Найти в Дзене

ПОСЛЕДНЕЕ ПИСЬМО ДЖЕЙМСА ФИЦДЖЕЙМСА К ЭЛИЗАБЕТ КЕННИНГЭМ

ПЕРЕВЕЛА МЕЛИНА КАЛЕНОВА

Корабль ее величества Эребус, в море

8 июня 1845 года, 10 часов вечера

Моя дорогая Элизабет,

Ты очень просила меня, чтобы я вел журнал во время экспедиции; что ж, этому быть! Я уже веду один журнал, но его необходимо будет отдать Адмиралтейству, но чтобы удовлетворить твое любопытство, я иногда буду записывать краткие заметки о происходящем и о всяком событии, что восхитит или поразит меня; эти записи будут либо в форме письма, либо в любой другой форме, которая придется мне по вкусу. Скорее всего я не буду перечитывать написанное, так что прошу прощения за всякого рода ошибки.

Начинаю повествование с сегодняшнего вечера, ибо нахожусь в отличном расположении духа. Каждый из нас радуется предстоящему путешествию. Нам дует попутный ветер, и сейчас мы плывем со скоростью семь узлов, море гладкое и спокойное, хотя нас немного укачивает; но корабль весьма устойчив внизу, однако на палубе имеет склонность сильно качаться и корениться. Наша широта сейчас около 60° 0’, долгота 9° 30’, так что ты примерно сможешь определить наше местоположение. Пароходы Раттлер и Блейзер оставили нас вчера днем, недалеко от острова Рона, в семидесяти или восьмидесяти милях от Стромнесса. Капитаны этих кораблей взяли с собой наши письма; одно из них мое и адресовано тебе, и в нем рассказывается о том, как шли наши дела во время плавания до Стромнесса. Имела место быть сильная зыбь и северо-западный ветер, но потом подул попутный западный и юго-западный. Пароходы затем подплыли к нам так близко, как только это было возможно, и все офицеры вместе с командой кораблей во все легкие прокричали нам "ура" несколько раз, и мы ответили им тем же. Проделав ту же операцию рядом с Террором, они наконец уплыли, и через час или два их паруса перестали виднеться вдали, оставляя нас вместе с горным пейзажем острова Рона и несколькими чайками; тогда настало время посмотреть, не отступил ли кто-то от намеченного плана. Все дружно прокричали: "Теперь мы, по крайней мере, свободны!" и ни один взгляд больше не был нацелен на горизонт. Сидя за столом, мы выпили за здоровье леди Франклин, и, так как это был день рождения дочери сэра Джона, за ее здоровье тоже. Но ветер, бывший попутным после отплытия пароходов, вечером стал северо-западным, и из-за этого нас склоняет к северу, а не к западу. Небо было чистым, воздух – бодрящим и волнующим. Прошлым вечером меня успела помучить головная боль, но сейчас никакие боли меня не беспокоят, и я ложусь спать и думаю о тебе и о дорогом Уильяме, чей портрет висит у меня в каюте; в иллюстрациях новостной газеты ты можешь увидеть маленький столик, за которым я сейчас сижу и пишу это письмо – но представь, это столик длинной всего три фута, от кровати до двери, так что портрет смотрит прямо на меня.

Этим утром подул попутный ветер; не прошло и половины дня, как он начал дуть прямо за кормой. Террор плывет прямо за нами, транспортное судно плывет так близко с нами, как только позволяет его маленький парус, ведь оно может с легкостью обогнать нас, если захочет; корабли, несомненно, боятся льда, потому что не созданы, чтобы дробить его. В нашей команде есть следующие участники, которых я опишу тебе позднее: первый лейтенант, Гор; второй, Ле Весконт; третий, Фейрхолм; казначей, Осмар; хирург, Стэнли; ассистент хирурга, Гудсир; ледовый мастер, Рид; помощники – Сарджент, Де Во, Коуч; второй мастер, Коллинз; и конечно же, командор, но тебе он давно известен.

Самый оригинальный персонаж из всех – грубоватый, интеллигентный, с сильным северным акцентом, но не вульгарный, с хорошим чувством юмора и чистым сердцем – это Рид, гренландский китобой, родом из Абердина, он ранее командовал китобойными судами, а сейчас развлекает нас замечаниями и описаниями разного вида льдов, китов и так далее. Например, скоро мы должны проплыть мыс Прощания, и я спросил его, правда ли, что там часто случаются штормы, на что Рид ответил: "Ох! Все в порядке с погодой сейчас, мистер Джемс, сэр! Все в порядке! Никакого льда, сэр, кроме айсбергов, льда не будет, будут только айсбергы, сэр, которые я с нетерпением хочу видеть. Пусть все идет своим чередом, ищите большие айсберги. Подплывите к ним с подветренной стороны, и быстро проплывите мимо них, сэр, главное быстро. Если они дрейфуют рядом с сушей, значит, они обогнали корабли". Сама идея того, что кроме айсбергов не будет никакого льда, поражает до глубины души. Только что я играл в шахматы с казначеем Осмером, замечательным мужчиной. Он плыл вместе с Бичи на Блоссоме, когда они путешествовали по проливу Беринга в поисках Франклина, во время того как его экспедиция наносила на карту северное побережье Америки, и проплыли в 150 милях от Франклина; он был в Петропавловске Камчатском, где я надеюсь побывать, и также служил в озерах Канады. Сначала я было подумал, что он просто глупый старик, потому что он любил поболтать и нюхал табак; но он такой же веселый и энергичный, как любой молодой человек, полный причудливых изречений, всегда в хорошем настроении, постоянно смеется, никогда не успевает заскучать, он просит добавки за ужином, и побеждает меня в шахматах – и он является джентльменом.

