Читать предыдущую часть.
***.
Демьян проснулся ночью по малой нужде. Лежал некоторое время в темноте, глядя в потолок и слушая посапывание спящего Максимки. Наконец решил прогуляться на улицу до ветру, захватив табак и спички. Ночью в Сычевичах не так уж и мрачно. С востока гурьбой катились пузатые дождевые тучи, но над деревней небо было ясным и глубоким, с россыпью мигающих звёзд и щербатым полумесяцем. Свежо — знаток пожалел, что не надел куртку. Он отошёл в сторону от дома, расстегнул ремень на штанах. И застыл с открытым от удивления ртом, уставясь на поле между лесом и вёской. Там над травой плыла страшная кобылица, описанная Дорофеевной. Плыла, будто не касаясь копытами земли — с атласной переливающейся шкурой, с пылающей мёртвым светом шелковистой гривой. Зеленоватое холодное сияние исходило от лошади, как от болотных огоньков, что горят на мертвецких сердцах, отбрасывая блики в тёмном поле. Глаза, тёмные и умные, глядели прямиком в душу. Предвестница смерти прядала ухом, издавала мерное ржание; а ещё она шагала в сторону замершего Демьяна, угрожающе крутя пушистым хвостом. Каждый шаг копыта будто втаптывал в землю оставшиеся годы жизни — один, второй, третий. Знаток попятился назад, а, когда лошадь прибавила ходу, то и вовсе рванулся бегом к хате, чуть не запутавшись в расстёгнутых штанах. Ворвался в избу, запер дверь и выдохнул, стараясь не разбудить Максимку. Сердце колотилось как бешеное. В голове роились путаные пугливые мысли:
«Что ж это я теперь, умру? Так ведь всяко умру. Или таперича скорее? А если сейчас? Вон как сердце долбит — ну как инфаркт!»
Пожалуй, впервые в жизни — пережив и фрицев, и Фроську и много ещё чего другого — знаток по-настоящему испугался смерти. Не погибели от лап какой-нибудь кикиморы, не лютого смертоубийства от рук фашистов, а такой вот банальной, спокойной даже смерти, когда сердечко — раз — и привет. Перед глазами ещё стояла длинная морда вестницы погибели. Буквально заставив себя, через силу Демьян выглянул в окно — лошадь удалялась в сторону леса.
«Вроде пронесло. Отметила она меня али нет? Поди разбери!» Знаток схватил со стола солонку и насыпал соли под дверь, у окон и, подумав, вокруг их с учеником кроватей. Прошептал заговор со свечкой (Максимка заворочался и что-то пробормотал во сне) и сел на кровать. Посмотрел ещё раз в окошко. Кобылицы не было видно. «Вот те на, не выдумала Дорофеевна!» Ложась спать, он прошептал молитву и крепко сжал ладанку на груди. Чертовщина в Сычевичах непонятная, где такое встретишь ещё? — подумал он, засыпая.
***.
Максимку разбудило играющее радио. Кое-как пытался подпевать Демьян:
Я гляжу ей вслед,
Ничего в ней нет,
А я всё гляжу,
Глаз не отвожу….
Знаток отыскал в хате пудовую гирю и тягал её над головой, раздетый по пояс, играл мышцами и легко перекидывал снаряд из ладони в ладонь. Заметив, что ученик проснулся, Демьян грохнул гирей об пол, улыбнулся с непонятной грустью:
– Доброй ранницы! Надо б нам тоже радиолу в дом приволочь, не скушно буде.
– Ага, можно, – Максимка широко зевнул. Поставив ноги на пол, удивился при виде рассыпанной соли. – Эт вы солью напорошили?
– Я-я. Ночью гости приходили. Нехорошие… – задумчиво сказал знаток, выключая радио. – Поди умойся, да работать пора. Нам тама блинцов натаскали — подкрепись.
Максимка поплёлся во двор — к бочке. Знаток крикнул в спину: – Слышь, Максимка, а как певца звать? – Иосиф Кобзон… – Анна Демидовна его слушает, как думаешь?
Максимка пожал плечами. Чего Демьян Рыгорыч к этой Демидовне привязался?..
