Японские ученые говорят, что счастье пахнет лавандой. Видите ли, последние исследования это доказали: счастливый человек выделяет феромоны с ароматом этого фиолетового цветка. Поэтому Татьяна Борисовна покупает освежитель воздуха именно с лавандой. А вдруг вместо запахов помойки в ее доме появится дух благополучия? Чем черт не шутит…
Как гром среди ясного неба…
Детство Татьяны Коробковой назвать безоблачным никак нельзя – и в прямом, и в переносном смысле. Октябрь 44-го года выдался на редкость холодным и дождливым, из-за распутицы на дорогах ее мать не успела доехать до родильного дома: внезапные схватки, закончившиеся достаточно быстрыми родами, случились у стен Карповской церкви, под грохот грома и звон колоколов. Больше о своем рождении она ничего не знает – в детстве родная тетка только об этом рассказывала, и больше ни слова.
О том, что Танину мать потом посадили за кражу, естественно, никто не говорил. Из тюрьмы та так и не вышла – туберкулез оказался беспощаднее системы советского правосудия. Воспитывала Таню сестра матери Зоя Пантелеевна - женщина во всех отношениях жёсткая. Если что не так, хватала девочку за рыжие волосы, отливавшие не то листопадами Таниного дня рождения, не то блеском куполов Карповской церкви, у которой она родилась, и тащила по всей квартире в кладовку, заваленную газетами, старыми табуретками и бочонками, в которых тётя Зоя каждый год солила огурцы и опята.
- Вот там я и просидела полдетства, - с грустной усмешкой говорит Татьяна Борисовна. – Била меня нещадно, а соседям говорила, что я в мать пошла – негодницей расту. Но я молчала, разве будешь с ней спорить – поколотит ведь снова! Как только мне исполнилось 18, тут же разложила свою простыню в заплатках, покидала туда пожитки, завернула в платочек мамину заколку - единственная память о ней, и рванула в новую жизнь.
Пути трамвайные неисповедимы
Новая жизнь встретила ее трелями трамвайного парка. И всё сразу стало как-то налаживаться. Устроилась уборщицей с окладом в 70 рублей, дали место в общежитии, а ещё подарили на двадцатилетие большой электрический самовар - на целых пять литров!
Но пути трамвайные, как и Господни, оказались неисповедимы. Таня, перейдя из разряда уборщиц в кондукторы, поддалась искушению и украла сама у себя почти всю дневную выручку. Как она потом оправдывалась, "дублёнку хотела". Далее все просто и предсказуемо – увольнение, следственная проверка и обида. Нет, не на саму себя – на мать. Права была тётя Зоя, гены во всем виноваты. Выживать приходилось самостоятельно, без надежды на уже ставшие привычными подсчёты и авансы.
- Посадить - не посадили, конечно. Там и сумма-то плёвая была. Директор депо пожалел, ходатайство написал, чтобы отделалась испугом, - вздыхает Татьяна Борисовна, вытирая сухие слезы. – И куда мне идти – голодной и со статьей?!
Впрочем, у девушки даже в безвыходной ситуации есть выход – замуж. Кандидата долго не искала, согласилась на малое – на Петровича. И не надо осуждать, что разница между ними исчисляется почти тридцатью годами. Зато не пьет, занимается моделированием – мастерит из папье-маше красивые фрегаты, имеет квартиру на Южном шоссе и историю болезни в регистратуре 40-й больницы, в которой корявым почерком написано: рак гортани II стадии.
- Я сейчас скажу ужасную вещь, но мне тогда Петрович показался перспективным человеком, - поджав губы, с расстановкой говорит Татьяна. – Я к нему тут же переехала, расписались и стали жить.
Семейная жизнь не была отягощена заботами о хозяйстве. Полы мыла всего два раза: перед свадьбой, чтобы тётю Зою пригласить не стыдно было, и за день до похорон Петровича, который умер через полгода после регистрации. Боялся он один умирать, а все равно пришлось отдавать Богу душу в одиночестве. Таня даже не подошла к нему, когда он хрипел. И вместо пресловутого стакана воды принесла таз – обмывать покойника лучше, пока он еще теплый.
Я себя не на помойке нашла…
А дальше снова страницы жизни быстро зашелестели, словно кто-то перечитывал ее жизнь по диагонали. Похороны, 9 дней, 40, година… Сберегательная книжка Петровича прокормить Татьяну больше не смогла, пришлось снова устраиваться на работу. С четвертой попытки оформилась кладовщицей. До сих пор удивляется: и как ее с "воровской" статьёй на такую должность взяли?!
Копить и складывать она умела с детства, да и жизнь хорошенько научила заповеди «Не укради!». Поэтому в магазине была на хорошем счету. Правда, после пенсии держать не стали – вежливо попросили уйти. Привычный уклад сотрудника службы хранения, бережливость, доходящая порой до скупости, заставили Татьяну сделать из своей маленькой «двушки» большую кладовку. Тащила туда всё: бутылки, чтобы потом сдать, старые мойки, матрасы, ящики – всё, что находила около мусорных контейнеров.
"Нельзя таким добром разбрасываться, жизнь может любой финт вывернуть", - уж Татьяна Борисовна-то ой как хорошо знает об этом. Соседи и участковым грозили, и Роспотребнадзором, а всё без толку. После многочисленных скандалов, увещеваний и обещаний неизменно оставался лишь смрад, тараканы и… жалость к самой Татьяне, которая в сотый раз извиняясь перед жителями подъезда, обещала им побрызгать на лестничной клетке освежителем с ароматом лаванды.
- Зачем это вам? - пытаемся мы её образумить. У вас же какая-никакая, но пенсия есть?
- Пенсию я коплю на смерть, боюсь одна умирать - как Петрович, а лишние деньги понадобятся на устройство в приют. Я же себя не на помойке нашла, - гордо говорит Татьяна и после паузы, заметно сникнув, добавляет, - я там живу...