Второй мастер мистер Коллинз – самый настоящий добродушный человек. Но сейчас настало время прощаться, ведь уже больше одиннадцати ночи. Я писал безостановочно, все было написано пером дикобраза. Благослови тебя Бог!

6-е. – Сегодня сэр Джон Франклин показывал мне инструкцию касательно нашего путешествия и его главных целей, там также объяснялась важная необходимость наблюдать и обращать внимание на все, что мы увидим в течение нашего плавания в эти неизвестные северные регионы, начиная от блохи и заканчивая китами. Он также напомни мне, что я несу ответственность за магнетические измерения. Затем он объявил всем офицерам, что любые заметки, журналы, зарисовки и тому подобное он отдаст в Адмиралтейство, когда мы вернемся в Англию; он также прочитал нам некоторые инструкции, которые были даны офицерам корабля Трент, первого судна, которым Франклин командовал вместе с капитаном Бученом в 1818 году, когда они пытались достичь Северного полюса, и сделал акцент на том, как важно записывать даже малейшие детали и наши собственные мнения. Он восхищенно рассказывал о том, что ожидает от нас усердной совместной работы, и что постарается быть справедливым в отношении своих офицеров.

Сегодня был достаточно унылый день, так как солнце скрылось и ветер так сильно клонит нас к Северу, что бедный старый Эребус не может держаться прямо, и лавирует, говоря морскими терминами. Семь или восемь косаток были замечены, когда мы плыли на юго-запад, и мистер Гудсир сказал, что это восхитительные животные. Прошлым вечером стая морских свиней плыла недалеко от носа судна, когда оно погружалось в море, и также мы увидели птицу по имени маллимаук, разновидность петреля, которую жители Арктики считают признаком приближения к ледяным регионам.

Сегодня за ужином сэр Джон поделился своими мыслями о том, что нам вероятно удастся пробиться сквозь лед около побережья Америки, он также сказал, что не верит, что на севере есть не покрытое льдом море. Он верит, что достичь полюса возможно, если перезимовать на Шпицбергене, а весной отправиться в путь, но надо успеть до того, как лед расколется и отплывет на юг, как произошло с Пэрри.

В полночь. – Я не могу понять, почему шотландцы всегда говорят низким, монотонным и нерешительным тоном голоса, который не всегда понятен – это, как я думаю, является признаком "смышленности". Мистер Гудсир "смышленый". Он высок и весьма худ, и ходит всегда на цыпочках, а руки держит в карманах. У него хорошее чувство юмора, он весьма образован, отлично знает природоведение, был куратором музея Эдинбурга, ему приблизительно двадцать восемь лет, он смеется с восхищением, не влюблен, с энтузиазмом рассказывает о разных -ологиях, рисует внутренности микроскопических животных карандашом с воображаемым острием, ловит рыбу в ведро, смотрит на термометр и все остальные приборы, является приятным компаньоном и дополнением к команде. Вот и все про мистера Гудсира.

7-ое, 11 вечера. – Признаюсь честно, нас сильно укачивает, и усилился северо-западный ветер. Ветер подул, когда солнце уже собиралось садиться, то есть около 9 вечера, он вздымался с берегов, но позже превратился в усиливающийся морской бриз. Барометр продолжает опускаться и подниматься, так что я предвижу, что скоро будет шторм. Прошлой ночью было спокойно, сегодня днем облака заслонили небо. Весь день, начиная с восхода солнца, я провел, работая и совершая наблюдения вместе с Ле Весконтом. За день не произошло ничего интересного, что бы я мог записать в журнал, и я сильно устал и не в настроении сейчас описывать своих товарищей.

8-е. – Мне нравятся серьезные мужчины. Сэр Джон Франклин сегодня провел настолько прекрасную церковную службу, что у меня не остается сомнений, что все прочувствовали то великое дело, которое мы собираемся совершить. Впервые он провел воскресную службу за день или два до нашего отплытия, на ней присутствовали леди Франклин, его дочь и племянница. Всех поразила та серьезность, с которой он говорил, и я точно знаю, что он твердо верит во все, о чем так прекрасно и искренне поведал нам на службе. Сегодня было буйное море и сильный бриз, но все начало исправляться к четырем часа дня, когда солнце вышло из-за облаков – небо было чистое и восхитительное. Будучи на широте 62° в 9 вечера мы легли на галс (если ты знаешь, что это значит) и отправились на юго-запад. Сегодня нам довелось увидеть один из питерхедских кораблей.