На улице слегка моросило, сырость была такая, что хоть в стакан наливай. Отправились прогуляться по деревне. Заглянули в гости к Дорофеевне — той совсем стало плохо, даже разговаривать отказалась. Бабки суетились рядом с платками, суднами и лекарствами; в общем переполохе на знатка с учеником и не обратили внимания. В общем, не до них было.
— Вы идите тама с чертями разбирайтеся, поплохело ей, — бормотала Марфа, выталкивая их наружу. — С сердцем шо-то… Слухай, знаток, а мож чего посоветуешь, кстати? — додумалась она наконец. — Травку какую, а?
— Валидолу и нитроглицерина, — буркнул Демьян на пороге. — И врача хорошего.
— Поговорку слыхал? Врач – исцелися сам! – блеснула эрудицией бабка. – Не нада нам коновалов тута, сами управимся.
Дверь избы захлопнулась, изнутри донёсся горестный стон Дорофеевны.
— Ей же в больницу надо... — сказал потом Максимка, шагая рядом с Демьяном по улице. — Вообще-то да, не помешало бы. Но мы кто такие, штоб людей жизни учить? Они поболе нас эту землю топчут. Вумные! Здрасьте, бабуль, у вас тоже сердечко прихватило? У крайней избы на лавке сидела бабка, держась за грудь — Агаповна, кажется. Максимка уже стал их различать. Маленькая, подслеповатая, в кургузом платочке, она щурилась в сторону леса и от страха целовала нагрудный крестик. — Ой, божечки, чего ж это творится-то...
— Вы чего, бабуль? — спросил подошедший первым Максимка.
— Да сами гляньте! Опять поле жгёть! Полудница!
— Твою мать, да чаго у вас тут за бесовщина такая! — аж вскрикнул Демьян, проследив за пальцем Агаповны. На поле, у лесной чащобы, крутилась высоченная, как будто на ходулях, женская фигура в белом платье до пят. Маленькую по сравнению с телом голову покрывал наспех повязанный куколь. Под ним зиял пустыми глазницами череп — издали вроде даже как козлиный. Может, такое ощущение возникало из-за повисшей в воздухе стылой взвеси, но жуткая баба вертелась так, что от неё веером брызги летели — брызги огня. От сырости трава не загоралась, огонь сразу гас; белесая фигура крутилась-крутилась, а затем резко замерла, заметив наблюдателей. Совершила театральный и низкий поклон – от движения из широко разинутой пасти выкатился длиннющий, как змея, розовый язык. Агаповна охнула со страху, вцепилась в руку Максимки. Раскрывший от удивления рот, он увидал, как полудница напоследок подняла руки и выплюнула из рукавов очередную порцию пламени, что прокатилось по полю, оставляя за собой дымящийся след. Он даже услышал протяжный огненный гул.
Чудовище на поле гулко захохотало, довольное устроенным представлением, и оборотилось спиной. Несколькими быстрыми прыжками полудница достигла лесной опушки. Перед тем, как она скрылась в кустах, случайные зрители увидели, что она горбатая и уродливая, как если бы у неё в спине спрятан мешок какой.
Демьян с Максимкой переглянулись. Агаповна всё крестилась без остановки, читая молитву Николе Заступнику, шугливо косилась на них – как бы прося покончить с напастью.
— Мда-а, во дела, — знаток с несвойственной ему растерянностью почесал бороду, ошеломлённо глядя на обугленную землю вдалеке. – У вас тут вся нечисть с Беларуси, шо ль, обосноваться решила? Черти, лошадь белая, полудница таперича… А банника нема.
— И так кажный день… — пискнула бабушка. — Хоть какое чудище да явится.
— Вы, бабуль, тут не сидите. Идите-ка домой. А то мало ли ещё какая сволочь припрётся….
Проследив, чтоб Агаповна ушла до дому, отправились к опушке — поглядеть следы чуда-юда, когда на пути им попался председатель Никодим. Мужик стоял на крыльце клуба, мрачно попыхивая папиросой, и глядел волком. С издёвкой крикнул:
– О, граждане чародеи! Ну как, много рублев у бабок выколдовали?
– И тебе не хворать, товарищ, – вытягивая сапоги из месива, Демьян кое-как подошёл к председателю. – А ты шо это, никак нас поджидаешь?
– Делать нечего, – буркнул Никодим. – Но разговор имеется.
– Так говори.
