмы и не было никогда. Солнце стояло в зените.
Вдруг ей сильно захотелось по нужде, и она сбегала по-большому. Почувствовав сильное облегчение, она вернулась на дорогу и побрела дальше, в сторону противоположную тюрьме. Теперь у нее появились силы, и она прошла много километров пути. По пути стали уже появляться какие-то хибары, но она не останавливалась, а шла все дальше и дальше, пока не почувствовала голод.
Анджела решила попросить пищу у жильцов первой попавшейся хаты. Она заглянула в дом, и постучалась в окошко. Вышел молодой человек в джинсах и хлопчатобумажной рубашке. Анджела дала ему понять жестами, что хочет есть. Он радостно кивнул, и пригласил в свой деревянный дом.
За простым деревянным столом с деревянной-же скамейкой Анджела поела кусок вкусного свежего белого хлеба, запивая холодной, колодезной кристально-чистой водой, и счастливо улыбнулась юноше, сидящему за этим столом напротив нее. Немного помолчав, юноша сказал:
- My name is Justin.
- I am Angela Savitskaya.
- Are you a kinswoman of a cosmonaut Svetlana Savitskaya?
- She is my grandmamma.
Они быстро нашли общий язык, и переговаривались так друг с дружкой, понимая друг друга порою без слов.
Незаметно прошел день, и когда за окном повечерело, Джастин стал быстро куда-то собираться. Надев куртку и ковбойскую шляпу, он сказал Анджеле ждать здесь, а сам ушел. Анджела же прилегла на скамейке и незаметно задремала.
Тем временем Джастин пришел в бар, где по-вечерам собирались фермеры послушать радио, поиграть в шашки, ну и выпить чего-нибудь. Джастин сообщил ребятам, что случилось, и хотел посоветоваться со всеми, что делать.
Прийдя обратно, Джастин увидел Анджелу спящей. Трепетно укрыв ее покрывалом, он ушел ночевать на веранду, тихо расстелив здесь постель. Улегшись, он сразу заснул.
Утром, когда Анджела проснулась, она услышала пение птиц. Встав, она поискала взглядом Джастина, вышла на веранду, и найдя его еще спящим, не стала будить, а присела на ступеньки крыльца дома, радуясь утреннему ласковому солнышку.
И вот здесь, сидя на утреннем солнечном крыльце, у нее созрел план дальнейших действий, и она уже ясно представляла, как найдет свою ракету, и взлетит, и полетит обратно на Марс, обратно, где встретит своих русских друзей и скажет им: "Я вернулась"... Но пока это было лишь ее светлое мечтание, а не реальность.
Тем временем Джастин проснулся, и протирая глаза уставился на Анджелу, словно вспоминая что-то. Вдруг он быстро вскочил с постели, и, стесняясь, натянул на себя майку и спортивные штаны, побежав к колодцу умываться. Анджела наблюдала за тем, как он поднял ведро воды, и, захватив горстью ладони воду, плескал ее на свое тело. Побежав обратно, Джастин схватил полотенце и, вытираясь, спросил ее:
- How are you?
Она ответила, что хочет вернуться к себе домой, но не знает, как это сделать.
- It is do not possible.
- Why?
- There is impossible because Trump to had President became.
- I was to celling in a prison, when Trump to wining.
- So, people`s has organized Women`s march against it. Thus they acquitted to thee.
Анджела вздохнула, и про себя произнесла следующий монолог:
"Друзья мои, какое это чудо - ideapad! На нем можно не только записывать свои мысли, но и с помощью связи - huawei вести свой дневник и переписываться с друзьями. Это хорошо, когда до друга рукой подать - достаточно перейти улицу, или заглянуть в соседний подъезд своего же дома. А как быть, когда друзей разделяет расстояние городов, стран и континентов? Ответ прост - поможет Интернет. Вставил huawei в ideapad, и ты уже в сети: пиши, общайся, размещай свои цифровые фото для всех друзей. Но что делать, когда друзей разделяют не только континенты, но и космическое пространство? Ведь спутники связи пока летают только вокруг Земли. А планеты? Как быть друзьям, находящимся на разных планетах и разделенных космическим расстоянием?"