10-е. – Я уж было начал писать прошлой ночью, но как только сел за письмо, то корабль стал качаться с такой силой, что мне пришлось встать и пойти зарифить верхние паруса, так как во время шквалов дул необъяснимо сильный ветер. Качка на корабле была легкой по меркам Арктики, но все равно, она была сильнейшей из тех, что я когда-либо имел честь наблюдать. Рид сказал, что ему не нравится, когда ветер "так и норовит подуть в каждый угол". Весь вчерашний день я был занят магнетическими наблюдениями, и сегодня провел несколько на верхней палубе. Эти утром погода сжалилась над нами: теперь дует легкий ветер и море сравнительно гладкое. В без четверти десять мы наблюдали чистое небо и прекрасный закат, а Гудсир изучал моллюска под микроскопом. Он в восторге от мешка, полного чего-то похожего на ворвань, который он только что вытащил сетью и который, как оказалось, является пищей китов и других животных. Я читал произведение сэра Джона Франклина, написанную в защиту его правления на земле Ван-Димена; оно вышло через одну-две недели после нашего отплытия. Он подготовил все листы к печати и оставил несколько для лорда Стэнли; Франклин говорит, что этот человек надменный и властный.

Этим кончается третий лист моего письма; если тебе не особо понравилось написанное, то дальше можешь не читать. Сейчас не происходит ничего интересного, и мы не так уж продвинулись в нашем путешествии, так что я на данный момент заканчиваю письмо, помни, что я навеки твой и т.д.

10-е, продолжение. – Кауч – это маленький, черноволосый паренек с гладким лицом – у него своеобразное, но хорошее чувство юмора; он пишет, читает, работает и рисует – и делает все это чрезвычайно тихо; не могу найти в нем какой-то особой отличительной черты, кроме, пожалуй, одной – он весьма упрям. Со Стэнли, то есть, с хирургом, я знаком еще со времен Китая. Он какое-то время очень усердно работал на Корнуоллисе. Он скорее симпатичный, но толстый, с черными как смоль волосами, очень бледными руками, которые всегда отвратительно чисты, и засученными рукавами рубашки; наводит на неприятные мысли о том, что он был бы не прочь отрезать ногу немедленно - “если не раньше”. Он хороший человек и внимательно относится к каждому из нас. Ле Весконта ты уже знаешь. Его главное узнать поближе, тогда впечатление меняется. Фейрхолма ты тоже, вероятнее всего, видела или даже знаешь, он умный и приятный компаньон, и ему многое известно. Сарджент – миловидный парень, тоже обладатель приятного характера. С Де Во я познакомился, служа на Корнуоллисе. Он после был назначен на Эндимион, тогда являясь обычным юнгой. Он безупречен, умен, добродушен, и подает большие надежды, и особенно пришелся по душе Ходжсону, и это взаимно.

Грэм Гор, первый лейтенант, является очень хорошим офицером, на которого можно положиться; у него приятнейший нрав, и он больше похож на Ле Весконта в плане застенчивости, чем на таких открытых людей, как Фейрхолм или Де Во. Он отлично играет на флейте, рисует – иногда выходит хорошо, но иногда плохо; в целом, он хороший товарищ.

Я закончил с описаниями. Не знаю, удалось ли мне запечатлеть нашу команду во всей ее красе, но ты достаточно знаешь меня, чтобы понять, что я не утаил ни одно их достоинство и ни один недостаток. Но я очень надеюсь, что мне удалось передать хотя бы крупицу той радости, добросердечия и доброты, которые каждый из нас испытывает сейчас. Мы очень счастливы, и очень любим сэра Джона Франклина, и любим его тем более, чем узнаем ближе. Он вовсе не нервный или суетливый; на самом деле, смею уверить тебя, что он сумеет принять ответственное решение в чрезвычайной ситуации; но также могу добавить, что в вещах, о которых у него еще не успело сформироваться твердое время, на него легко можно надавить.