Демьян присел на упавший забор, облокотил рядом трость и полез за табаком. Максимка разглядывал окрестности – всё, как и вчера: безлюдное, упадочное, только из трубы избы бабки Дорофеевны валил ленивый дымок. И не поверишь, что пять минут назад своими глазами наблюдал, как жуткая белая тётка огнём плюётся.
– Ты это, слышь, колдун….
– Да не колдун я, сколько вам раз...
– Не перебивай, – поморщился председатель. Разговор ему явно удовольствия не приносил. – У меня предложение деловое. Сколько тебе бабки пообещали?
– Хер да нихера. Я не за деньги, а допытливости ради.
– Так, харэ мне тут воду мутить. Сколько тебе надо? Щас… погодь.
Никодим вытащил из кармана стопку денег, отсчитал оранжевые рубли, жёлтые трёшки, синие пятаки и сунул их Демьяну. Тот даже не пошевелился.
– Ну ты че? Бери! Тут… десять, двадцать… тридцать пять рублей! Хоть рубаху новую купишь, мальчонку в школу к зиме оденешь!
– Взятку, шоль, предлагаешь?
– Да какую взятку, дурной ты! Я тебе денег даю, шоб ты уехал и не путался под ногами! Ну хошь полтинник дам? У меня в хате есть, одной купюрой….
– А чего ж ты, председатель, так от нас избавиться хочешь? Никак замыслил чего супротив партии и народа? А ты ща видал, кто к вам из лесу в гости ходит?
Никодим со злобой сплюнул под ноги.
– Ну и дурак! Хто там ходит-то, мракобесы? Ладно, некогда мне тут с вами… Не хошь – не бери.
Председатель ещё раз сплюнул — вместе с папиросой, и вернулся в здание клуба. Демьян весело шлёпнул ладонями по коленям.
– Во чудила! Ты видал, Максимка?
– Видал… У меня мамка в месяц пятьдесят рублей получает.
– Да заладили вы со своими паперками никчёмными! Видал, как он вёл себя? Чегой-то тут неладно… Давай-ка знова в засаду.
Демьян с Максимкой прошли в сторону леса, обогнули деревню и вернулись проулками обратно. Тут спрятались в соседней от клуба полуразрушенной избе. В ней тоже было грязно, за потемневшей от копоти печкой скопился мусор из мокрых журналов «Маладосць» и разбитых банок под засолку. Демьян зачем-то заглянул в печку – внутри зашуршало.
– Мыши, штоль?
– Не-е, – с ухмылкой сказал знаток. – Анчутка шебуршит. На пустую избу позарился. Малой совсем, полудохлый, як таракан.
Расселись по углам в избе. Демьян выглядывал в окошко, Максимка пытался читать журналы. Ничего интересного, одни новости про засевы, успехи партии и белорусский чернозём. Из головы не шла белесая фигура, танцующая на поле.
– Тсс, пшёл он! Максимка подобрался тихонько к окну и выглянул наружу. И впрямь — пошёл! Воровато оглядываясь, председатель шагал к лесу; под мышкой он тащил здоровенный свёрток. — Эт куда он?
— А вот щас, хлопче, и проследим. Щас погодим немного, и пошли. Демьян от нетерпения закурил. Вот Никодим исчез в лесу, вот пробежал по лужам трёхлапый пёс. Протелепала куда-то местная бабка с коромыслом; Марфа — вспомнил Максимка. Гаркнула с церкви ворона. — Ну всё, давай следом. Потрусили быстро в сторону опушки. А в лесу Максимке стало как-то уныло — не такой совсем жизнерадостный лес, как в родном Задорье: квёлый, сырой, помирающий будто. И... пустой, что ли? Как если б не хватало в нём чего-то жизненно-важного. Ни малины дикой, ни грибов, хотя и сырости полно. Деревья вон хилые, тонкие, птиц почти нет, всё не зелёное, а серое, и солнца не видать, один белый круг на пасмурном небосводе. Не светит, а так, видимость одна — для порядка. — Давненько сюда лешак не заглядывал, — пробурчал недовольно знаток. Следы сапог председателя вели через буераки и валежник, Демьян легко вычислял его путь даже там, где следы терялись — по сломанным веткам ельника, по едва придавленным почкам мха у корней деревьев — сказывалось партизанское прошлое. Один раз знаток остановился, задумался. Максимка ткнулся ему в спину. — Чего там?