Затем она взглянула на Джастина и попросила его отвести ее на хлопковое поле, расположенное неподалеку, и дать возможность поработать. Джастин сначала очень удивился такому ее решению, но потом, подумав о чем-то про себя, согласился. Он захватил мотыгу для себя и для Анджелы, и они пошли по пыльной дороге окучивать хлопок. Прийдя на поле, Джастин и Анджела разделились на два участка, и пошли окучивать. Джастин работал так, как никогда еще не работал. На солнце он вспотел. Анджела шла с ним вровень, но потом все-же от него отстала, и часто останавливалась передохнуть. Наконец, Джастин дал ей знать, что объявляет перерыв.
Они поели хлеба с чаем, который Джастин принес с собой в термосе, посидели немного, и снова принялись за работу. Вскоре солнце начало клониться к закату, и стало прохладно и легче работать. Они работали до самого позднего вечера, и в сумерках, под вечернее щебетание птиц, уставшие возвращались домой.
Вечером, сидя дома за кружкой молока, Джастин рассказывал Анджеле про то, как тяжела жизнь здесь, в Америке, для таких работяг как он: "We are - the black people America". А Анджела вдруг вспомнила, как читала одну хорошую детскую книжку про американскую девочку Кэсси, которая однажды впервые собралась в город на ярмарку выходного дня со своей бабушкой продавать молоко и яички со своей фермы, и задала бабушке простой вопрос: "Почему бы и нам не поставить наш фургон впереди, рядом с другими?" На что получила такой же простой ответ: "Кэсси, те фургоны принадлежат белым".
Джастин не был черным по крови, но был черным по духу. Анджела же чувствовала себя с Джастином так, как с родным человеком. И теперь ей уже не было здесь, в Америке, так одиноко, как в той камере с сокамерниками, откуда она таким чудом выбралась, к своему счастью, на свободу. Анджела с ностальгией вспоминала те дни, когда ходила в школу, и учитель водила ребят в городской театр на балет. А потом, повзрослев, она увидела фильм "Save the last dance" про дружбу черного подростка и белой девушки-балерины... С Джастином она чувствовала себя как с школьным другом.
Ночью они легли спать.
Проснувшись утром, Джастин как всегда побежал умываться к колодцу, а Анджела, закрыв занавеску на окне, умылась дома в ванночке, поливая себя водой из деревянной бочки, набирая воду ковшом и обливаясь. Потом, вытеревшись чистым полотенцем, Анджела оделась и отправилась на кухню готовить овсяную кашу на молоке, и яичницу. Увидев возвращающегося Джастина, она спросила:
- We are working today?
- No, We are not to do it.
- Why?
- This is work-in, it worked to has does.
Анджела не успела толком его расспросить об work-in, как за окном резко притормозила машина. Они насторожились. Через минуту в дверь раздался звонок. Открыл Джастин. На пороге стояли полицейские, показывая свои удостоверения, они вошли в дом и уставились на сидящую за кухонным столом Анджелу. "You are arresting!" - сказал один из них. "What`s me incriminating?" - испугано спросила она. Но полицейский, повернувшись к Джастину, указывая на него, и обращаясь к своим ребятам, сказал: "It is a communists".
На нее снова надели наручники.
Анджелу привезли в ту-же тюрьму, откуда с такой легкостью выпустили на свободу. Её даже не судили, как и в первый раз. И сразу же отвели в общую камеру с заключенными-женщинами. Те встретили ее восторженными возгласами: "Angela to be with us again!" Оказавшись опять в тюрьме, Анджела стала искать повода встретиться с начальником тюрьмы. Она сообщила надзирателям, что хочет увидеться с их начальством, на что ей сообщили, что пока начальника нет на рабочем месте, и что вообще он ушел в отпуск, а кто его замещает - неизвестно.
Тогда Анджела, увидев знакомые лица среди заключенных, начала переговариваться с ними о том-о-сём. Например, увидав черных заключенных, стала говорить им про то, что ее арестовали за то, что она - яко-бы - "коммунистка". Но тут ее огорошило то, что черных женщин оказалось в тюрьме большинство, что она впервые заметила. И они-то к коммунистам относились равнодушно, говоря: "It is because we all here to being a communists". К рабочему классу относились большинство черных, но и большинство черных сидели в тюрьме. Поэтому они спокойно называли себя тоже-коммунистками.
Очутившись в тюрьме, Анджела поняла, что дела ее безнадежны, и нужно как-то привыкать к этой новой действительности. Стало как-то щемяще у нее на душе, и ей сильно захотелось на свободу, но свободу ей ничто здесь не обещало... В несвободе-же жизнь протекала монотонно и неторопливо, час за часом без происшествий, день за днем по-распорядку. Без новых впечатлений и умных вещей, оставалось только погрузиться в свои бесконечные воспоминания о своем прошлом, и без всякой надежды на скорое светлое будущее.