Наши парни все хорошие, сердечные ребята, в основном с севера, еще есть несколько, служивших на военных кораблях. Прибыв в Стромнесс, нас преследовал страх, что некоторые из них захотят уплыть домой, и мы были готовы отпустить их – но никто с Террора не захотел оставить корабль. Однако двое мужчин захотели увидеть свои семьи – один жену, которую он не видел четыре года; другой мать, которую тот не видел все семнадцать – так что я позволил им пойти в Киркволл, в четырнадцати милях отсюда. Я также разрешил некоторым сойти на берег и купить еще провизии. Они все прибыли на корабль в целости и сохранности, но узнав, что пересчитывать людей собираются только к следующему утру, четверо мужчин (признаюсь честно, они немного переборщили с виски, и среди них, кстати, был мужчина, не видевший свою жену четыре года) взяли маленькую лодку и отплыли на берег, не предупредив о своем отлучении. Об их исчезновении скоро стало известно, и Фейрхолм с Бейлли и еще кем-то благополучно доставили всех четверых на борт к трем утра. Я искренне уверен, что эти мужчины обязательно бы вернулись назад на корабль (если бы не были настолько пьяны), особенно бедный женатый мужчина, но согласно правилам службы, их необходимо было сурово наказать – одним из методов наказания является прекращение выплачивания им зарплаты или передача зарплаты констеблям или другим лицам, которые задержали виновных. Но я знаю, что наказание предназначено для предотвращения неправомерных действий других, а не для мести за их индивидуальные проступки – мужчинам хорошо было известно, что они поступили неправильно – и безусловно ясно, что никаких повторений этой ошибки не будет, по крайней мере до прибытия в Вальпараисо, или Сэндвические острова; так что, я встал в 4 утра, поднял всех с постели, отправил Гора и Сарджента вниз, чтобы они разбудили морских пехотинцев, и обыскал всю палубу на наличие алкоголя, который тут же был выброшен за борт. Это действие заняло целых два часа, в течение которых мы успели поднять якорь и отправиться в плавание. Я ничего не сказал этим мужчинам. Наверное, они ожидали, что я буду на них кричать, и женатый мужчина стал особенно застенчивым и отказывался смотреть мне в глаза, но никаких криков не было, и мужчины вели себя прилежно с тех самых пор. Не имею и малейшего понятия, зачем пишу тебе все это. Я хотел отправиться спать, когда закончу еще один лист письма, но вместо этого отправился посмотреть на прекрасные образцы ракообразных под микроскопом; среди них был совершенно новый вид, он длинной в четверть дюйма и у него есть хвост, похожий на павлиний. Гудсир сейчас зарисовывает его. И вот, наконец настало время сказать тебе спокойной ночи – уже пробило больше часа.

11-е и 12-е. – Весь вчерашний день дул сильный ветер, и море было настолько бурным, что когда мы переправлялись через шканцы, я ужасно промок. Море сейчас безупречно прозрачное – прекрасного, особенного холодного оттенка зеленого или ультрамаринового. Большие волны цвета стеклянных бутылок покачивали корабль, и их пики были похожи на пивную пену. Наступил закат, и ветер поутих, а ночью стало совсем тихо. Этим утром до четырех часов дул попутный ветер, но затем пришел густой туман, а к вечеру подул сильный северный ветер (то есть попутный для нас), и сейчас мы движемся быстро, при этом мы скоро станем плыть в другом море, и его волны движутся противоположно тому, в котором мы плывем сейчас, поэтому нас немного качает. Сейчас мы всего в шести милях от Исландии – от южной ее стороны.

14-е. – Вчерашним вечером море сильно опустилось, и ветер стал совсем слабым. К утру ситуация с ветром улучшилась – всю ночь дул попутный – но вместо ясной погоды и северо-восточного ветра сейчас мы имеем сильный дождь, непроглядный туман, и юго-восточный ветер. Однако в данный момент (11 вечера) мы идем со скоростью семь с четвертью узлов, туман все еще отказывается уходить; Террор плывет с одной стороны от нас, а транспортное судно – с другой, корабли плывут достаточно близко, потому что боятся потерять нас из виду из-за сильного тумана. Сегодня мы разгрузили все наши книги и обнаружили, что у нас имеется солидная библиотека. Рид продолжает развлекать нас. Он только что рассказывал мне о том, как варить соленую рыбу, если она оказалась слишком соленой. Он увидел, как стюард пытался отмыть рыбу от соли, и закричал: "На что вы тут пялитесь? Не получится избавить ее от соли таким образом!". Оказалось, когда рыба закипит, то ее нужно снять с огня и какое-то время держать так. Субботняя ночь. Рид и Осмар собираются выпить в честь "Возлюбленных и жен" и хотят, чтобы я присоединился. Я ответил им, что предмета воздыханий у меня нет, а жениться я еще не готов. Доброй ночи.

Элизабет, признаюсь, в последние дни я ничего тебе не писал, но это отнюдь не из-за отсутствия интересной информации, а лишь потому, что я был занят вычислениями до ночи, а после, когда я все же пытался сесть за письмо, сон одолевал меня. Сегодня праздник победы у Ватерлоо, и все мы, сидя за столом сэра Джона, выпили за здоровье герцога Веллингтона. Перед нашим отплытием из Англии ходили слухи, что в этот день некоторым собираются дать повышение; если это правда, то я более чем уверен, что получу звание капитана. Думая об этом, в десять часов вечера (судя по моим расчетам, это где-то половина восьмого в Лондоне) я налил себе бренди, смешанного с водой, и выпил за твое здоровье. Должно быть, ты в это время пила вино. Я представил, как пью вино вместе с тобой, но это лишь мечты, и я не имею понятия, когда в следующий раз буду сидеть, попивая бокал вина. Сейчас Рид рассмешил меня, когда почесал свою голову и сказал: "Что же вы, мистер Джемс, неужели правда никогда не спите? Вы все пишите и пишите!" Я же ответил ему, что когда все же ложусь спать, то успеваю проспать в два раза больше остальных, причем за такое же, как они, время. Что ж, вернемся к повествованию.

15-е. – Сильный попутный ветер, море поднималось высоко, однако мы шли под большим парусом, тяжело кренясь; тогда мы шли со скоростью девять узлов. К вечеру стало лучше, погода прояснилась, наступила прохлада.