— Да хитрый он, петляет. Видать, есть, зачем ховаться. Давай-ка на муравьишек глянем. Мы уже на месте почти.
— На кого? Демьян с загадочной ухмылкой присел на корточки и уставился на огромный, с половину роста, муравейник в логе. Максимка сел рядом, с недоумением глядя на насекомых — не зная, то ли издевается знаток, то ли всерьёз. — У нас, брат, ремесло такое, что лес знать надобно, — рассуждал Демьян, — и обитателей его. Когда лешака нема, и спросить совета не у кого, ты гляди внимательно вокруг. Вот муравьи энто кто? Коллективный разум! Ты не смотри на меня так, я вашу фантастику тоже, эт самое, читывал. А коли человек рядом есть, то и идут они к человеку, тянутся — у человека же на привале и сахарок найдется, и матерьял всякий для строительству. Так шо, зараз потеряли мы след, то поглядаем за муравьём — муравей мудрый, выведет куда надо. И впрямь — Максимка увидал, что муравьиная дорожка ведёт не абы куда, а по чёткой траектории. Чёрная вереница из марширующих мурашей петляла промеж сосновых стволов, вытекала из лога и вела в глухую чащу, где деревья стояли густо, вплотную друг к другу. Шли по муравьиному следу недолго. Вскоре, деревья чуток расступились, меж ними выглянула небольшая прогалина. Демьян остановился и пригнул рукой голову Максимке, зашипел: — Тихо щас! Максимка увидел поляну. Посредине стояла трёхугольная палатка зелёной армейской раскраски, чадил дымом костерок, из покрытого сажей котелка аппетитно тянуло тушёнкой. У костра сидели трое в накинутых на плечи плащ-палатках, а к ним спиной стоял председатель, и что-то неразборчиво шипел на троих лесников:
— Куда вы… мать вашу! Сказано было — ночью! Это что за самодеятельность? Афоня, твою-то мать! Обратно в часть захотели?
Те, потупившись, выслушивали ругань. Наконец, когда председатель «выдохся», один заискивающе спросил:
— Дядько, а ты нам консервы принёс? Жрать уж совсем неча.
— Принёс, — буркнул Никодим и вывалил на землю из свёртка кучку блестящих банок. Троица сразу с довольными возгласами их расхватала, парни сноровисто начали вскрывать консервы ножами.
— А чаю? А табаку?
— Чай завтре, папиросы вот, нате, хоть закурись, покуда с ушей не закапает. Сахара на, кило с дому взял. И яблок авоську….
— Скок нам тут ещё сидеть-то? — спросил третий, косой и лопоухий малорослый парень — он с высунутым от усердия языком открывал банку армейским штык-ножом.
— Скольки надо — стока и просидите. Или чё — обратно захотели? Трое замотали головами — мол, не, не хотим. Никодим удовлетворённо кивнул и направился обратно. Демьян прижал голову Максимки ещё ниже к земле, тот постарался даже не дышать. Демьян погладил ствол стоящего рядом кустарника, и тот благосклонно сомкнул ветки, загородил знатка и ученика. Никодим прошёл мимо, не обратив на них внимания.
Председатель исчез в лесу. Демьян с Максимкой посидели ещё некоторое время под кустарником, потом знаток потрепал его за ухо, сказал: — Лады, свезло нам – не заметил. Вставай, пойдём.
— Куды пойдём?
— А туды и пойдём, знакомиться с товарищами. Если шо — ты сынок мой, зразумел? Демьян выпрямился, громко кхекнул и шагнул на поляну, раздвинув кусты руками. Сидящие у палатки трое парней застыли с открытыми ртами и с ложками в руках, испуганно уставившись на гостей. Максимка понял, что они ненамного его старше — ну лет на шесть-семь, не больше. У того лопоухого вообще вся морда в прыщах. А здоровый Афоня встал резко и шагнул навстречу Демьяну. — Э, вы кто такие?
— У мине такой же вопрос, — прищурился Демьян. — Я тут с сынком гуляю по грибам, а в лесу якие личности странные заседают. Вы шо, хлопчики, браконьеры? Рослый сразу поник. — Та не, студенты мы... Экспедиция у нас.