В один из таких дней к ней подошла, моя шваброй полы, уборщица. И, улыбаясь, эта уборщица перекинулась с ней парой слов. Потом она опять увидела ее за уборкой, и обратила на нее внимание. Затем она стала искать с ней встречи для разговоров о том-о-сем, сама ища её. Просто хотелось поговорить. Так они подружились. Звали уборщицу Сян-Чан, и она была из Китая.
Говорили они на русском языке, потому что Сян-Чан понимала русский. Сян-Чан спросила:
- Ты действительно тайконавт?
- Космонавт, - поправила Анджела.
- А у нас сейчас так вас называют - тайконавты...
- Разве китайцы летали в космос?
- Давно уже летали.
- Удивительно.
- Почему?
- Когда я жила еще здесь, на Земле, а не на Марсе, в космосе соревновались только две политические системы - американская и русская.
- Ну, значит, ты очутилась в будущем. Первые китайские тайконавты уже почти двадцать лет назад взлетали на ракете.
Анджела задумалась. Все сказанное Сян-Чан означало, что впереди у Китая - лунная программа и опять-же - освоение Марса.
Как раз в момент когда Анджела подружилась в тюрьме с Сян-Чан, появился начальник тюрьмы, который проводил осмотр тюрьмы вместе со своими приближенными. Подойдя к камере с Анджелой, начальник тюрьмы сказал: "I don`t know, what Andgela to doing here".
Анджела и сама поняла, что предъявить ей нечего, и что по-видимому скоро ее выпустят обратно в пустыню за ограду тюрьмы.
Сам начальник так-же внезапно исчез, как и появился, и больше его Анджела не увидела. Ее снова освободили через неделю, за которую она успела наговориться со своей новой подругой Сян-Чан обо всем. Как и в прошлый раз, Анджелу выставили за стены тюрьмы, но теперь на ней была личная одежда, подаренная Джастином. И еще у нее был сотовый телефон, подаренный ей Сян-Чан, которая рассказала как им пользоваться, и как-то договорилась с надзирателем передать освободившейся из тюрьмы этот свой телефон.
"Free again!" - кричали ей вдогонку заключенные женщины.
Снова свободна. Но что теперь делать? Анджела решила - сначала найти Джастина, и поблагодарить его за доброту и сочувствие, которое он ей оказал. А затем - попытаться дозвониться Джону, ведь Джон - американец. А это означало-бы долгожданное освобождение от полицейского преследования и тюремного надзора. Это доказало-бы ее неподсудность по-времени закону, не имеющему обратной силы относительно ее - прилетевшей из коммунистического времени в будущее без коммунизма, и в страну, где коммунизм преследовался по-закону.
Но позвонить Джону было столь-же неосуществимой мечтой, что и улететь обратно на Марс в том-же космическом аппарате, что и прилететь.
Найти Джастина оказалось легче. Джастин ждал ее у входа в тюрьму, по-видимому ему уже сообщили о том, где она находится, и что ее выпускают на свободу. Вместе они подошли к автобусной остановке, и утренним автобусом отправились домой. Автобусы здесь ходили не так часто, как хотелось-бы, поэтому они успели в ожидании машины поговорить обо всем. Джастин спросил ее: "Do you will be wife of me?" На этот вопрос у Анджелы, переживающей чувство в отношении Джона, не было утвердительного ответа. Но Джастин был хорошим парнем, он все понял и так.
Автобус ехал по влажной дороге, ночью шел дождь. Они сидели рядом, и ехали молча. У поселка автобус притормозил по-требованию, и они вышли только вдвоем. Автобус-же умчался далеко прочь.
Прийдя домой, Джастин усадил Анджелу за стол, и поставил перед ней тарелку с вермишелевым супом и хлеб. Анджела с-аппетитом поела, и поблагодарила Джастина за вкусный обед. Джастин сказал:
- I must be working.
- Yes, What you do?
- I am a peonage workman.