16-е. – Спокойный день, море гладкое и прозрачное, облачно, без солнца. После завтрака я отправился на Террор, чтобы поговорить с капитаном Крозье о моих наблюдениях, которые я делал, пользуясь изобретенной им погружной иглой. Фейрхолм и Ле Весконт сопровождали меня в шлюпке, в той самой, которую ты видела в Вулвиче, когда ее погружали на корабль. Крозье, Литтл (первый лейтенант) и лейтенант Гриффитс (командующий транспортным судном) ужинали вместе с сэром Джоном.

17-е. – Выглянуло солнце, и день был ясным; воздух был холодным. С 11 числа термометр, находящийся в тени на палубе, никогда не поднимался выше 50 градусов, но также не опускался ниже 45 градусов, ни днем, ни ночью; обычно было 46 или 48 градусов [8-10 градусов Цельсия – прим. пер.]. Ночью облачно, но на горизонте северо-востока виден яркий свет, Гор говорит, что это северное сияние. Рид сказал, что это ледовый отблеск. Я же говорю, что это отражение заката, хоть это и северо-восток. Выглядит, словно в двадцати милях от нас горит большой город.

Сегодня (18-е) мы принялись за работу, и написали список всех наших книг, у нас, оказывается, замечательная коллекция. "Воронье гнездо" – это бочка, обтянутая холстом – обычно крепится на самый верх фок-мачты, чтобы можно было забраться туда и искать свободные ото льда каналы. У нас же это что-то вроде холщового цилиндра, намотанного по кругу, и находится на грот-мачте (если ты знаешь, что это такое). Рид, у которого будет особая привилегия находиться там, наверху, говорит, что это гнездо стоило весьма дорого.

19-е. – Сейчас двенадцать ночи. Я думаю, что мы находимся в 140 или 150 милях от мыса Прощания. Сильно дует ветер, хотя море спокойно, но слегка укачивает. Когда я говорю, что ветер сильный, я имею в виду, что он свежий; мы плывем быстро. Мне очень трудно убедить сэра Джона спустить паруса хоть немного. Все еще облачно. В половине одиннадцатого на северо-западе был замечен яркий свет, и мы уж было подумали, что вот оно, северное сияние – но это оказалось лишь отражение заката. Наступил закат – облака и туман, словно отнятое одеяло, ушли прочь, оставив огненно-красное чистое небо, образовавшее арку на четко очерченном горизонте; небо было пустым и холодным, и оно было очаровательно. Сейчас ко мне пришел дежурный офицер и сказал, что ветер затих, и все стало спокойнее. "Зарифи паруса, и поставь фор-брамсель" – сказал я самое главное. – "Разбуди меня в шесть, если что-то изменится". Доброй ночи, доброй ночи!

24-е. – Сейчас мы в проливе Дэвиса. Мы должны приплыть к мысу Отчаяния сегодня в полдень, держим курс на восток, осталось 90 миль. Погода вознаградила нас сильным ветром, поэтому мы быстро несемся в море. В последний раз я писал тебе в четверг ночью, так что, вероятно, мне следует кратко описать все, что произошло в последующие дни. В пятницу 20-го числа (впрочем, в четверг ночью тоже, хотя немного мне все же удалось поспать) нас вертело, шатало и качало как только можно, море было неспокойно и волны двигались во всех направлениях; день же был спокойным, но все же нас продолжало качать. Несколько "бутылконосов" – то есть китов этого рода, они длинной примерно восемь с половиной метров – виднелись недалеко от кораблей. Видишь ли, у этих китов весьма своеобразная форма головы, поэтому когда вдалеке из-под воды виднеются их "бутылочные" носы, то можно подумать, что это морды каких-то морских чудовищ. Всю ту ночь мы были заняты, прыгали и бегали по палубе; ветер рвал и метал, и в конечном счете из просто сильного превратился в самый настоящий шторм; воздух был холодным, хотя термометр упорно показывал 42 градуса [5 градусов Цельсия]. В субботу все опять стало тихо, вода была гладкой. Недалеко летают птицы из рода Глупышей, а также в воде плавают стволы деревьев, у которых лед содрал кору. За ужином сэр Джон развлекал нас анекдотами о индейском вожде, которого он встретил во время своей неудачной экспедиции, в результате которой сильно пострадал – индейца, кажется, звали Акачо, и он был славным парнем.

Суббота, 22-е. – Примерно в семь утра начал дуть сильный восточный ветер (как ты помнишь, мы держим путь на запад). Трудно было стоять смирно во время церковной службе на нижней палубе, так как корабль сильно качался. Морские волны прекрасно извивались.