— Кспидиция, гришь? По рябчику, небось?
— Ты шо, дядь, какой рябчик! У нас и оружия нема, сам погляди!
— Афоня обвёл рукой поляну, палатку, костёр, а двое его товарищей согласно закивали с набитыми ртами. — Биологи мы, лес изучаем.
— А чего изучаете?
— Ну флору там, фауну...
— Эт да, фауны тут в лесах навалом. А шо, доку́менты есть у вас, не? А шо, хлопцы, я гляну, чаго у вас там в палатке? Не получив ещё разрешения, Демьян смело залез в палатку, поворошил там, сидя на четвереньках и выпятив зад. — О, краска, баллоны якие, ящики всякие… Это вам для кспидиции надобно?
— Ага, — кивнул Афоня, переглядываясь с товарищами. Лопоухий нервно крутил в ладонях нож, Максимка хотел уже позвать Демьяна, но тот выполз из палатки; отряхнул ладони.
— А в ящиках шо?
— Да мелочи всякие для работы... Ты это, дядько, не обессудь, заняты мы тута. Вы может того, дальше по грибы пойдёте?
— Да пойдём, чего б не пойти? — с весёлым хохотком согласился знаток. — Бывайте, биологи! Консервы-то с чем?
— Говядина... — вякнул косой и лопоухий. Обратно шли в молчании. Только Демьян всё хихикал под нос, как дурачок, будто шутку смешную вспомнил. Максимка не удержался, спросил: — Дядько Демьян, так шо, правда браконьеры они какие?
— Та не-е, — отмахнулся знаток. — Из таких дураков браконьеры як из нас грибники.
— О, глядите! — Максимка цепким мальчишечьим взглядом выцепил странный клок на дереве, схватил его. — Это ж та шерсть, якую я вчера в церкви видал! Ну точно такая же пакля!
— Не удивлён даже... — Демьян взял клочок шерсти, понюхал, как собака. — Чертячья вроде, да? Мы таких чертей…Пачакай чутка. Максимка всё не мог зразуметь в одну цепочку Никодима, и странных ребят в лесу, и чёрта из церкви, увиденную сегодня полудницу — как оно всё в голове у Демьяна Рыгорыча увязалось? Но раз сказал ждать — значит, надо ждать.
По дороге домой услышали звук работающего трактора. «Беларусь» с кабиной и покрашенными белой краской нижними окошками выехал из-за поворота и, раскидывая толстыми шинами грязь по кюветам, промчался на полной скорости мимо. Максимка на него даже внимания не обратил, а Демьян застыл с отвисшей челюстью, глядя вслед трактору.
— Дядько, ты чего? – дёрнул его за рукав Максимка.
— Почудилось, наверное… В кабине как будто пусто.
Трактор повернул за угол и, фыркнув выхлопом, исчез в глубине деревни. Вскоре его тарахтение умолкло.
— Ох уж я дурачина стоеросовая! – воскликнул Демьян. – Ну всё ж ясно теперь, окончательно! Трактор пустой, хах! Черти по церквам скачут, полуденница, итить её в дышло! Ну-тка за ним!
Пошли по глубоким следам от протекторов. Они привели к открытому сараю – внутри никого, однако вокруг натоптано. Дверь трактора прикрыта, но не захлопнута. Двигатель ещё горячий. Демьян забрался в кабину, посмотрел там, потрогал рукоятки и панель. Поскрёб зачем-то ногтем выкрашенные нижние окошки на дверях, хмыкнул с таким видом, будто понял чего. А уже собравшись вылезать, нашёл на полу какой-то предмет и быстро сунул его в карман.
— Максимка, как у тебя фамилия?
— Губаревич.
— Элементарно, Губаревич! — Демьян отряхнул руки, выпрыгнул наружу. — А теперь домой.
В хате их ждала Лексевна в компании с бабкой Марфой. Встречали накрытым столом, да таким, что у Максимки аж слюнки потекли: тут тебе и блины с киселём, и сметана, и пирог, и картошка в масле с рыбкой. Только сами бабули сидели мрачные, зыркали так странно. — Вы чаво там делаете, гиде блукаете? — с ходу накинулась Марфа. — Бражку приватизировали; в лесу бродите; в церкви шарили. С нечистью якшаетесь, да? Ты, малыш, кушай, кушай, худой какой, — тут же увещевала она Максимку, суя в рот жирными пальцами рыбий хвост. Максимка с трудом отнекивался.