И Джастин ушел работать. Оставшись одна в его комнате, Анджела от нечего делать включила старенький черно-белый телевизор, пылившийся на комоде, не забыв про трансформатор. Такие телевизоры выпускали и в СССР, отчего на нее вдруг нахлынули приятные воспоминания о жизни в Советах. Она протерла аккуратно пыль с телевизора, и уселась смотреть американскую жизнь на телеэкране. Вдруг она заметила под телевизором какой-то еще аппарат. Это был видеомагнитофон, как она потом узнала от Джастина, куда вставлялась видеозапись, и можно было смотреть по-телевизору записанные на кассету фильмы. Видиомагнитофон был подключен к телевизору через антенный разъем.
Узнав, что Анджела интересуется, Джастин стал приносить ей видеокассеты с записями. Так, за просмотром телевизора, она проводила время, пока Джастин работал на поле...
Сам Джастин, тем временем, поработав мотыгой, возвращался не домой, а шел в бар. Здесь он как-то расслаблялся. По радио передавали старые-добрые песни, оно всегда было настроено на одну волну. И Джастин, прислушиваясь к приемнику, мирно подремывал за столиком.
Потом, поздно вечером, Джастин надевал ковбойскую шляпу, спустив ее поля вперед на свой лоб, и тихо шел домой.
Здесь он обнаруживал Анджелу, сидящую у телевизора за просмотром какого-то фильма или новостей по телевизору. Поев, Джастин ложился спать.
Так проходил день за днем пока однажды пришла весть: Джастин услышал по-радио, что "кандидатом в президенты России от Коммунистической Партии будет русская космонавтка Светлана Савицкая". Джастин вскочил со стула, когда услышал эту новость в баре, и побледнел. Парни находившиеся рядом угостили в честь космонавтики его, и поздравляли его как столь важного лица, имеющего дома кого-никого, а саму внучку Савицкой. Об Анджеле знали уже все в его округе, он сам все рассказал, и о том, как Анджела очутилась у него дома, и что она русская, и что называет себя внучкой космонавтки.
Тут только, когда Джастин пришел домой и все рассказал ей, Анджела и вспомнила про свой сотовый телефон. Он в это время лежал на чердаке в коробке, и когда Анджела полезла за ним туда, то обнаружила, что он проржавел. Она бережно очистила ржавчину от контактов, и проверила - работает ли он. Оказалось - телефон включается. Теперь оставалось найти телефон бабушки Светланы.
Анджела перестала смотреть телевизор и видеомагнитофон, а все чаще порывалась поехать из дома в ближайший крупный город, где собиралась поискать офис коммунистов США. Когда она сообщила об этом Джастину, тот рассмеялся:
- It is don`t possible, because USSR don`t being age-long time...
- This is really, USSR do not being?
- Yes, It breakup doing by means of the Realignment.
Тогда Анджела, подумав, не нашла ничего лучшего, как позвонить по телефону себе домой, в Россию, на свой домашний номер, телефон который помнила. Трубку взяли, и хотя говорила Анджела с уже с небольшим акцентом, появившемся у нее здесь, ее поняли. Оказалось, что ее бабушка уже давно не живет в Звездном городке, а живет в Москве, но где именно - не известно. Ей посоветовали обратиться в Государственную Думу Российской Федерации, в приемную депутата-коммуниста Геннадия Зюганова. И дали телефонный номер Думы. Позвонив туда, Анджела услышала голос молодого человека, представившегося помощником Зюганова. Тот внимательно ее выслушал, но сказал, что ни о какой внучке Савицкой не слышал. Анджела еще хотела спросить, как поговорить со Савицкой, но тут связь прервалась - оказалось, что у нее на сотовом кончились деньги.
И тогда Анджела сказала вслух: "Посмотрела я на все на Земле происходящее, и поняла, что тут действительно нужны люди от костра".
В тот же день она попросилась у Джастина отвезти ее обратно в теперь уже свое добровольное заточение. Ее снова посадили в ту же тюрьму. Решала она сама, а тюремщики поняли дело так, что судьи ей дали пожизненный срок лишения свободы. Джастин часто навещал ее в тюрьме, привозя чего-нибудь поесть - благо автобусом от его хаты до тюрьмы было ездить недалеко. В тюрьме она вместе с Сян-Чан мыла полы, то есть занималась уборкой помещений. Иногда за это ей разрешали допоздна смотреть телевизор. Там, по телевизору, она следила за ходом президентских выборов в России, переживая за свою бабушку...
Через максимальный срок, достаточный для наказания, положенного за преступление небольшой тяжести - два года - ее снова выпустили на свободу.
Больше она в тюрьму не стремилась, и если иногда и попадала опять туда, то там всегда скучала по американской свободе.
<конец>