Вчера, 23-е. – Море так высоко поднялось, что это было самое высокое море в моей жизни. И все же для меня нет ничего приятнее сильного дуновения ветра, особенно когда он попутный. Пару раз мы играли в карты, один из них был как раз в то время, когда мы закончили ужинать. Сегодня я ужинал вместе со всеми. Сэр Джон, увидя гостей, не смог удержаться и поел вместе с нами. Мы плотно уселись и признаюсь честно, места было мало. Но все находились в хорошем расположении духа, и пока не подул ветер, все шло хорошо. Весь вчерашний день и всю ночь шел сильный дождь, но сегодняшним утром погода смилостивилась, и нас ожидало яркое солнце и чистое синее небо, что было весьма кстати, потому что нам необходимо было высушить нашу одежду и нас самих. Наш курс был изменен: теперь мы движемся на север. Сегодня в полдень мыс Отчаяния был в девяноста милях на восток от нас, мы в проливе Дэвиса. Море сравнительно спокойное, ветер все еще попутный. Сэр Джон рассказал, что в своем путешествии к Гудзонову заливу он проплыл мимо того самого места, где мы находились вчера, тогда он пробирался сквозь лед. Но мы пока не видели ни суши, ни льда. Однако море становится холоднее. Температура воздуха все еще 41 градус [5 градусов Цельсия], но сегодня я почувствовал, что правда становится холодно. Нашу обезьянку одели в фрак и брюки, которые для него (или нее) сшили наши моряки, и завернули в одеяло, так что думаю, что холода действительно близко. Пока что прощай.

Среда, 25-е. – Сегодня в час ночи стоя на палубе мне довелось увидеть западное побережье Гренландии и айсберг – даже несмотря на то, что до суши было еще 40 миль, а до айсберга шесть или восемь. С попутным ветром мы проплывали мимо этого айсберга днем, и когда я посмотрел на термометр, то увидел, что температура опустилась до 39 градусов [около 4 градусов Цельсия], хотя позже обратно поднялась до 42. Побережье Гренландии грубо отесано и его обрамляет блистающий снег, оно все покрыто темными ущельями, которые формируют своеобразные узоры; мы сожалеем, что у нас нет возможности ближе рассмотреть эту красоту. Этим утром вдалеке был замечен заснеженный айсберг. Сейчас, когда я пишу, часы показывают 11 вечера, 63° широты, сейчас мы находимся около места, которое на карте обозначено как Лихтенфельс. Солнце село полчаса назад, и послезакатные тени сделали море прекрасного синего оттенка; море спокойно – настолько спокойно, что рядом с нами видны отражения мачт Террора, хотя сам корабль находится в полумиле от нас. Ветер прохладный и бодрящий, и все мы находимся в хорошем расположении духа, и каждый находит себе дело по душе. Я весь день трудился на палубе, совершая нужные наблюдения. Гудсир ловит в сети самых необычных животных, которых я когда-либо видел, и он в восторге от своих находок. Гор и Де Во за бортом пытаются поймать что-то в сети, оба курят сигары, а Осмар в этот время хохочет; он славный парень, весьма оригинален местами. Я очень устал сейчас и хочу спать, но не хочу ложиться, пока мы не приблизимся к загадочной Арктике. Рид говорит, что "Скоро мы должны увидеть собак", о которых он добавляет: "Китобои называют их "яками", но они также известны как "Хаски"".

26-е. – У нас был чудесный день, все шло спокойно и ярко светило солнце; 42 градуса показывал термометр. Всякого рода животные были пойманы в сети. Мы часто просто хотим поймать немного рыбы с помощью длинных палок с сетями на концах, но когда достаем их из воды, то они оказываются наполнены необычайно странными зверями. Крозье ужинал у нас на борту, Ходжсон тоже пришел, правда выглядел очень больным. Мы видели несколько айсбергов, и мы очень надеялись разглядеть их поближе; грубо отесанное побережье Гренландии сейчас виднеется в двадцати милях.

27-е. – Сегодняшний день был приятным, жарким и спокойным; погрузились на 40 саженей и достигли дна, откуда достали множество морских звезд, ракушек и других странных зверей – но, что самое приятное, нам также удалось достать большое количество крупной трески, таким образом, ее хватит, чтобы досыта накормить нас раз или два. Сегодня пополудни нас настиг густой туман вместе с северным ветром, из-за чего температура в термометре опустилась до 35 градусов [около 2 градусов Цельсия], и пока отказывается подниматься выше; мы плывем по тихой морской глади, и в каком бы направлении мы ни пошли, нас сопровождают киты. Широта 64°. Туман рассеялся, но мы потеряли транспортное судно. Этим утром недалеко от нас проплывал бриг, и его капитан приплыл к нам – это был грубоватый старичок с Шетландских островов. Он приплыл сюда, чтобы поймать рыбы, в особенности трески, а также его целью было поохотиться на лосося в "фьордах" – это достаточно новая практика здесь. Собственно, к нам на борт он вступил, желая поздороваться с невысоким мужичком, тем самым, у которого в Стромнессе живет жена – оказалось, что они были приятелями.