— Вы мине наняли — я работу делаю, — Демьян бухнулся на стул, взял блин и обмакнул в крынку со сметаной. — Иль нам обратно ехать? Ну, послезавтра Фёдорыч буде, дайте переночевать... Дак я Дорофеевне зарок дал...
— Зубы не заговаривай, Дёма! — насупилась бабка, таки сумев всучить Максимке рыбу. — Работаешь — работай! Токмо давай без чернушества вашего! Мы люди верующие, хоть и церква без кресту стоит, о хоспади, грех-то якой! — они синхронно перекрестились с Лексевной. — А про Ефросинью и ваши делишки с ней мы всё слыхали, усё знаем, слухами земля полнится. Демьян поморщился, как от зубной боли. — Бабуль, слухи ваши подколодные мине не треплют. Надо будет — пред Богом отчитаюсь. А вы либо работать мне дайте и слово исполнить, либо я до дому, до хаты поехал.
— Не, ну ты делай, как знаешь... — пошла на попятный Марфа. — Но того, с нечистым не заигрывайся!
— Было б у вас тут с кем заигрываться... А вопрос такой, тёть Марфа — шо там за разговор был про дамбу и Никодимку?
— О, да то история старая! — махнула рукой успокоившаяся бабуля. — Как дамбу построили, у нас давай всю деревню выселять – в Минске и Могилёве квартиры давали. Ну туда внук мой зьехал, Санька, помнишь такого? Ну а мы с Дорофеевной остались – наша земля, мы отсюдова никуда….
— Это я уже слыхал. А сейчас чего?
— А зараз Никодимка зноу давай агитировать! – подхватила Лексевна. – Сулит нам квартирами своими минскими, мол, там лепше, все устроились ужо, пенсию в руки приносят, и унитазы прям дома стоят, фаянсовые.
— Херня какая! — внезапно матюкнулась Марфа. — Мы-то знаем, што стервецу выжить нас надо, но во, дулю ему! – бабка продемонстрировала кукиш. – Никуда мы не уедем! Нам и тута хорошо!
— Так может того, и правда вам уехать, не? – вякнул из угла Максимка, и на него уставились три тяжёлых взгляда.
— Кхм… — перевёл на себя внимание знаток. — А Никодиму такая беда на кой чёрт? Чего он суетится?
— Дык вредитель он. Как в пионеры подался — так пропал парень, бесам прислуживать стал, тем, что в турбинах.
— Дорофеевна там как? Получше стало?
— Да куда там лучше, совсем плоха. Как бы отпевать скоро не пришлось.
— Поня-ятно, — протянул знаток. — Вы меня простите, дамы, но у нас тут рабочий момент. Побалакать надобно, наедине.
«Дамы» засобирались, охая и уговаривая всё съесть, да про баньку не забывать. Выпроводив бабок, Демьян упал на кровать и запел под нос:
— А у нас во дворе.
Есть девчонка одна...
— Дядько Демьян, вы чего такой весёлый постоянно?
— Просто… Слышь, ты зачины все выучил?
— А то! – Максимка вытащил из-за пояса смятую тетрадку в линейку – не такую толстую, как у знатка, но уже исписанную кривыми строчками заговоров. – Вот, всё могу прочитать.
— Молодец, благодарность тебе от всего Советского Союза. Ну ты давай збирайся, ща пойдём от чертей наших пужаться.
— Мы ж только пришли!
— Черти нас чакать не будут, у них тоже тока обед по расписанию.
Извечную свою клюку Демьян оставил в хате. На вопросительный взгляд пояснил:
— Не понадобится.
И снова в лес – вот только пришли, не понимал Максимка, чего там опять делать? На улице смеркалось, на удивление рано для лета, и серость дня сменилась наступающей темнотой. Весело посвистывая, Демьян брёл по полю к опушке. Стало уже морозно малость, со склона журчал ручей, и в стылом полумраке вырисовывались силуэты деревьев….
Мерно переступая копытами и наклонив голову, из леса вышла лошадь.
***.
Продолжение следует.
Авторы - Сергей Тарасов, Герман Шендеров.