29-е. – Море сегодня было прозрачным, как стекло, а небо заслонено облаками; воздух был холодным – термометр держится на 35 градусах; к моему удовольствию, мы встретили несколько айсбергов на своем пути, и пропали в миле от самого большого. Вид был прекрасным: горизонт вдали являл собою четко очерченную темную линию, и айсберги, ловя на себе солнечные лучи, походили на блестящие праздничные тортики. Я думал, что айсберги – это прозрачные глыбы льда, но оказалось, что они скорее походят на снежные массивы, на которых виднеются темные дождевые полосы. Вечером я отправился на борт Террора: там было спокойно. Я встретил лейтенанта Ходжсона, и признаюсь, он выглядит вполне здоровым, видимо, ему стало получше. Когда я вернулся на Эребус, то помог Гудсиру поднять сети с глубины 250 саженей. Наш улов: морские звери и звезды, грязь, ракушки, и самое главное – еще больше трески. Прошлой ночью я не спал допоздна, пытаясь прочитать показания часов при свете некоторых, замечательных медуз, которые излучают яркий фосфоресцирующий свет, когда их встряхивают в тазу. Суша уже виднеется, а в небе все еще много облаков. Мы обнаружили транспортное судно, а также рядом с нами плывет датский бриг.

30-е. – Побережье Гренландии теперь четко видно. Мы уже почти рядом – в двадцати пяти милях – но ощущение, как будто бы совсем близко; плотные облака нависают над скалистым заснеженным побережьем. Сегодня мне довелось увидеть несколько айсбергов, но они были слишком размытыми из-за облаков, хотя все равно прекрасными. Сегодня в шесть часов вечера мы пересекли Полярный круг, широта 66° 30’, а склонение Солнца обещает быть более 23° 10’, то есть сегодня оно вообще не сядет. К сожалению, даже ночью облака заслоняют небо и не дают насладиться полуночным солнцем. Этим вечером море было спокойным, айсбергов не видно.

1 июля. – Мы ожидаем завтра прибыть в Диско, или хотя бы подплыть к Китовым островам, где нам предстоит совершить погрузку провизии и угля с транспортного судна на наши корабли. Нам необходимо сделать это как можно скорее. Таким образом, сейчас я продолжаю писать это письмо, но в случае, если я далее перестану писать – будь уверена, мы прибыли в Диско и продолжаем наше грандиозное путешествие.

Сегодняшнее утро выдалось сырым и туманным, но позже небо очистилось, и сейчас мы уверенно движемся вперед, и синяя земля виднеется примерно в двадцати милях, вся покрытая снегом, и угловатые айсберги стоят у нас на пути. Через пару часов мы должны приблизиться к ним. Я только что спустился с "вороньего гнезда", и смело могу сказать, что эти ледяные вершины выглядят прекрасно и неповторимо; а ближе к суше они становятся почти прозрачными, прямо как в Швейцарии. Мы движемся вперед – вперед и только вперед! – трое кораблей, хотя транспортное судно скоро покинет нас. Этим вечером мы проплыли мимо приблизительно сотни моржей, которые лежали друг на друге, шевелили своими хвостами и плавниками, смотря на нас своими угрюмыми, в чем-то даже мудрыми маленькими усатыми мордочками. Шестьдесят пять айсбергов виднеются недалеко от нас.

В разговоре с сэром Джоном Франклином, который обладает хорошей памятью и не менее хорошим суждением, я выяснил, что есть одна сложность, которая может помешать нам попасть в залив Ланкастера. Пэрри, скажу честно, просто повезло, когда он в своем первом путешествии смог попасть туда всего за 9-10 дней – подобное чудо с тех пор не повторялось ни одним мореплавателем. В следующем же путешествии ему понадобилось уже 54 дня, чтобы пробиться сквозь немыслимые толщи льда, в итоге он вошел в залив Ланкастера только в сентябре. Для нас же залив Ланкастера – отправная точка, но не конечная. Если нам сильно повезет, мы сможем попасть туда к 1 августа, что весьма вовремя, ведь если мы успеем раньше, то, вероятно, нас будет ожидать тающий лед, а в августе море должно быть полностью чистым. Никакая экспедиция прежде не покидала Диско раньше 4 или 5 июля, хотя некоторые отправлялись раньше нас. Исключение составляет Росс, который в своем первом путешествии покинул Диско 16 июня, и за месяц преодолел еще 60 миль. Так что, как видишь, все субъективно: мы можем успеть проделать весь путь за год, но опять же, можем и не успеть.

Полночь, 1-е. – Только что я вернулся с палубы, где мне представился прекрасный вид на айсберги, мимо которых мы проплывали, и я даже увидел, как один из них, высотой примерно 200 футов [приблизительно 61 метр], с треском обрушился, подняв волну пены, брызгов и тумана. Это была настоящая лавина! Ночь хороша, небо чистое и солнце светит; датский бриг сейчас ближе к берегу, но рассмотреть его трудно, ибо айсберги преграждают взгляд – я насчитал 180 штук.

2-е. – Туман был настолько густым, что мы долго не могли понять, как далеко продвинулись, пока утром не обнаружили, что находимся прямиком у скалистого черного побережья с длинными бороздами и оврагами из снега, окруженного облаками и туманом. И – как смело с их стороны! – необычайно красивой фирмы снежно-белые айсберги перегораживали нам путь. Это Диско. Мы вывесили наш флаг, чтобы поприветствовать датчан; их же флаг высоко поднят и располагается на территории дома губернатора датского поселения под названием Ливли, на южном конце Диско. Сейчас мы держим путь на Китовые острова, что в гавани, которая находится между южным краем Диско и материком – там мы должны разгрузить транспортное судно и так далее. Скорее всего, мы отправимся в путь завтра ранним утром, так как сейчас (в десять часов вечера) мы находимся в 18 милях от островов. Виды замечательные, правда пустынные, но их красоту не передать словами. Я не могу перестать думать о французе, который, после долгого проживания в Англии со всеми ее туманами и дождями, побывал здесь и сказал: "Вместо этой ужасно печальной земли я лучше отправлюсь в Ливерпуль". Сейчас полночь, и Осмар только что вернулся с палубы и в данный момент прыгает на воображаемой скакалке. Я сказал ему: "Какой же вы счастливчик, Осмар; вы всегда так радостны!" На что он ответил: "Что ж, сэр, если я не счастлив здесь, то я не знаю, где вообще я могу быть счастлив". Рид говорит, что завтра утром мы должны увидеть Хаски.

3-е. – Этим утром произошло удивительное событие: мы направлялись к Китовым островам, но по какой-то ошибке Рид решил, что мы движемся не туда, и в итоге мы оказались на самом конце гавани, в тридцати милях к северу от пролива Вайгут. Гавань была полна самых прекрасных айсбергов, плотно утрамбованных возле побережья. Ближе к полудню мы осознали свою ошибку, так что нам предстояло плыть еще больше, что было бы весело, если бы мы не опаздывали. Я побывал на Терроре вечером и оказывается, капитан Крозье был в курсе нашей ошибки, но не думал, что дело зайдет настолько далеко. К счастью, дует попутный ветер, и теперь мы плывем в нужном направлении. Держим курс на Китовые острова.

4-е, вечер. – Хочу сказать тебе, что все это время солнце и не думало садиться. Наконец-то мы оказались вдали от скалистых островов, и решили отправить Ле Весконта на разведку, так как капитан Крозье, бывавший здесь пару лет назад, совершенно не узнал это место – на холме раньше находился флагшток, а сейчас его нет. Очень скоро мы увидели пятеро Хаски в маленьких каноэ, все были выстроены в ряд, и еще двое плыли впереди: они указали нам безопасный путь среди скал, и в итоге наши корабли были пришвартованы в канале, который всего в четыре раза по ширине превышает длину корабля, а также окружен сушей почти со всех сторон. Весь день я провёл на острове Бот, делая наблюдения – мне было очень холодно и я промок; но когда я вернулся на корабль и погрузился в холодную воду, то вмиг согрелся.

Воскресенье, 6-е. – Отличная солнечная ночь, день тоже солнечный и прекрасный, весьма теплый, во всех направлениях видны отблески льдин. Голое угольно-черное побережье Диско покрыто лишь тонким слоем снега – а море наполнено кусочками, отколовшимися от айсбергов: иногда, когда мы проплываем мимо них, то слышим, как с грохотом они разрушаются. Каждый из нас сейчас занимается своими делами на побережье, это что-то вроде выходного: одни собирают яйца уток семейства Гага, другие находят удивительные мхи и растения, а также ракушки. Ле Весконт и я проводим наблюдения на побережье, начиная с шести утра. Меня очень радует, что он принимает активное участие в наших наблюдениях, прямо как я и предполагал. Сэр Джон им очень доволен. Весь вчерашний день я был на побережье вместе с Фейрхолмом, мы трудились, используя погружную иглу. У нас имеется крыша над головой – это маленький квадратный деревянный домик. Но есть и неприятный момент: здесь летают очень большие комары, и они никогда не упускают лишней возможности покусать нас. Думаю, мне следует поймать одного из них и прислать тебе, как образец. Транспортное судно будет разгружено либо завтра вечером, либо ближе ко вторнику, и мы отправимся в путь в среду вечером, а может и в четверг – то есть, 9-го или 10-го числа. Впереди много работы!

Один датчанин пришел к нам из Ливли, он женат на эскимоске, и сказал, что, по словам эскимосов, сезон выдастся легким и лето наступит рано, и что нас ждет чистое море отсюда прямиком до залива Ланкастера. Запомни этот момент: сэр Джон все время волнуется, что люди в Англии придерживаются противоположного мнения о предстоящем сезоне. Помимо этого, в газетах могут писать все, что захотят, но информация оттуда не всегда является правдой. Лично я уверен, что в этом году есть большой шанс на успех, и даже если нам не удастся совершить путешествие за год, то у меня будет целая зима, чтобы сделать магнетические наблюдения! И сейчас я беру новое перо и думаю, что настало время завершить это письмо, по крайней мере на данный момент. Я надеюсь, что тебе было интересно читать его, но боюсь, что тут было мало увлекательных подробностей. Что забавного может найти такая леди, как ты, в описаниях монотонной работы, айсбергов и долгого пути к месту назначения? Как бы то ни было, я верю, что некоторые части этого письма развеселили тебя, а некоторые был по-настоящему интересными, но я не собираюсь перечитывать его, ибо имею страх, что в конце-концов разорву, убедившись в своей несостоятельности как писателя.